Страница 6 из 16
Когда мы приезжали к бабушке с дедушкой по маминой линии, мы садились за один большой стол, кушали, а после играли в настольную игру «менеджер» или в карточную «бридж», это были наши семейные игры. Но отец не очень любил приезжать к маминым родителям, они недолюбливали друг друга. Поэтому нам удавалось собираться всем вместе очень редко. В основном к маминым родителям мы ездили без отца. Когда же собирались у его родителей, народу становилось гораздо больше, так как к нам присоединялся дядя Боря со своими женой и дочкой – моей двоюродной сестрой. Как же было здорово наблюдать за улыбающимися лицами всех собравшихся вместе. Все были рады видеть друг друга, хотя и собирались редко. Но стоило только отцу и его брату выпить, как начиналось противостояние в попытке доказать, кто здесь альфа самец. Праздник прекращался и все разъезжались. Их соперничество перерастало в побоище после каждого совместного употребления алкоголя. Доставалось всем, кто находился рядом в тот момент, и даже их родителям. Поэтому, когда мы видели, что отцы дошли до кондиции, сразу старались предотвратить бой за титул чемпиона и разъезжались по домам. Иногда доходило до абсурда. Например, как-то раз мы приехали к дяде Боре в гости. Рита, я и Оля сидели в детской комнате. Жены наших отцов прекрасно знали, чем всегда такие встречи заканчиваются и, хотели, избежать этого. Но не успели, видимо, проморгали моментик. Мы услышали бой посуды, доносившийся из кухни. Наши мамы вошли в комнату и сказали нам не высовываться, хотя нам и так был понятен порядок наших действий, мы уже были опытными в подобных обстоятельствах ребятами. Сами же мамы пошли в родительскую комнату, чтобы, если что, отвлечь их внимание от детей на себя. Таким образом у двух противоборствующих сторон оставались кухня и коридор для самовыражения. При входе в квартиру дяди Бори, мы попадали в коридор, который вел налево к туалету, ванной и, в конце, кухне. Прямо от входной двери коридор шел мимо детской комнаты к комнате взрослых. То есть детская была по коридору ближе к кухне (где происходило побоище), чем взрослая. Вся возня и звуки ударов отчетливо доносились до нас через тонкую стенку, разделяющую комнату и кухню, как будто они дрались непосредственно рядом с нами, так же мы слышали их разговоры, владельцы квартир в старых блочных домах меня поймут.
– Фух, я устал. А ты? – Спросил мой отец.
– И я. Передохнем? – Ответил дядя Боря.
– Передохнем.
И действительно все стихло на несколько минут, а потом, после вопроса моего отца, «Ну что, продолжим?», и согласия дяди Бори, «Давай.», опять грохот возобновился. Мы тогда забыли о страхе, что они могут переключиться на нас. Мы просто стали ржать, как лошади, нам это показалось очень смешным, мы смеялись во все горло, даже не думая о тишине…хотя вполне возможно, это был нервный смех.
Родители мамы и отца не очень ладили между собой. Дедушка по папиной линии прошел вторую мировую войну, испытав на себе все прелести фашистской оккупации и партизанской войны, начиная с малолетнего возраста, а потом до пенсии служил в милиции. Он был консерватором, не всегда понимал шутки и сам шутить не очень умел, но был очень добрым и отзывчивым, готовым всегда и всем прийти на помощь человеком. Выпивал мало и только по особым случаям, выпил и спать. Отец мамы в молодости был бандитом, как рассказывала мне бабушка, носил при себе огромный нож и даже, однажды, выкинул с электрички парня, который тоже пытался ухаживать за ней. Он был шутником, весельчаком, душой компании, так же помогал всем, кто к нему обращался. Любил выпить, но, если его не трогать, был спокойным, как танк. А если уж он начинал пить, то не успокаивался до тех пор, пока все запасы не закончатся. В связи с такими отличиями между ними мы очень редко собирались вообще все и сразу, но если уж это происходило, то только у нас в квартире. Так сказать, на нейтральной территории. И каждый раз такие встречи проходили без единого конфликта, что делало их особенно ценными. Единственное, что мне не нравилось в массовых собраниях, будь то родственники или просто друзья родителей, это когда детей начинали просить что-нибудь этакое исполнить. «А вы знаете, наш ребенок такое может. Подойди, покажи людям, на что ты способен.», и все в таком духе. Дети тоже люди, у них такой же праздник…за исключением секса и алкоголя. Складывается такое впечатление, что детей выращивают, как животных для выставки. Понятное дело, родители гордятся достижениями своего чада и просто жаждут продемонстрировать их, но и детям же может быть некомфортно, ведь не спроста некоторые стесняются.
Так мы отмечали Новый год. Для нашей квартиры было много народу, но, как говориться, в тесноте да не в обиде. Все были на позитиве, праздничный гомон, запах мандарин, подарки, веселье и радостные близкие. Мы с отцом каждый год привязывали хлопушки к дверце холодильника, просили маму, которая год за годом покупалась на этот розыгрыш, достать что-нибудь из него. Она открывала дверцу холодильника, веревка натягивалась, хлопушка срабатывала, весь холодильник в конфетти, мама в испуге ругается на нас, а мы ржем, подходим к ней (но только аккуратно, чтобы не ударила) и обнимаем ее. «Да ну вас!», говорила она, отмахивалась и шла в комнату к гостям, продолжая веселье. Да в такие моменты и не думаешь о подарках, главное – что родные рядом. Замечательно отметили, повеселились, под конец все разъехались по домам, а у отца вдруг зашел клин в мозгу. Мама убиралась, я и Рита помогали ей, убрали со стола. Мама собралась подметать пол, он был весь усыпан конфетти и мишурой из хлопушек. «Что ты делаешь? Перестань! Праздник же! Пусть валяется!», сразу с агрессией выразил свое недовольство маме блюститель веселья. Она ответила, что праздник не исчезнет, если просто убрать беспорядок. На что он схватил ее за шею, подержал так, смотря ей в глаза каким-то бешенным взглядом и отшвырнул на пол. Швабра выпала из рук мамы, она с грохотом упала, ее лицо исказила гримаса боли. «Костя, ты что?», сказала она, смотря на отца снизу вверх и пытаясь забиться в угол. Как будто в углу было убежище, которое способно спасти ее от побоев мужа. В ее глазах отчетливо был виден страх, перед надвигающейся на нее расправой. Помню, как я, стоявший позади родителя с глазами, застланными пеленой ненависти, вслух ахнул в тот момент, когда мама упала на пол. Ахнул как-то необычно, выдохнув всеми легкими, громко, я сам услышал звук, который издал, мне показалось, как будто это и не я вовсе был, а кто-то другой издал этот звук. Услышав меня, отец повернулся в мою сторону, взял за грудки и толчком отправил меня в полет на диван и опять повернулся к маме. Приземлившись на подушки, которые смягчили мое падение, я вскочил, схватил выпавшую из рук мамы швабру и со всей силы ударил отца по спине. Палка от швабры сломалась. А ведь до этого момента я думал, что поднять руку или даже просто оскорбить своего родителя – это значит опуститься на самое дно. Ударить отца или маму…, да я даже представить себе не мог как это вообще возможно. Но сейчас я не бил отца, я просто пытался защитить свою мать, родную женщину, которой угрожала опасность. Отец остолбенел, он явно не ожидал такого поворота событий. От неожиданности он растерялся и не знал, что делать, просто, мотая головой из стороны в сторону, смотрел то на меня, то на свою загнанную в угол, в прямом и переносном смысле, жену. Спустя несколько напряженных секунд, ведь и мама, и я ожидали худших последствий, махнул на нас рукой и со словами «Ну вас на х.…й.» направился в коридор. Наверное, все-таки в мозг, залитый хмельным соусом, закралась мысль о том, что он сделал что-то не так, раз уж его малолетний сын намеренно поднял на него руку. Быстро одевшись, вышел из квартиры, со всей силы хлопнув дверью. На следующий день он пришел с гостями, которые жили в соседней парадной нашего дома. Это была молодая пара, они переехали в наш дом не так давно, но их уже успели полюбить все во дворе, они были позитивные и жизнерадостные. Продолжение празднования Нового года началось. Отец, приняв изрядную порцию спиртного, начал жаловаться на маму не только молодой паре, но и гостям, присоединившимся к празднику. Он рассказывал, как она разрушает дух праздника, все время пилит бедного, ни в чем не повинного мужа, и все в таком роде. Он это делал с нарастающей агрессией, которая постепенно начинала приобретать форму попытки пометить территорию, ведь перед ним стоял молодой самец, который пришел, пусть и по приглашению, но на территорию «вожака». Когда новоселы поняли, к чему все идет, остались только наша семья и они. Пара решила пойти домой, ребята пригласили меня и Риту к себе. Сейчас я понимаю, что это было сделано для того, чтобы мы не видели, как родители ссорятся…, можно подумать, это было для нас в новинку. Они придумали странный предлог, сказали, что у них дома есть очень необычная старинная брошь и они хотят показать ее нам. Рита сразу заинтересовалась, а я согласился просто потому, что не хотел обижать хороших людей отказом…да и любопытно же было ребенку, что это за брошь там такая. Когда мы оказались у них дома, нам продемонстрировали обычную, как мне показалось, брошь, сказали, что досталась от бабушки. Помню, тогда я подумал, «Это бред какой-то. Ничего особенного в этой броши нет, она не стоит того, чтобы вокруг нее поднимать такую шумиху.». После включили музыку, показали нам свои альбомы с фотографиями, сопровождая каждый снимок отдельной историей…лично мне больше понравилось слушать их, нежели лицезреть вышеупомянутую брошь. К сожалению, я не помню их имен, так как с тех пор не мало времени утекло, но я благодарен им за то, что они попытались оградить почти незнакомых им детей от родительских разборок. Спустя пару часов, мы с Ритой вернулись домой и застали маму, расстилающую постель. Отца дома не было, может и к лучшему. Посмотрев немного телевизор, мы втроем так и уснули в родительской кровати.