Академия егерей

— Милаш, приветствую, — я шевельнула рукой и слегка развернулась к знакомому. Не хотелось задерживаться, но и пренебрегать любыми связями я не хотела. Милаш вполне мог поделиться со мной новостями. Возможно, не произошло ничего интересного, но я слишком давно не была в Микаре, важной была любая мелочь.

— Ох, Астер, даже не узнал тебя… Морфированный?

Вот за что я и любила алхимиков. Ни слова о том, идет мне цвет или нет, а если и последует комплимент, то моему мастерству.

— Да, очень занятный оттенок получился. Не удержалась, — солгала я. Зачем Милашу знать, что это мой натуральный цвет. — Кто уже подал документы?

— Ты — последняя из претендентов. Всего нас трое, больше комиссии не осилить, ты ж знаешь этих стариканов… Уже ждут вечерней попойки.

— А какие места распределения? — это меня волновало больше всего.

— Не волнуйся, вакансия есть, — фыркнул Милаш, он знал — как и все на подготовительных — как я хочу попасть в Главную алхимическую лабораторию. Но секунду спустя он помрачнел лицом. — Другое дело — сможешь ли ты это место получить. Мои-то шансы почти нулевые.

— То есть? — нахмурилась я. Милаш говорил так, будто и мне с моим проектом не победить третьего конкурента.

— Да третий появился — не наш. Из Алмерской академии прикладных наук. Мастер-белоручка! — скривился Милаш. М-да, по ходу кто-то из богатеньких пожаловал. — Как бы не пришлось в дотационщики идти… Два года всего, но…

Я могла только поддержать его, потому что места, которые считались дотационными, никогда не были особо привлекательными. То ли алхимик на предприятие, а это грязь, нищета и некачественные ингредиенты, а то и преподаватель в захудалую школу, где студенты в носу ковыряются вместо того, чтобы слушать. А отработать надо. М-да, белые комнаты Главной алхимической лаборатории всяко лучше!

— Говорят, что важная персона…

А вот эта новость меня не обрадовала. Мало ли какие у важной персоны возможности.

— Так может он и не защитится, — попыталась приободрить я Милаша. Надо было, конечно, глянуть на тему работы этого… заезжего. Вряд ли она могла обойти мою, да и подготовка в академии хуже. Но волноваться стоило.

— Нет, такие точно защищаются, — Милаш склонился ко мне и шепотом продолжил. — Девчонки в приемной болтали, что новичок этот не просто богатей. В прошлом году защитил мастера досрочно, а в этом году — сразу магистра, а потом — раз — и уже научный совет Алского княжества маячит перед ним. Княжич он. Алский княжич!

— Да не может быть, — это все, что я смогла из себя выдавить.

Что? Алский кто? Защищается мой брат? Новость просто сбивала с ног. Но что мне с того, кроме неприятностей? Я же этого брата никогда в глаза не видела. А вдруг он меня видел? Вдруг узнает? Чтоб его альвы сожрали!

20. Эгиль

Я не знал, куда деть руки: то ли оставить на коленях и закрыть следы крови на штанах, то ли сложить на груди и так спрятать испачканные ладони. Мне было крайне неудобно сидеть на кухне в доме алхимика, которого я убил, и смотреть, как возится у печи незнакомая мне женщина. Его родственница или близкий человек. Нас окружала тишина, нарушаемая только звуками готовки. Мне казалось, я могу протянуть руку и почувствовать эту тишину на ощупь — ее невидимый тяжелый плащ.

Напротив меня, за столом, сидела уже знакомая мне девочка и перебирала крупу. На обед будет каша с мясом. Так мне сказали. Больше ничего я добиться от женщины не смог.

В коридоре до сих пор лежали тела наемников, в подвале — останки алхимика, пятна крови на моей одежде подсыхали и темнели. А девочка все продолжала перебирать крупу и что-то напевала себе под нос. Что видел этот ребенок за свою короткую жизнь, из-за чего она так спокойно относилась к смерти? Я не хотел об этом думать, но то и дело возвращался мыслями к подвалу. Вряд ли я был первой и единственной жертвой.

На мгновение мне показалось, что все это жуткий кошмарный сон. Но нет…

Минута за минутой сливались в бесконечный поток. Я не знал, сколько сейчас времени. Даже не думал — день или уже вечер. В кухне было одно узкое окошко, но свет через него не попадал, слишком сильно оно заросло дикой ферией. Горели лиройские свечи, я как в трансе смотрел на то, как черный от копоти потолок становился еще темнее.

Я очнулся, когда на кухне поплыл запах почти готового блюда. Мясной, сытный, плотный — одним только ароматом можно было утолить голод. Я внезапно понял, что хочу есть, так сильно, что желудок тут же заболел, сам потребовал еды. Девочка без указаний метнулась к большому посудному шкафу и принялась расставлять тарелки, раскладывать приборы. На столе появились свежие овощи, лепешки и бутылочки со специями. А потом и основное блюдо.

— Тинна, руки, — строго сказал женщина, и девочка, уже ухватившая лепешку за румяный бок, отложила ее и побежала куда-то в дальний конец узкой кухни. Я помню, что проходил мимо столовой, что там был широкий длинный обеденный стол. Но выходить из кухни не хотелось. Здесь будто не было ничего — ни убийства, ни экспериментов алхимика, ни сгоревшей лаборатории.

Я тоже поднялся с мягкого, но поскрипывающего стула и пошел на поиски умывальни. Хотя какие там поиски: в кухне был маленький закуток и шаткая дверка. Я подождал, пока Тинна выйдет, и вполз в узкое пространство вместо нее. Да, это точно не купальни в Гнезде и не умывальня в моих комнатах. Но вода из крана лилась чистая и немного теплая — этого было достаточно.

Понадобилось не один раз намылить руки и лицо, чтобы из узкого выщербленного зеркала напротив умывальника смотрел человек, а не болотный гремец. Даже удивительно, что меня не накололи на грабли. Выглядел я очень подозрительно. Меня остановил бы первый же гвардеец, выйди я на улицу.

— Садись, ешь, — жестом указала мне женщина, когда я вернулся. Ее взгляд стал более одобряющим, видимо, чистые лица и руки ей были по нраву.

— Эгиль, — представился я. Происходящее до сих пор не уложилось у меня в голове, но терпеть тишину я больше не мог.

— Эгиль, значит. Меч карающий. Все по справедливости, — вздохнула женщина. — Ешь, Эгиль. Тебе понадобятся силы. Мы не можем оставить тех… в доме. А я сама слишком слаба, чтобы сделать все в одиночку.

Я не стал спорить — сейчас было не время задавать вопросы — и взял ложку. Это была обычная каша с мясом и овощами, такой курсантов в школе гвардейцев кормили. Но мой школьный паек не шел ни в какое сравнение с тем, что я ел сейчас. Было вкусно до слез. Я не знал, отчего мне было так вкусно. То ли потому что я давно не ел, то ли потому что это первая трапеза после того, как я избежал смерти.

— Добавки, Эгиль? — поинтересовалась у меня женщина. Я будто очнулся и обнаружил, что скреб по пустой тарелке ложкой.

— Да…

— Хадльдис, — наконец, представилась она.

— Спасибо, Хадльдис, — искренне сказал я. Благодарил я ее за все скопом — и за еду, и за спасение. — И я хочу принести свои…

— Не стоит, Эгиль, не нужно ни извинений, ни соболезнований, — мотнула она головой и обратилась к девочке. — Тинна, поставь воду, заварим дарсу. Дарса дает новые силы.

Я удивленно дернул бровями. Разве дарса это не колючее черное растение из южных предгорий? Кажется, ее некоторые дамы любили использовать в качестве украшений в цветочных композициях, чтобы заложить в них элемент ярости… С чего вдруг колючки символизировали ярость, мне было неизвестно. Но не особо-то я задумывался над светским значением растений. Ну кроме тех, что обозначали страсть и симпатию. Это знание передавалось между курсантами как самая ценная информация.

Мое удивление не оказалось незамеченным.

— Я тоже разбираюсь в травах, — грустно усмехнулась Хадльдис. — Может, если бы разбиралась меньше, мой сын никогда не стал тем, кем стал.

— Никому не дано знать ни своей, ни чужой судьбы, — я попытался как-то утешить ее. А внутри я обмер от ужаса. Я смотрел на женщину, чьего сына убил собственными руками всего-то несколько часов назад.