Страница 37 из 52
Драка
Элисон не замедлила ответить на нападение Джои ударом под челюсть, который тут же возымел действие. Наглец отшатнулся назад и застыл с искаженным лицом, вытаращившись на ее грудь. Этого мгновенья ей хватило, чтобы мощно ударить Джои коленом в пах. Его скрутило, но он, не сдаваясь, схватил ее сбоку и повалил на кровать.
— Джои… — прошептала она, в надежде разоружить его, — давай сделаем это иначе.
Он склонился над ней.
— Что «это»?
— А если я скажу, что ты мне нравишься? Что ты сексуальнее Эдриана?
— Да кто угодно сексуальнее Эдриана.
— Дай я встану.
Джои отпустил ее руки и откатился в сторону. Сначала она хотела сбежать из дома при первой же возможности, но теперь ей показалось, что с ситуацией можно справиться более безопасным способом. Если оставить его в доме одного, неизвестно, что он тут натворит или сделает со Сьюзан, когда та вернется.
Потасовка с ним вызвала у нее странные чувства, особенно потому что прежде она участвовала в чем-то подобном только в контексте сексуальных игр с другими мужчинами. Она понимала, что реагирует неадекватно… даже теперь, вместо того чтобы перейти в режим выживания, ее мозг рождал какие-то посторонние мысли. Она никогда не любила излишне драматизировать ситуацию и не видела смысла превращать происходящее в сцену из фильма ужасов. Драка вышла слишком неуклюжей, чтобы напугать ее, и ужас охватил ее лишь в тот момент, когда он сорвал с нее лифчик, но, сделав это, он сам был шокирован, и Элисон поняла, что теперь уж точно с ним справится.
Вдруг она заметила, что он плачет. Впервые она ощутила ярость и с трудом сдержалась, чтобы не влепить ему. Наверное, он понял, что только таким образом сможет выкрутиться из сложившейся ситуации; а может быть, он действительно переживал из-за того, что сделал. В любом случае, Элисон не собиралась его жалеть.
Тем не менее из стратегических соображений стоило изобразить сочувственное понимание. Ведь это Сьюзан должна избавиться от него, а она не пойдет на это, пока Элисон не расскажет ей, что Джои сотворил. И еще ей хотелось убедиться, что он осознает, что ему грозит, если он задумает мстить. Ужасно, что Сьюзан придется продолжать с ним работать, но, может, Элисон убедить ее уйти с работы.
Ей не удалось заставить себя обнять его. Вместо этого она положила руку ему на плечо и сказала:
— Не будем делать из этого трагедии.
— Не выгоняй меня.
— Что?
— Пожалуйста. Не выгоняй меня. У меня больше никого нет.
Элисон задумалась. Не потому, что серьезно отнеслась к этой просьбе, а потому, что еще не решила, как лучше от него избавиться. Она села.
— Ты не против, если я оденусь?
Он покачал головой.
— Конечно. Элисон…
— Что?
— Прости меня.
Она встала с кровати и подошла к шкафу. Вытаскивая другую майку и лифчик, она сказала:
— Ты говоришь, у тебя больше никого нет. Но ведь у тебя есть своя квартира, так?
— Да.
— Тогда почему бы тебе туда не пойти? Просто на сегодня.
— Зачем? Чтобы ты могла рассказать Сьюзан, что я на тебя напал?
— Нет, Джои, даю слово, что не сделаю этого. Но если ты здесь останешься и Сьюзан увидит нас вместе, она почувствует, неладное. Дай мне время забыть об этом.
Он сел.
— Ладно, — ответил он, — только не выдавай меня.
Ньюарк
Каждый раз, когда Мартин куда-нибудь летел, его обязательно досматривали или на отлете, или на прилете. Он знал, что сегодняшний день не станет исключением, и уже мысленно приготовился к этой процедуре. Несколько раз он пытался определить, в какой момент таможенник решает, кого досмотреть, чтобы принять респектабельный вид хотя бы на десять секунд, но пока ему это ни разу не удалось. Однажды он даже позвонил на «Четвертый канал» и попросил предоставить ему записи передачи про таможню и иммиграционные службы, но и в ней не нашел необходимой информации.
Всякий раз, когда его останавливали, происходило одно и то же. Досматривая сумки, к нему не проявляли особого уважения до тех пор, пока не обнаруживался экземпляр его журнала; потом он, как-то между прочим, сообщал таможенникам, что является редактором этого журнала, и досмотр заканчивался с меньшим рвением и с большей аккуратностью, будто служащие побаивались попасть в какую-нибудь статью.
Только в ту минуту, когда его выделили из толпы и отвели в сторону, Мартин вспомнил, что сегодня в его багаже есть не только «Форс», но и целый чемодан, набитый отборной британской порнухой. На секунду он испугался, что ввоз подобного рода изданий в Америку запрещен. Но он приказал себе расслабиться, зная, что испуганный вид только осложнит ситуацию. Кроме того, никаких специальных изданий у него не было. Все имевшиеся при нем журналы свободно продавались в Англии, а американские законы, как ни крути, гораздо более либеральны в определении рамок допустимого.
Перед ним возвышалась крупная латиноамериканка в форме. Он протянул ей свой дипломат и стал наблюдать, как она щелкнула замками и начала изучать содержимое. Даже если не считать порножурналы, его багаж выглядел довольно странно — мало кто из пассажиров везет трусы вперемежку с рабочими документами, — но закон не запрещает странности. Да и что тут странного — ему просто не хотелось тащить с собой помимо дипломата еще и сумку. Конечно, умнее было бы взять только сумку и оставить дипломат, но он собирался в спешке и, как он себе постарался напомнить, только что пережил серьезную психологическую травму. Таможенница посмотрела на него и начала выгружать содержимое кейса на стол между ними. Ему было так же неловко, как если бы диетолог подверг анализу содержимое его желудка, или психиатр — содержимое мозгов. Она ничего не сказала, но по выражению ее лица он понял, что она искренне сожалеет о том, что решила досмотреть именно его. Мартин не видел такого презрения в глазах таможенников с тех пор, как пару лет назад полостной досмотр, которому он подвергся в Хитроу, обнаружил неожиданную находку.
— Так с какой же целью вы приехали, сэр?
— Я участвую в конференции, посвященной опасному влиянию порнографии на подростков. Все, что у меня в кейсе… это материалы для обсуждения.
— И где же проходит эта конференция, сэр?
Мартин задумался. Каждый раз, заполняя в самолете дурацкие белые и зеленые карточки, он сначала подавлял в себе желание солгать, написав, что он наркоман-коммунист, участвовавший в нацистских зверствах, а потом озадачивался тем, что не может указать адрес своего пребывания. Единственным американским адресом, который он помнил, был адрес друзей из Челси, поэтому именно его он и писал каждый раз (кроме одного случая, когда он поделился своей бедой с симпатичной попутчицей, а та подбила его в графе «адрес» написать «Улица Сезам»). В глубине души он был убежден, что когда-нибудь аэропортовые службы пошлют по этому адресу тайных агентов и выяснят, что он лгал. Но на этот раз дела обстояли иначе, и его охватил страх, что именно сегодня его и уличат.
— В Челси, — сказал он, — конференция проходит в Челси.
— Где именно в Челси, сэр?
— Хм… точно не помню адрес… я остановлюсь у друзей.
— Они не обеспечивают вас жильем?
— Кто?
— Организаторы конференции.
— Нет. — Мартин поправил воротничок. — То есть, понимаете, они предложили, но…
Таможенница взяла журнал «Клаб» и стала его листать.
— Знаете, что я ненавижу в этих журналах?
Мартин покачал головой.
— Письки. Они всегда такие сухие. И где член, черт возьми?
После концерта
Входная дверь отворилась. Элисон тут же вскочила, не зная, кто это — то ли Сьюзан и Эдриан пришли с концерта, то ли вернулся Джои, чтобы снова на нее напасть. Тут она услышала смех сестры. Вдвоем с Эдрианом они ввалились в комнату.
— Хороший был концерт? — спросила она дрожащим голосом.
— Нормальный, — ответил Эдриан.