Unknown

Так Марфа стала обеспечивать интим-потребности двух недорослей на зависть другим бабам, даже замужним, и темпераменты у всех троих совпали. А наши мальчики, рано созревшие, нашли своё интим-счастье с бабушками и тётушками и опытным путём установили, что манда у всех одинакова, что у бабушки, что у тётушки, что у девочки…

Поэтому Вова, даже заполучив подружку-девочку, иногда навещал бабушку: девушки капризны — чтоб только ей хорошо, а бабушка покладиста — лишь бы ему хорошо...

Дуняша и Генка на печи

На фото: с. Выползово, Дуняшка на печи («лезь на печку, милый мой мальчик — поиграем,дам потрогать сиськи и ляжки и может быть ещё чего»), а возможно, это Груня,похожи,Генка не заметил разности...

Как начинающий писатель (член Российского союза писателей, билет № 7479), прибыв в родное село Выползово, просил земляков поделиться историями про это, есть ли вообще оно на селе. Евдокия Мокрова разболталась в сарае и под бутылку «Наполеона» поведала свою историю, я немножко литературно обработал её рассказ, в основном заменил обсценные и запрещённые слова на эвфемизмы, но самые постыдные места, с её разрешения, сохранил. Рассказ поведу от имени моего друга детства Генки Грибова, с которым вместе закончили начальную школу. Вот его рассказ.

***

— Тётя Груня та ещё штучка, живёт вдвоём с дочкой Дуняшкой, которой уж под 40, но не замужем. Выходила замуж за односельчанина в 17 лет, тот ушёл на войну и не вернулся.

Я Дуняшке вдул, она моя троюродная сестра, или двоюродная тётка — в общем, какая-то дальняя родня, я у них часто бываю. Как прозвенел последний звонок в школе, я побежал к Дуне, она на печке ждёт. Я уж догадывался, какой подарок меня ждёт: наконец-то даст пое…ать, целый год просил и ждал обещания. Дала, да не сразу, всё равно подразнила, но недолго, минут пять, и отдалась. Впервой, скажу я тебе, мы с ней всю ночь не спали: как залез на неё, так всю ночь и не слезал, настолько это захватывает.

(Оказывается, у нас на селе есть строгое правило: одинокие бабы-вдовушки дают школярам только по окончании школы, не опасаясь осуждения сельчан, да и то не всем выпускникам, а только тем, кто, по их мнению, уже и хочет и может. Поэтому неудивительно, что сорокалетняя Дуня охотно и самозабвенно отдалась тринадцатилетнему Геннадию, а он, оценив прелесть женской плоти, почувствовав несравненную приятственность этого дела, войдя в азарт и улучив момент, склонил к разврату и овладел, наполовину силой, её шестидесятилетней мамашей Груней. Впрочем, она сопротивлялась скорее притворно, а в душе сияла, что такой юный партнёр так отчаянно хочет и умоляет о взаимности такую пожилую партнёршу. Но об этом позже.)

— Раньше мы на печи дурачились, — продолжал Гена, — играли, и никогда ничего не было, а тут она, похоже, решила, что я уже вырос, и начала играть как-то по-другому. Тётя Груня на огороде, а мы на печи толкаемся. Тепло, разогрелись. Часто она прежде клала меня на себя и легонько подбрасывала тазом, «тутушкала», обоим нравилось.

Мне хотелось потрогать, а ещё лучше — потискать её большие сиськи, они колыхались в такт подбрасывания, и это завораживало. Но она не позволяла их трогать, и как только я тянулся к ним руками, она била по рукам:

— Не лапай, пока не твоё.

— А когда будет моё?

— Скоро, скоро. Мне, думаешь, не хочется поскорее отдать в твои руки это богатство? Я сама вся истомилась, жду не дождусь этого дня, а пока любуйся издали.

Я спрашивал:

— Дуняш, почему нельзя их потрогать, мы же играем?

— Скоро узнаешь.

И вот этот долгожданный день настал. Она разрешила! Я ухватился за сиськи и начал их тискать, а она легонько подбрасывала меня. «Так вот в чём дело», — понял я. Вдруг моя пиписька впервые стала твёрдой и большой, сама залупилась и стала мешать плотно припасть к её животу, и я откинулся на спину. Писун торчит вверх, а я не знаю, что делать дальше.

Раньше мой писун не твердел (не вставал), потому что Дуняша ласкала меня как ребёнка и мы играли как дети, теперь впервые Дуняша послала мне сигнал (флюиды обожгли меня), что хочет меня как мужчину, и писун мгновенно отреагировал.

Решив, что пора из меня делать мужчину, всё её поведение изменилось: прикосновения и поглаживания стали другими, первый женский поцелуй в губы чего стоил, она стала по-другому дышать, ёрзала попкой по кошме и вся была в противоречиях. Одной рукой взяла мою руку и положила себе на кунку, чего никогда ранее не позволяла, а тут оказалось, что у неё нет трусов; другой рукой как бы невзначай отмахивалась от вставшего писуна и бормотала:

— Нет, нет, подождём ещё немного этого мига, этот миг останется у тебя в памяти на всю жизнь, другого такого мига не будет.

Я, конечно, слышал от взрослых ребят, что твёрдую пипиську надо вставлять в кунку (иначе — манда, лохматка, вульва и т. д.) и она там размякнет и будет прежней. Чего ещё ждать? Я переваливаюсь на Дуняшкин живот и начинаю искать заветную дырочку своим писуном. Но где же эта дырочка? Дуняша не объясняет, но покидывает меня пониже, а писун тычется в её тёплые мягкие ляжки, в лобок, но дырку не находит.

(Здесь позвольте небольшое отступление. Ясно, что Генка рассказал мне об этом очень кратко и без подробностей, это я уж провёл теперь литературную обработку и примерил лавры Бояна. Так вот, приём, когда опытная партнёрша по самым разным причинам побуждает начинающего неопытного кончить в ляжки, весьма распространён. Первоходок, обалдев от радости, что такая солидная замужняя респектабельная дама позволила его члену шуровать по своим шикарным ляжкам, готов довольствоваться самым скромным и не требовать полноценного акта. Даже первоходок понимает: дама решает, на что она сейчас готова, на что нет.

Опытный будет действовать наглее: сам раздвинет ноги, согнёт их и попытается ввести член в лоно, — и тут возможны два варианта. Есть дамы или очень ленивые, или очень стыдливые, которым это даже нравится — вот я легла, а дальше сам, помогать не буду; и вот всё сам: сам раздвигает ей ноги до нужного угла, сам загибает ей «салазки», ну и, конечно, вводит «с руками», ибо встал слабо и без помощи рук не вставишь.

Другие несогласны на самоуправство, сбрасывают партнёра и одёргивают задранную юбку, — тут уж как повезёт. Если она решила: сегодня пусть кончит в ляжки, — то она чуть-чуть раздвигает ляжки, начинающий ловится на это, проталкивает член между ляжками и счастливо кончает. Это, конечно, паллиатив, но всё же лучше, чем рукоблудие. «Я на ней кончил», — а там, чем чёрт не шутит, может, смилостивится при повторе и позволит ему посетить «пещеру Соломона». Вот Клеопатра (или Екатерина) выбирает партнёра на ночь и задаёт загадку: «Как называется та часть тела, на которую я укажу?» Победил креативщик, и она предложила ему: «А теперь ложись на беспредельную равнину, держись за моховые горы и мечом Наполеона суй в пещеру Соломона».)

Но Дуня давно уже всё решила, лишь немного помучила меня, проверяя, насколько сильно я хочу найти заветную дырочку, и опасаясь, как бы я не кончил прямо в ляжки, закрыла глаза, томно задышала, медленно широко раздвинула ляжки, так что я свободно провалился между ними, согнула ноги в коленках, захватила согнутые ноги руками и подтянула их к животу. Попка как-то вывернулась, промежность открылась, и — о чудо! — свершилось то, чего я, не понимая зачем, ждал всю недолгую жизнь. Вот он, момент истины, писун попал туда, куда надо, и вошёл в кунку до упора.

Первые ощущения самые сильные и более уже никогда не возникали при повторе. Мы замерли и затихли. В кунке было тепло, уютно и приятно, какая-то истома разлилась по телу, нам захотелось подольше насладиться новыми ощущениями обладания друг другом.