Страница 5 из 65
Это у кого тут животик через ремень переваливается и проплешинка на макушке отражает свет ламп?
Женя Протасов, наш плейбой! Был таким кудрявым светленьким мальчиком с голубыми глазами, как с картинки из детской книжки. В третьем классе все девчонки были в него влюблены! Я тоже, разумеется. До Ильи я добралась чуть позже.
Память потихоньку распаковывает архивы, и плоские черно-белые фото потихоньку обретают цвет и объем, над ними шуршит неумолчный шепот историй, случившихся за десять лет, а за ними встают в очередь на воспоминания тени тех, кого пока здесь нет.
Вот этот сутулый усталый мужчина с кудлатой черной бородой, спускающейся на грудь был когда-то худым высоким растрепанным парнем с горящими глазами безумного ученого. Обожал теоретическую физику! Называл нас всех тупыми и недалекими, делая исключение только для тех, кто любил математику. Потому что физика, повторял он, — единственный язык, на котором с нами говорит мир. Если не учить физику, то рано или поздно скатишься во тьму Средневековья и будешь думать, что гроза гремит оттого, что Илья-Пророк ездит по небу на колеснице.
Коля. Коля Денисов, я вспомнила!
— Коль, а чего такой бородатый как моджахед? — я решила первой перейти в атаку. Раньше, чем кто-нибудь спросит, как у меня с мужем и детьми. — Или ты модный хипстер из барбершопа?
— Я священник, — пробурчал он.
— Да ладно?! — я так изумилась, что моя идеальная маска треснула.
— Рит, будешь шампанское? — тут же засуетилась Дашка Новикова, цапнув со стола бутылку. Она всегда была главной примирительницей, остро чувствовала, когда кто-то на грани ссоры и разряжала обстановку. В этом она не изменилась. — Мы тут уже все познакомились и рассказали о себе, ты немножко опоздала…
Я сверкнула глазами, и она тут же исправилась:
— Но можем быстренько повторить, а потом про тебя послушать!
Мой внутренний компас, указывающий на цель, повернулся, стрелка задрожала — и мы с ним согласились, что отчет бывших одноклассников перед звездой будет выглядеть достойно.
Только все испортил Соболев.
*******
— Никакого шампанского! — раздалось от входа громко и пафосно. — Мы принесли вам благую весть!
Все обернулись — на входе стоял Соболев с ворохом набитых пакетов и за ним пытался протиснуться еще Вася Морозов, с таким же набором.
— Весть о том, что мы будем пить нормальное итальянское "ламбруско", а не эту дрянь, — пропыхтел он. — Ну и жратву заодно принесли.
Он все же вломился в кабинет мимо застывшего в дверях Ильи и принялся доставать из своих сумок разнокалиберные бутылки, шуршащие упаковки с мясом и сыром, какие-то фрукты в разноцветных сеточках, коробки с шоколадом.
Я отметила это краем глаза, потому что не отрываясь смотрела на Соболева.
А он смотрел на меня.
Хотя нет, сначала он смотрел на мои ноги. Очень внимательно рассматривал, начиная с кончиков туфель — увы, не Маноло Бланик, не Джимми Чу и совсем не «лабутены». Вот что мне стоило в тучные годы их купить?
Он скользнул взглядом выше, обвил им лодыжки, погладил колени и так надолго задержался на бедрах, что захотелось натянуть подол платья пониже. Дальше случилась опасная зона с моей грудью, но он ее, в отличие от того одиннадцатиклассника, мужественно преодолел. Все-таки взрослый, опытный мужчина.
И наконец добрался до глаз.
Я встретила его взгляд с прохладной полуулыбкой, хотя внутри то самое испуганное существо пялилось на него, умирая от своей смелости — я впервые в жизни так прямо смотрела ему в лицо!
Все рванули распаковывать пакеты с таким энтузиазмом, словно получили подарки от Деда Мороза. Или очень большие и взрослые «Киндер-сюрпризы». Сюрприз, игрушка, шоколад — как в рекламе нашего детства. Всегда интересно, что будет в пластиковой коробочке внутри шоколадного яйца. Нынешние дети, которым достались «киндеры», поделенные по содержимому для мальчиков и девочек, для любителей динозавров или собирающих коллекции игрушек из мультиков, такого наслаждения от настоящего сюрприза не получат уже никогда!
На меня больше никто не обращал внимания. Доставали бутылки, разливали, раскладывали по тарелкам треугольные сэндвичи, умело резали на квадратики сочащиеся соком желтые тайские манго, вылавливали из банок огурцы, ломали плитки шоколада.
Илья в этом участия не принимал. Он подошел, встал рядом, оперевшись на парту и, глядя на бывших одноклассников, вполголоса, словно по большому секрету сообщил мне:
— Ты потрясающе выглядишь. Я тебя даже не узнал сначала. Не поздоровался — не был уверен, что правда ты. Даже мелькнула мысль, что у тебя такая взрослая дочь. А я наброшусь с объятиями: «Привет, Ритка!» Не так поймет.
В лицо будто кипятком плеснули, я даже задохнулась от жара и захотелось прислонить мгновенно заледеневшие ладони к пылающим щекам. Во рту пересохло, и я сразу не нашлась, что ответить и только загадочно улыбнулась, стрельнув в него глазами из-под прикрытых ресниц.
— Давай я расскажу про всех, пока они заняты.
Он сложил руки на груди, и я быстрым взглядом пробежалась по его потертым голубым джинсам и белой рубашке с закатанными до локтя рукавами. Все-таки потрясающе выглядит. С годами стал не просто лучше, а неприлично лучше.
— Женька Протасов, — кивнул он на нашего плешивого плейбоя. — Владелец автомойки. Очень этим гордится, не вздумай усомниться, что это высшее достижение для человека. Морозову уже объяснил, что тот, изменник родины, сбежавший в Израиль, должен в ножки кланяться поднимающим экономику России.
И он хитро посмотрел на меня искрящимися от смеха глазами.
Это было так странно. Как будто мы с ним были и остаемся хорошими друзьями, и у нас етсь общие шуточки. Он меня точно ни с кем не перепутал?
— Таня Рикита, — Илья указал на стройную, даже тощую, очень загорелую белокурую девицу с явно силиконовым бюстом. — Вышла замуж за доктора и живет с ним в Германии.
— Это Рикита? — удивилась я.
Ее совсем не узнать. Была такой скромной пухлой девочкой с косой ниже попы, бездонными славянскими глазами и воплощением истинно русской красоты. Как и когда она превратилась в сушеную фитоняшную звезду пластической хирургии? Нос ей, похоже, тоже подправили. И вообще перешили лицо так, что я с трудом уловила только знакомую бездну в глазах.
— Да, я тоже был сначала шокирован, — покачал он головой, снова говоря вполголоса и придвигаясь все ближе. — Но ей все нравится. Наоборот, говорила, что жалеет нас, неудачников. А это…
— Сплетничаете? — к нам подошла Оленька Синаева — вот уж кто совсем не изменился! Как была рыжей и веснушчатой, легко краснеющей, так и осталась, только раздалась в бедрах, погрузнела, и под глазами залегли круги.
— Конечно, — подмигнул ей Илья, а она бросила на него типично женский оценивающий взгляд. Оценила весьма высоко. — Это наша почетная мать-героиня. У нее пятеро прекрасных детишек, фотографии которых она тебе с удовольствием покажет. И расскажет обо всех их успехах. Особенно младшая у нее хорошо поет.
— Нет, младшая танцует, — поправила Оленька и полезла в телефон. — Сейчас покажу ее выступление. А поет у меня средняя.
— Вторая с конца, — серьезно кивнул Илья.
— Другая средняя лошадница, недавно выиграла соревнования по выездке, сейчас тоже фото покажу… Ой, а тут у меня старшенький в форме пограничника, хотите посмотреть?
— Не понимаю, зачем столько детей, — проворчал вроде бы вполголоса Протасов, но так, что его, сидящего за столом с бутербродом в руке, услышали даже здесь у окна. — Вечерами заняться нечем было? Сериал можно посмотреть.
— Вот из-за таких как вы у нас и проседает демография! — моментально взвилась Оленька, а я подумала: «Началось». — Вот у тебя есть дети? Есть?
— Двое! Оглоедов! Спиногрызов! Вандалов! Я свой долг выполнил! Вместо армии на памперсах оттрубил, теперь никому ничего не должен! — он с каким-то наслаждением тщательно скрутил кукиши на обеих руках и продемонстрировал разом покрасневшей Оленьке.