Рыжий, или Лешке бролес. Лесные братья Прибалтики

Николай Прокопенко лейтенант НКВД прибыл в августе 1940года в Шауляй вместе с отрядом милиции, командированного с Ленинграда для наведения порядка и установления Советской власти в Литве. Смена власти в республике, как и по всей Прибалтике, прошла практически бескровно. Введённых войск хватило для того, чтобы не допустить большого кровопролития. Да и народ встречал новую власть с какой—то надеждой на лучшую жизнь. Волнения начались лишь после того, когда новая власть начала проводить уже отработанную на своём народе, политику коллективизации. Привыкший к частной собственности народ Прибалтийских стран не понял такого улучшения в жизни. То там, то тут стали появляться небольшие группы недовольных, которые брали в руки оружие и начинали бороться за своё добро, нажитое годами тяжёлого труда. Трудно было понять, что всё своё нужно было везти в общую кучу и отдать голытьбе, которую ещё вчера нанимали, как батраков к себе на работу. В лесах появились отряды лесных братьев. Вот сюда и были направленны лучшие кадры НКВД. Отряд состоял из 300 человек офицеров, в основном оперативный состав. Были и участковые—уполномоченные, которых сразу распределили по посёлкам, дав им в помощь дружинников из числа молодёжи, сочувствовавшей новой власти, в основном местной бедноте. Они быстро поняли пришедшую внезапную силу с поддержкой милиции и новых законов, всячески пытались доказать новой власти свою верность.

Николаю Прокопенко достались комсомольцы с лесопилки. Они, зная всех зажиточных соседей, легко составляли списки на изъятие имущества и с удовольствием принимали в этом участие. Особенно зверствовал Витас Голюбис. Его отец, старый пьяница Радис Голюбис, с такой же, как и он сам женой, жили в старом, перекошенном, гнилом бараке с земляными полами. В семье 11ть душ детей и старые немощные родители жены в придачу. Работал Радис на лесопилке подсобным рабочим. Даже специальности себе не приобрёл за всю жизнь. Все дети пошли в него. Учиться не стали, с младенчества занимались воровством, а девчонки побирались вместе с бабкой у церкви и на базарной площади. Все рано стали прикладываться к водке, благо, что никто за это не ругал и не наказывал. Витас был старшим из братьев в семье. Злой, вечно голодный и ужасно завистливый. Его на работу старались не приглашать, а если случалось и брали, то быстро прощались, так как работать он не любил.

С приходом в Литву Советской власти в селениях стали появляться комсомольские отряды помощников этой власти. Витас быстро оценил все преимущества и вступив в комсомол стал активным борцом за новую идею. На грязной давно не стиранной рубашке, он носил полученный в первых рядах, комсомольский значок и очень этим гордился. По просьбе русского милиционера, Витас подобрал несколько человек себе подобных и теперь был в первых рядах строителей коммунизма в свободной Литве.

Миндаус Звайнис лежал на куче соломы. Голова сильно болела, с разорванного уха сочилась кровь, губы и глаза опухли и посинели, левая рука не двигалась в плече была не выносимая боль, болел набитый ногами живот и спина, взялась грязной кожицей сбитая коленка. Назойливые мухи старались сесть именно на кровь. Парень лежал и думал, как отсюда выбраться. Ещё он сильно переживал за отца и мать, которые, не дождавшись его прихода будут волноваться. Как бы им сообщить? Но в больную голову ничего не приходило. Он с большим трудом поднялся на ноги. Голова закружилась и сильно затошнило. Миндаус подошёл к запертым воротам и попробовал их отворить. Да куда там. Оно здоровому мужику не под силу, а избитому парню и подавно. Единственное окно амбара было достаточно высоко, но и на нём стояла металлическая решётка. Парень стал вспоминать, где он уже видел такую. Ну конечно же, она стояла на окне старого храма, который разграбили на второй день прихода новой власти в поселение. Миндаусу стало ужасно страшно и жутко холодно. Он понимал, что помощи можно не дождаться и его, как хозяина лесопилки с семьёй, могут выслать в далёкую и не известную российскую Сибирь. Темнело…

Витас остался за старшего. Прокопенко, уезжая в Шауляй, строго предупредил Витаса больше арестанта не трогать и даже не выводить его с закрытого амбара. Не успел лейтенант выехать с посёлка, как старший над комсомольцами забыл все приказы и достал со стола припасённую четверть водки, которую сегодня изъяли на очередном хуторе при плановом обыске. «Что выпьем по чарушке», предложил он собранию. Все выпили не споря. Потом выпили ещё и ещё, пока в бутыли не осталось на донышке. «Потом допьём» резюмировал Витас и взяв ключи пошёл тяжёлым шагом замученного труженика с ключами к амбару. «Эй Витас!» позвал его один из компании: «Не бери грех на душу, не трогай больше парня, и так ему сильно досталось не из-за чего». Пьяный изверг шёл, не останавливаясь и не слыша окрика в свою сторону. Ключ долго не хотел проворачиваться в большом амбарном замке, на конец поддался усилию и громко щёлкнув, откинув одну дужку—открылся. Пленник приподнялся на локти и через опухшие щели глаз глядел на своего мучителя. «Что, сын кулака, барство Ваше закончилось. Тепереча мы власть. А с Вами разговор один – к стенке и всё тут». Он достал свой наган, провернул лихо барабан с патронами, взвёл курок и прицелился в испуганного парня. В это время в амбар ввалилась гурьба недавних собутыльников. «Стой, Витас, не стреляй, тебе же приказали его не трогать» завопил один из товарищей. Витас спрятал наган за пояс и с силой ударил ногой арестованного по и так разбитому лицу. Кровь фонтаном брызнула с разбитого носа. «Ты ему нос сломал» процедил комсомолец в кожаной куртке с таким же значком, как и у Витаса на лацкане. «Черт с ним, всё равно их всех вышлют ни сегодня так завтра» Вытирая соломой кровь с сапога ответил старший дружинник. Закрыв амбар, мучитель повёл свой отряд допивать остаток мечтательно рассуждая о будущей счастливой жизни в советской стране.

Старый Звайнис вёл своих сыновей в посёлок. Широко шагая по полевой дороге, он спешил не опоздать не дать изуверам издеваться над его младшим из сыновей. Мысли путались в его седой не покрытой голове. Он имел решимость жестоко мстить за их жестокость. В руках он нёс топор, которым ещё недавно так мастерски рубил сучки и снимал кожуру с деревьев, готовя их к укладке в стены. Теперь он готов был одним ударом убить обидчиков его семьи. Его решимость передавалась и молодым. Сыновья шли молча, каждый думал о своём, но все думали об одном и том же. В руках у Стасиса была их домашняя берданка, заряженная крупной дробью, в карманах несколько патронов. Костас и Григонис несли ножи в рукавах своих курток. Уже стемнело, когда четверо мужчин подошли к дому с новой для них вывеской «МИЛИЦИЯ». В одном из окон горел свет. Керосиновая лампа горела на полную мощность освещая пятерых пьяных комсомольцев, спорящих между собой. На столе стояла почти пустая четверть с водкой, надкушенные куски чёрного хлеба и миска с остатками квашенной капусты. Старый Звайнис пинком ноги отворил входную дверь и четверо мужчин ворвались в горницу перед этим сорвав новую вывеску. «Все подняли руки вверх!» приказал Стасис направляя ружьё на сидящих. «Костас, Григонис обыщите их» приказал отец. Парни с ножами подошли к сидящим в полуобмороке комсомольцами забрали у них наганы с запасными патронами. Шок после нападения был настолько сильным, что новые властелины не додумались даже сопротивляться. «Где Миндаус?» спросил у всей компании отец. «В амбаре под замком, а ключи у Витаса» рассказал молоденький рябой на лицо парень в зелёной солдатской гимнастёрке. «Костас, приведи сюда его» скомандовал довольно жёстко Януке. Сын забрал протянутый ключ и вышел на улицу. «Вы напали на государственных служащих. За это Вы будете отвечать» первый, протрезвев, пришёл в себя Витас. Все нападавшие стояли молча. Миндаус на плече у брата еле вошёл в комнату. Увидев истерзанного сына, Януке спросил: «Кто?». Младший пальцем указал на Витаса. Выстрел прогремел неожиданно громко. У всех заложило уши. Витас глядел на дуло ствола и молча опускался на грязный пол, когда—то ухоженной горницы. На его груди зияла большая рваная рана. Его уже не было в этом мире. Прогремело ещё несколько выстрелов с наганов, и вся комсомольская организация перестала существовать в этом посёлке. «Лей керосин с лампы на пол и стол» дал команду Стасису старый Звайнис: «А ты, Костас, выводи брата и тащите его вместе с Григонисом в схрон». Януке запалил факел, собранный из скомканных газет и поднёс пламя к разлитому по полу керосину. Вспыхнуло всё как порох. Остаток факела он бросил в амбар на сухое сено. Страшное зарево было видно со всех сторон Кельмы.