Каср'кин Рон

– … вроде мешок для трупов…

– … да по морде видно, что кровосос!..

– … люди! Кровосос!..

Как-то вот Рон догадался, что речь о том самом кровососе, который его тащит. В качестве подтверждения добровольный носильщик ускорился, а потом, вроде бы, прыгнул. Причём приземление было тяжёлым. Вот так он и выдал себя с головой.

Судя по репликам, мирное население от своих старых хозяев отвернулось и в принципе готово вступить в ряды граждан Империума. Иного и не ждёшь от аборигенов сопротивлявшейся Имперской гвардии планеты, которые упорно хотят жить.

Экстерминатус – это слишком, такого в компетенции Имперской гвардии нет и не было, но есть и более «мягкие» методы. Например, приказ командования Сегментума о физическом уничтожении предавшего Императора населения. Рон был бы очень не рад, примени кто-то в отношении этой планеты данный приказ. Не то чтобы ему жалко местных жителей… Просто приказ будет выполнять Имперская гвардия, а это годы. Это сопротивление, это фактическая «прописка» одного-двух полков на этой планете на неопределённое время, с одной единственной функцией: уничтожение нелояльного населения. С одной стороны, неплохо. Никаких неизведанных врагов, простые и понятные хомо сапиенс сапиенс, с сильными и слабыми сторонами, а также куда худшим оснащением. С другой стороны, плохо. Придётся убивать мужчин, женщин, детей, всех, кто не докажет свою лояльность или не искупит вину упорным трудом и беспрекословной верностью Императору. Рон надеялся, что ему не придётся участвовать в этом дерьме. Одно дело пустотники, которые так или иначе будут умирать, но другое дело обычные люди, которые просто родились в мире, где установлены противные Администратуму порядки.

Открылась пальба из стаб-оружия. Засвистели пули, появились первые жертвы. Неизвестный носильщик Рона прошипел под нос какие-то ругательства и вслед за этим прозвучали хлёсткие разряды плазменного пистолета.

Внезапно Рон больно ударился о рокритовый пол, а затем куда-то покатился. Стрельба отдалялась, в лицо ему брызнула вода, завоняло тухлятиной. Вода начала прибывать, Рон осознал, что упал в какую-то канаву и тонул.

«Вот так вот… – подумал он обречённо. – Не от хаоситской пули, не от цепного топора космодесантника Хаоса, не от мономолекулярного меча аэльдари, не от шального артиллерийского снаряда…»

Когда вода уже почти закрыла дыхательные пути, Рон вдохнул побольше воздуха и задержал дыхание: просто сдаваться он не собирался.

И вот, спустя жалкие несколько минут, когда вода полностью заполнила мешок, когда лёгкие уже горели и Рон боролся с неодолимым желанием вопреки логике всё же сделать вдох, кто-то взялся за мешок и потащил его на поверхность.

Вода сошла, он смог лихорадочно и взахлёб задышать.

С характерным треском раскрылась молния мешка.

– А это ещё кто такой? – перед Роном предстал какой-то белобрысый парень лет семнадцати.

– Отойди, малой. – сдвинул его уже давно начавший лысеть мужик лет сорока. – Ты чьих будешь, человече?

– Гвардейских. – нашёл в себе силы ответить Рон. – Старшина Уизли.

– Тот самый? – с недоверием спросил мужик.

– Их в кадианских полках до хрена? – реакция на страх у Рона проявлялась неуместной дерзостью и злостью.

– Тебя ищут, гвардеец. – вступил в разговор ещё один мужик, постарше, лет пятидесяти, с блеклыми, почти бесцветными глазами и блестящей в свете галогенового фонаря лысиной. – Говорят, какой-то полковник даёт помилование любому человеку и его семье, а также пятьдесят трон гельтов, если притаранить тебя в живости и целости…

– Кровосос? – спросил Рон, всё никак не могущий надышаться.

Ног он не чувствовал, но это нормально. Руки вернулись, а всё что ниже – пока что будто отключено.

– Который на рынке шумиху поднял? – уточнил старик. – Да его кончили там же. Забили арматурами, как положено. Ну и спалили, само собой.

– Вы кто такие? – спросил Рон.

– А мы живём тут. – распростёр рукой старик. – Сточники мы.

Рон огляделся. Это мало походило на рынок. Видимо, его унесло течением. Здесь отчаянно воняло дерьмом, какой-то тухлятиной и рыбой. На фоне виделась некая одноэтажная лачуга, собранная из жестяных панелей и какого-то промышленного мусора.

– Сточничество – в говне ковыряемся, что-то находим, а потом это продаём на рынке. – счёл нужным сообщить плешивый. – Нет-нет, но что-то ценное попадается.

И уставился многозначительно на Рона.

– Если доставите в полк, лично от себя ещё добавлю к вознаграждению. – пообещал Рон.

– А чего все говорят, что имперцы зело злые люди? – задал риторический вопрос молодой. – Вот этот дядя так вообще нормальный!

– Как тащить его будем? – задал более актуальный вопрос плешивый. – Бать?

– А чего тут думать? – лысый старикан заулыбался. – В телегу его загрузим, накроем сверху этой, как бишь там? А! Брезентой накроем! И если тихо будет, то потащим наверх, мне как раз ржавьё надо к Ботукею волочить, поэтому подозрений не вызовем. А пока давайте, сынки, тащите его к телеге! Живо! Живо!

Рона снова, как безучастный ко всему происходящему груз, потащили.

– Тяжелый зело, бать! – пожаловался младший. – Может, это, панцирь его снимем?

– Не трогай ничего! – прикрикнул на него старик. – В целости сказали, вдруг панцырь подразумевали? Вашблагородь, панцырь снимать можно?

– Снимайте, мне как раз рану надо посмотреть. – разрешил Рон.

Странные порядки у них. Только что он был условным говном в канале, а теперь какое-то «благородие».

Пацан аккуратно разъединил крепежи нагрудного панциря и стащил его с Рона. Где-то в области левой стороны грудины стало сильно жечь.

– Оба-на… – удивлённо вздохнул старикан. – Вампирская отрава!

– Не получилось, значит, в целости… – покачал головой лысеющий мужик. – Гвардеец, а если в живости принесём, хоть на помилование можем рассчитывать?

– Да залатают, главное донесите. – ответил Рон.

– Всё, будь спок, доставим. – заверил его мужик. – Малой, зови среднего, в телегу будем впрягаться.

– Мать! – заорал старик. – Среднего бери и пожитки самые крайние собирай! Мы наверх едем! Заживём, наконец-то, как люди!

В лачуге начались какие-то движения, а через десять с лишним минут из дома вышла некая измученная постоянным трудом женщина, выглядящая лет на шестьдесят, а также двухметровый детина с лицом не обезображенным интеллектом, несущий на спине объемный туристический рюкзак.

– В телегу полезай, старая! – повелительно приказал старик. – Ничего не забыла?

– Не забыла! – сварливым тоном ответила старуха. – Сам-то труселя не забыл надеть?

– Ты меня, курва, перед гостями почетными не позорь! – пригрозил ей пальцем старик. – А ну рот закрой и сиди на телеге тихо! Могли бы вообще тебя с собой не брать!

– Мамку не обижай! – промычал грозно Средний.

– Спокойно, Родичек, спокойно… – с едва заметным страхом произнёс старик. – Не оставим мы мамку… Не оставим…

Рон за этим цирком особо не наблюдал и не слушал. Знай лежи себе в телеге и не шуми. Сверху его накрыли замызганным маслом брезентом и наказали лежать тихо.

«Полковник? – думал он. – Неужели Духофф обо мне побеспокоилась?»

Путь был долог. Около трёх суток они поднимались по грузовым подъёмам наверх. По дороге встречались какие-то люди, в основном беженцы. На каждый их вопрос старик отвечал, что везёт металлолом скупщику. Ради не очень дорогого «хабара» кровь проливать никто не хотел, поэтому ехали без конфликтов и перестрелок.

Рона везли «as is», иными словами, как есть. При нём сохранился «хот-шот» лазпистолет, штык-нож, рюкзак, лямки которого разорвутся не раньше, чем сам рюкзак, а также панцирная броня, правда, без шлема. Шлем утерялся где-то в процессе его беспамятства, скорее всего, сняли те двое вампиров, которые хотели использовать Рона в качестве платы за билет на самый дальний континент.

Наконец, Рон услышал знакомые звуки.

– Стой, кто идёт? – окликнули откуда-то спереди.