Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 8

Царившую тогда атмосферу обобщил иерусалимский патриарх, передавший город новым хозяевам во избежание дальнейшего кровопролития. Глядя, как халиф верхом на белоснежном верблюде ехал вступить во владения Храмовой горой, он прошептал: «Когда увидите мерзость запустения…» Это был знак того, что конец света уже близок – знак, о котором предупреждал сам Христос[7].

Глава 1

Перо и меч

В земли христиан яростно вторглось проклятое племя…

племя, напрочь отринувшее Бога…

В 1093 году, наконец, настал тот самый момент, которого император Восточно-Римской империи Алексий I ждал весь период правления. Великий мусульманский враг был слаб и разобщен: один хороший толчок, и мир с процветанием – две благодати, которых не знало уже не одно поколение, – станут достижимы.

На своей коронации в 1081 году, больше десяти лет назад, Алексий пообещал вернуть империи благополучие, хотя ему, вероятнее, суждено было единственно присутствовать при ее окончательном развале. Больше четырехсот лет Византия, восточная половина былой Римской империи, пребывала в осаде. К моменту его появления на свет в середине XI века безжалостные и сокрушительные удары исламского наступления сократили территорию государства, когда-то включавшего в себя все Средиземноморье, до жалких остатков в границах современных Турции и Греции. Хуже всего стало в 1071 году, за десять лет до восхождения Алексия на трон, когда турки, племя новых завоевателей из Центральной Азии, разгромили в далеком армянском городке Манцикерт византийскую армию, пленив императора вместе со свитой. Триумфатор-султан поставил на императорскую шею свою ступню в домашней туфле, воспользовавшись униженным сувереном в качестве скамеечки для ног, и турки – по словам летописца того времени Михаила Пселла – «безудержной лавиной» хлынули в Малую Азию[8].

Пока восточная граница превращалась в руины, западные рубежи тоже выдерживали осаду. Норманнские авантюристы, потомки обосновавшихся во Франции викингов, вторглись на Итальянский полуостров – их манила обетованная земля, вполне созревшая для того, чтобы без труда ее отобрать. Под предводительством грозного Роберта Гвискара и его сына-великана Боэмунда норманны завоевали Южную Италию, практически не оказавшую им никакого сопротивления. В 1081 году они пересекли Грецию и оказались в удивительной близости от самого Константинополя. Вопрос тогда, вероятно, сводился только к тому, кому же достанется империя – норманнам или туркам.

Эта-то череда катастроф и вознесла Алексия на трон. Его престарелого предшественника, совсем немного не дотягивавшего до восьмидесяти лет и слишком обессилевшего, чтобы оказать хоть какое-то сопротивление, без труда отправили в монастырь. Столкнуться сразу с двумя решительными врагами, не располагая преимуществом в виде надежной армии, оказалось делом куда более сложным, но Алексий – благодаря дипломатии, бесстрашию, а порой и своевременному подкупу – сумел предотвратить грядущий коллапс.

Следующие четырнадцать лет он упорно трудился, дабы упрочить границы и обеспечить хотя бы видимость процветания своего народа. В конце концов, хотя прошло уже немало времени, события приняли иной оборот. Череда слабых турецких султанов в Малой Азии не смогла удержать в узде подчиненных им эмиров, и к 1095 году султанат в значительной степени распался на отдельные, враждующие между собой эмираты.

И вот настал момент, к которому так долго готовился Алексий, – момент, тщательно подпитываемый византийским золотом. Теперь, когда великий враг был разобщен и слаб, контрнаступление вполне могло вышвырнуть турок из Малой Азии и восполнить ущерб, нанесенный при Манцикерте. Второго такого замечательного шанса больше могло не быть.

К несчастью, чтобы воспользоваться им, у Алексия не было армии. После потери Малой Азии империя лишилась большей части ветеранов-солдат. Алексий на скорую руку собрал отряды наемников и необстрелянных новобранцев, которые могли произвести впечатление, покидая походным маршем константинопольские Золотые Ворота, но не могли принести никакой пользы в настоящем бою. Поэтому когда Алексий впервые бросил войско в сражение против настоящих солдат, его тут же разбили наголову. Две последующие попытки реформировать армию привели к аналогичному результату.

Проблема заключалась не столько в численности, сколько в качествах наемников, в значительной мере набираемых в соседних варварских племенах: их преданность внушала большие сомнения – и это в лучшем случае. Столкнувшись с доблестной дисциплинированной западной армией или же с превосходящей их по численности восточной, они попросту паниковали. Если бы Алексию удалось отыскать надежное войско (хватило бы и двухсот человек), оно послужило бы стимулом для равнения и укрепило решимость остальных.





К счастью, у него имелся в наличии практически готовый источник таких солдат. Западноевропейские рыцари, облаченные в тяжелые доспехи, в нападении были практически неуязвимы. Обеспечив надлежащий баланс – набрав их достаточно для укрепления армии, но все же не так много, дабы они не вышли из повиновения, – Алексий смог бы полностью изгнать турок с территории империи.

Оставалось проработать один-единственный вопрос: кого именно просить. Написать Боэмунду или любому другому предводителю норманнов, чтобы пригласить их, тем самым дав империи второй шанс, было, естественно нельзя. Не мог он и выбрать какого-нибудь монарха из запутанного клубка мелких европейских государств, потому как у того в распоряжении вряд ли оказались бы необходимые ресурсы. Только один человек обладал достаточным положением в обществе, чтобы, с одной стороны, знать, к кому обратиться за помощью, а с другой – располагал влиянием, чтобы обеспечить эту помощь Алексию. Со своим судьбоносным призывом о помощи император обратился к папе римскому.

Византийские послы, которым было поручено доставить просьбу Алексия, нашли папу Урбана II председательствующим на церковном совете в городке Пьяченца, что на севере Италии. Это было первое крупное собрание епископов за время его папства. Ему понравилось и то, что мероприятие почтили присутствием столь важные гости с востока. Византийцы традиционно отказывались признавать верховную власть Рима – эта недоработка уже привела к серьезному расколу с востоком[9], – и ему было приятно видеть перед собой личных представителей императора. После некоторых колебаний он предложил им выступить перед высоким собранием.

Учитывая обстановку, послы, дабы вдохновить слушателей, мудро решили воззвать не к мирским воздаяниям в виде земных богатств, а к чувству христианского братства. В их речах конечно же присутствовали и манящие намеки на материальные ценности, которыми можно будет поживиться на просвещенном Востоке, но большую часть времени они, вероятно, сосредоточили на гонениях и страданиях, которым подвергали там христиан. При этом послы в шокирующих подробностях описывали то, как турки подошли к вратам Константинополя… Древние христианские общины Востока – такие как Антиохия, где когда-то впервые произнесли само слово «христианство», – накрыла мусульманская лавина. Исламские армии уже захватили все семь церквей, упомянутых в «Откровениях Иоанна Богослова»: если их не остановить, совсем скоро они превратятся в угрозу уже для самого Запада. Поэтому, заключили послы, вступиться за своих восточных братьев и защитить Константинополь, величайший оплот христианской цивилизации, – долг всех добрых крещеных рыцарей.

Аргумент оказался убедительным, а в случае с папой Урбаном у него было еще одно преимущество – он упал на очень благодатную почву. Когда папа Урбан распустил совет и направился через Альпы на север, в родную Францию, его смелые и даже великие мечты обрели, наконец, отчетливые контуры.

7

 Евангелие от Матфея, гл. 24, ст. 15.

8

  Под Малой Азией изначально понималась часть римской провинции Азия, которую когда-то обратил в христианскую веру святой Павел. В ее состав входила большая часть территории современной Турции. Вместо этого названия, пусть и с некоторыми оговорками, можно использовать название Анатолия.

9

  В 1054 году эмиссары папы отлучили от церкви патриарха Константинопольского, который выступил против папы и, в свою очередь, отлучили от церкви его самого. Этот эпизод, известный как Великая схизма, обусловил череду событий, приведших к окончательному разделению христианского мира на две ветви: католическую (западную) и православную (восточную).