Страница 33 из 40
14 августа вирвався я з того святого Києва і простую тепер не оглядаючись до Петербурга. А проїзжаючи Пирятинський повіт, я прочув, що в Кочубеєвих добрах не було добра та й не буде. Отой Ракович, що писав до тебе, посадив у Згурівці свого приятеля, якогось п’яницю і здирцю Браньковича. Тепер він тільки що приймається управлять. Цур йому, тому Кочубеєві! Ладнай з отим жидом, що ти казав мені, лучче буде.
Чи ти зробив що з Вольським? Як ні, то зроби як умієш і як тобі Бог поможе, бо мені і вдень і вночі сниться ота благодать над Дніпром, що ми з тобою оглядали.
Не здивуй, що я так мало пишу тобі. Ніколи. Сьогодня рушаю в Конотоп. Напиши мені в Петербург по тому адресу, що єсть у тебе. А тим часом цілую тебе, сестру і ваших діточок. Оставайся здоров.
Щирий брат твій Т. Шевченко.
345. В. Г. Шевченка до Т. Г. Шевченка
Кінець серпня – початок вересня 1859. Корсунь
…Твоє діло за покупку землі я не зміг нічим кончить; получив од нього такий одвіт, що як він побачиться з генерал-губернатором, то зараз потім дасть резолюцію настоящу…
346. Т. Г. Шевченка до В. Г. Шевченка
10 вересня 1859. С.-Петербург
С.-Петербург. 1859, 10 сентября.
7 сентября вранці приїхав я в Петербург і прочитав твоє письмо у М. М. Л[азаревського]. Пишеш, що тебе не було дома, що ти хлопців возив у Херсон. Добре зробив єси! Та тілько чи притокмив ти їх у те училище торгового мореплаванія? Якщо притокмив, то молися Богу та лягай спати: з хлопців будуть люде… тілько треба спать на одно око.
Пишеш, що бачився з Парчевським; і я з ним бачився в Черкасах. Те саме він і мені говорив, що й тобі; нехай собі робить, як знає. А ти, мій рідний брате, зроби так, як умієш і як тобі Бог допоможе. Продать він землі тієї не волен, а законтрактовать на 25 літ волен, с согласия опеки. Якби ти побачився з Вольським та з ним добре поговорив та умовився. Та вже там роби, як знаєш і умієш, та тілько зроби, бо мені й досі сниться Дніпро і темний ліс попід горою. Контрактуй на своє ім’я. На сей случай я оставив письмо у Вольського і аркуш гербового паперу в 90 коп. На тім тижні у мене будуть гроші, то як треба буде, то я зараз і пошлю тобі. Добре було б, якби Йосип або Микита взялися за постройку: веселіше б гроші платить. Якби ти побачився з ними. Як побачиш Дзендзєловського, Липомана і Грудзинського і його стару матір, то поцілуй їх всіх за мене.
Чи ти получив моє письмо з Прилук?
Пришли мені оту маленьку книжечку і клаптики з нею; хоч перепиши; мені розрішено друковать, то книжечка та тепер мені треба. Посилаю Рузі не всеобщую историю, а Робінзона Крузо: для языка це буде лучче. Історію пришлю на той рік або сам привезу.
Сестру, тебе і всіх діточок ваших тричі цілую. Оставайся здоров. Нехай тобі Бог помагає на все добре.
Брат Т. Шевченко.
347. В. П. Маслія до Т. Г. Шевченка
10 вересня 1859. Київ
Киев, 1859 года, 10 сентября.
Мій любий земляче,
Тарас Григорьевич!
Так как я думаю, что такое неожиданное, и, может быть, не в пору начатое письмо мое с первого разу озадачит Вас, навеет много различных дум и не расположит Вас к моим искренним словам и мыслям, выработавшимся на степях Украины, – то прежде всего прошу Вас, дорогой певец, не смотрите на это письмо как на что-нибудь странное, необыкновенное, родившееся в минуту праздности и наполненное пустословием, не смотрите на меня как на хитрого льстеца, как на чье-нибудь орудие – но взгляните на меня с высоты своего многостороннего гения как на малоросса-степняка, как на украинца, родного Вам по языку, по обычаям, по любви к «нашей рідній неньці» и к литературе. Предугадывая Ваш малороссийский взгляд, просвечивающий так ярко в Ваших творениях, взгляд «певца Малороссии милой своей», я открываю Вам свою, быть может, еще детскую, еще не совершенно установившуюся душу (т. е. дух), и уверен, что не сделаюсь предметом насмешки как в глазах Ваших, так и в глазах Ваших друзей. Цель этого письма, по-моему, совершенно невинная, бескорыстная – познакомиться с Вами, величайший поэт новейшего времени, хотя заочно, т. е. письменно, если нельзя было этого сделать лично. Я надеюсь, что Вы не отвергнете моей просьбы, столь для меня драгоценной, столь для Вас удобоисполнимой. Вы меня видели и, может быть, помните. В июле месяце этого года Вы были в нашей неблагодарной Украине, были в местечке Мошнах. Я, услышав о Вашем приезде, решительно забыл все, что вокруг меня делалось. Меня занимала одна мысль – увидеть Вас, и я увидел; но Вы были тогда грустны, неприступны для разговора. Вы, верно, помните, когда Вы приехали с гимназистами станового Добржинского под горы, они пошли прощаться с полковником Ягницким, – а я выбежал увидеть в первый раз малороссийского гения, о котором я часто мечтал и восхищался созданиями. Я просил Вас к себе в дом, вспоминая профессора Павлова, Вы отказали. Я отправился с Вами к новому княжескому дому, желая услышать от Вас пророческое слово. Вы смотрели на меня недоверчиво, подозрительно – но напрасно: я следил за Вами, но не как сторож, не как шпион, а как Ваш преданнейший слуга, каждую минуту готовый к услугам, как почитатель Вашего гения, я пред Вами благоговел. Нет, должно быть, Вы забыли эти минуты, которые провели Вы с неведомым гимназистом; да, Вы забыли – но я не забуду их, пока будет греметь на свете слава Шевченка. Потом я приходил к г. Грудзинскому, чтобы у него познакомиться с Вами, просил у Вас тогда «Украинец» Максимовича, и тем кончилось. Наконец, последний раз я видел Вас перед выездом в Киев у г. Липпомана. Эти три свидания, как три путеводные звезды, как вера, наде- жда и любовь, будут моими руководителями в жизни. Вы спросите, может быть, отчего во мне родилось такое непреодолимое желание познакомиться с Вами, такое благоговение к Вам и даже эта дерзость писать к Вам? Это ясно. Посмотрите, вот на горизонте взошло солнце, облило весь мир своими благотворными лучами, дало человеку случай насладиться его светом и теплотой – вдруг скрылось, оставив после себя мрак и холод. Человек ощущает неприятное состояние, ему хочется еще полюбоваться красным солнышком, он ждет его с благоговением. Так и Вы, наше украинское солнце, наша гордость, явились у нас в Малороссии, дали взглянуть на себя и скрылись мимолетной звездой, оставив сиротами своих земляков, свою родину. Мы не верим, чтобы присутствие Ваше в Малороссии было так кратковременно; нам хочется еще взглянуть на Вас или по крайней мере поговорить с Вами. Вот первая причина, первое побуждение к знакомству с Вами. Вторая причина, более основательная, заставляет меня поближе сойтись с Вами.
Давно уже я посвятил свою жизнь на изучение Ваших творений, вытканных из горя и печали и подбитых гневом – труд, на который мало человеческой жизни, над ним должны трудиться века и потомства. Несколько лет я собираю Ваши сочинения, ищу во многих малороссийских библиотеках, перерываю шкафы – и труд мой часто увенчивается успехом. Последнее сочинение, приобретенное мною, есть «Сон», эта гениальная сатира, отразившая в себе так метко пороки петербургских придворных вельмож, карающая так грозно наших мучителей, раскрывающая раны нашей Украины. Также недавно попалось мне в руки сочинение «Сидючи в неволі», не знаю, Ваше или нет?
И как после всех трудов моих, после всех розысков, часто тщетных, претерпенных гонений от гимназического начальства, не любить Вас, не благоговеть пред Вашими созданиями и не просить Вашего знакомства? Вы, может быть, оскорбитесь этой просьбой гимназиста, осмелившегося открыть Вам свою душу, сказать свое правдивое слово? В таком случае я прошу у Вас извинения в моей необдуманности и вместе с тем прошу, чтобы Вы представили в этом гимназисте истинного малороссиянина, преданного своей родине душою и телом, не жалеющего для нее своей крови и жизни – и Вы мне напишите несколько строк, чего я так алчу. Да при том, я уже в седьмом классе, приготовляюсь выйти в люди, следовательно, и я скоро буду в состоянии приносить пользу человечеству, а в особенности своей родине, и Вы не унизитесь, исполнивши мою просьбу. Я и теперь занимаюсь нашей еще бедной малороссийской литературой, имею под руками многие малороссийские сочинения, между которыми как алмаз блистают Ваши «Гайдамаки», «Катерина», «Кавказ», «До Основ’яненка». Многие лица просили у меня Ваши сочинения, хотели отдать в печать (недавно один знакомый мне помещик, ехавши в Париж, хотел взять Ваши сочинения для напечатания), но я, благоговея пред Вашим желанием, не мог отдавать их.