Ясный Огонь

***

Внезапное совещание у Сталина началось с доклада руководителя Разведупра Генштаба РККА. Сам неплохой в прошлом летчик полковник высоко оценил перспективы уже начатой операции, хоть и заметил, что вообще-то согласования таких задач следует проводить, не через рядовых агентов, а на уровне центрального руководства. Когда же Проскуров покинул кабинет, от весьма эмоционального выкрика не смог удержаться уже Народный комиссар внутренних дел.

-- Гагихмес тави! Давно надо била расстрэлять этого мэрзавца! Еще год назад...

-- Хватит психовать! Спокойно говорите. Кого надо было расстрелять еще год назад?

-- Мэрзавца и нигадяя этого 'Кантонца'!

-- В чем причина такого вашего заявления, товарищ Берия?!

-- Разрешите мне, товарищ Сталин.

-- Говорите, товарищ Фитин.

-- Во Франции 'Кантонец' через свою польскую агентуру в Люфтваффе как-то смог получить сверхсекретные сведения, и без согласования с Центром вышел на контакт со своим прежним куратором, убедил его в скором провале 'Старшины', и необходимости срочного проведения операции на Узедоме. Вернее, это мы сначала думали, что сведения получены только от польской агентуры самого 'Кантонца'. Но слушая сегодняшний доклад товарища Проскурова, стало ясно, что и разведуправление Генштаба Красной Армии, уже по уши в той же самой операции.

-- Как ваш 'Кантонец' смог выйти на агентуру армейцев, вам, конечно же, неизвестно.

-- Неизвестно, товарищ Сталин. Своему куратору Зарубину он рассказал, что если все оставить как есть, то вскоре 'Старшина' будет схвачен, и что мы потеряем этого ценного резидента и его сеть агентов. Но 'Кантонец' предложил 'Старшине' сделать 'заячью петлю' через Японию с Удетом. А в это время нужно было 'громко опозорить оставленный на генерала Мильха штаб Люфтваффе'...

-- Что значит 'громко опозорить'?

-- Товарищ Сталин. Я уже савсэм успокоился. Прошу меня извинить за нервы. Разрешите, я расскажу дальше...

Повинуясь кивку хозяина кабинета, Берия продолжил мысль своего подчиненного.

-- Этот мерзавец 'Кантонец' снова захотел угнать из Германии образцы новейшей техники. И заодно, он хочет подставить курирующего немецких реактивщиков генерала Мильха.

-- Чем же вы тогда недовольны.

-- Да, он савсэм совэсть потерял! И мнит за собой право, ставить Центр перед фактом планирования и проведения им таких операций! И никто ему не разрешал...

-- Почему наш разведчик не хочет нормально доложить свои предложения, и убедить вас отдать такой приказ? В чем причина такого его недоверия к Центру?

-- Зарубину он сказал, что в НКВД есть 'крот'...

-- Кто такой 'крот'?

-- Предатель, который якобы имеет влияние на главное руководство нашего наркомата.

-- Значит, опасается, предательства...

-- ... и что этот 'крот', или сорвет все планы, или меня обязательно переубедит не проводить такой операции.

-- И, что?

-- Всё это наглая ложь и провокация! Товарищ Сталин. Просто 'Кантонец' таким способом ищет славы и тешит свое честолюбие. Я сам, ни за что, не разрешил бы этой авантюры! Никакие 'кроты' меня убедить не способны. И если 'крот' есть, то это и есть сам 'Кантонец'!

-- Значит, получается он прав? Раз такую сложную операцию, действительно, можно провести, только ставя Центр перед фактом...

-- Товарищ Сталин! А если провал?! Тогда эта его авантюра спровоцирует войну с Германией! Это же будет крах всей нашей....

-- Вы сейчас можете остановить эту операцию?

-- Нет, не можем, товарищ Сталин. Часть агентов 'Кантонец' использует напрямую, некоторых участников и вовсе втемную.

-- Значит, не можете. Ну, что ж. Тогда сделайте ВСЁ, чтобы эта операция не сорвалась! Из Кракова он уже помог вам забрать современную технику. Пусть с нашей стороны ничто не мешает успеху новой операции. Вам ясно?!

-- Ясно, товарищ Сталин.

-- Идите, товарищ Берия. До свидания товарищи.

Через несколько часов по полученному из Швейцарии плану операции, началась спешная подготовка личного состава. Восемь опытных пилотов НКВД в совершенстве знающие немецкий язык вместе с их коллегами разучивали свои легенды. Параллельно им подбирались форма и готовились документы. Раз уж, резидент советской разведки в Люфтваффе прислал фотографии, фамилии и биографии пилотов, внесенных в приказ по Люфтваффе, то разведчикам нужно было просто врасти в свой образ, а потом оказаться в нужном месте, и хорошо выполнить свою задачу. А за сутки до начала одного из этапов, из Клайпеды с советской авиабазы Паланга взлетели пять самолетов три 'Фокер-XXI' и два 'BF-110'. Взлетали они в темноте, подсвеченной лишь фонарями 'летучая мышь'. Звено 'фокеров' несло опознавательные шведских ВВС, а двухмоторные 'мессершмитты' были в раскраске Люфтваффе. Приземлились все три машины утром на широком пустынном пляже одного из островов в Балтийском море. К счастью без поломок...

***

В этот час на улицах датского города бывает мало людей. Светомаскировка и, контролирующие соблюдение комендантского часа, пешие и моторизованные патрули, дисциплинировали население, убеждая не покидать своих домов. Да и шуметь по утрам обычно было некому, но сейчас переполошился весь дом. Под окном рычал серый 'опель' с затененными щелевыми масками фарами. В комнатах одной из квартир шел обыск. Из коридора с удивлением выглядывали привлеченные в качестве понятых соседи по площадке. Но сам профессор все никак не мог поверить, что это случилось с ним и его семьей.

-- Господин Бор собирайтесь вместе с вашими родными. И заодно помогите собрать и упаковать все ваши научные материалы. И, побыстрее, самолет вас ждет!

-- А, что происходит, господа?!

-- Здесь становится опасно. Есть сведения о планах британских бомбежек. Вы и ваша семья сегодня улетаете в Германию! Остальное вам доведёт начальство. Обжаловать это решение вы сможете в Берлине.

Через пару часов датского ученого уносил через Балтику обычный 'Юнкерс-тримотор'. Что с ним и его семьей станется там, в Германии, Нильс Бор боялся даже представить. К некоторому облегчению профессора, оказался он хоть и за колючей проволокой, но не в лагере, а в небольшом коттедже. Где-то за лесом раздавался шум действующего аэродрома. В соседнем с их коттеджем домике была казарма, откуда раздавались военные команды. У выхода на посту сидел солдат вооруженный пистолетом. Под окном прохаживались часовые. Ночью Бор никак не мог заснуть, а когда сон все же сморил его, то неожиданно был разбужен.

-- Вам необходимо переодеться и идти с нами.

-- Но зачем ночью?!

-- Профессор, если не хотите оказаться в настоящем лагере, то лучше не спорьте со мной! И ни в коем случае, ничего не делайте без моей команды.

Молодой офицер говорил по-немецки с небольшим акцентом, и опасливо высматривал что-то за окном. Бор с сыном Оле, братом Харальдом и теткой Ханной оделись и снова взяли в руки свои чемоданы с вещами и бумагами. Снова машина везет их куда-то в ночь. Пришли в себя они уже в самолете. На этот раз им оказался огромный четырехмоторный 'Юнкерс-89'. В салоне он с удивлением заметил знакомые лица. Тут оказалось несколько его коллег из германских университетов вместе с семьями. И как заметил его сын Оле, большинство из них были евреи. Слушая негромкие слова сына, отец вспомнил, что двое из коллег, это известные в прошлом противники нацистского режима. А потом их пристегнули к креслам, и самолет с шумом разогнался и взлетел. Через полчаса молчаливый член экипажа раздал всем бутерброды с наполненными горячим кофе стальными кружками, и снова ушел в кабину. Самолет несколько раз наклонялся, то на одно, то на другое крыло. Справа небо стало слегка сереть. Вдруг в иллюминаторе удалось увидеть летящий невдалеке двухмоторный истребитель. Как раз в это время командир воздушного корабля соизволил выйти, и рассказать им об их дальнейшей участи. Первые же слова о том, что их побег из рейха удался, вызвали бурную реакцию пассажиров.

-- Господа, спокойно!!!

-- Куда мы летим, герр официр?!