Бал Хризантем

Дора открыла ноут. Нинка писала, что у нее все хорошо. Родственники к ней благосклонны. Показывают Москву и вместе с ней ждут эфира, который состоится через неделю. И чтобы Дора держала за нее кулаки, плевала через плечо, молилась всем богам и громко подпевала возле экрана, когда она выйдет на сцену.

Отмеченное грустным смайликом сообщение свалилось совсем недавно: «Два раза была в Останкино. Слонова не встретила».

Похоже, Нинон влюбилась. Пусть хоть у нее все сложится. Интересно, а Слонов женат? Проверить это в век тотального интернета не составляло труда, и Дора полезла в поисковик выяснять интересующее обстоятельство. Ничего о семье так и не нашла, зато фотографий загрузилось – не пересмотреть.

И что она в нем нашла? Неказистый: головастый, ростом с наперсток. Зато девки вокруг – частоколом. Во взгляде неизбывная печаль, будто он – не генеральный продюсер, а безработный клерк с валютной ипотекой. Оценить выбор подруги Дора так и не смогла. Ее идеал – мустанг с глазами темнее персидской ночи, с шепотом жарких губ, с объятьями, в которых задохнешься от счастья. Мужчина должен носить на руках, а такого, как Слонов, хочется самой приголубить, уж больно маленький и несчастный. Но Нинка справится. Главное, чтобы не задавила своей любовью.

Оба выходных Дора бездельничала: спала, ела, читала и шаталась по магазинам в поисках пуховика. Ее старый растерял начинку еще два сезона назад. Таскать из него пухово-перьевые занозы порядком надоело. Да и нынешняя работа обязывала выглядеть прилично. Отчаявшись найти подходящее из недорогого, Дора все же отважилась заглянуть в бутики. Конечно, о том, чтобы приобрести там что-то, и мысли не было – так, поглазеть. Тем более в сезон распродаж. Не выгонят же ее оттуда.

В первом же магазине ее встретили приветливо, невзирая на немодное пальтишко из дешевого драпа и тускло сияющие сапожки из дерматина, которые для форсу производители нарекли экокожей. Даже охранник в строгом черном костюме, похожий на голливудскую звезду, был с ней любезен. Стекающие с зонтика на вычурный мозаичный пол капли никого не смутили, и девушка-консультант тут же взяла в оборот заглянувшую нищебродку. А вдруг у нее, как у героини какого-нибудь фильма, карманы набиты валютой. Но карманы Доры были пусты – кроме жетона метро, в них ничего не было.

Все-таки не всегда стоит клевать на наживку «sale», иногда можно подавиться нулями.

Дора старалась не смотреть на цены, одного раза было достаточно, чтобы понять: ты здесь лишняя. Это какая-то другая жизнь, где можно позволить себе курточку по цене однушки в Девяткино. Примерить что-то крупное она не решилась, но, чтобы не впасть в депрессию от собственного ничтожества, отважилась натянуть на руки нежно-сиреневые перчатки, невероятно мягкие и столь же дорогие. Тридцать тысяч. Сама по себе цифра не очень и страшная, даже приятная, если выдает тебе ее кассир в день зарплаты. А вот если ее нужно отдать за аксессуар, вместо которого можно просто согреть руки в карманах… Дора стянула перчатки. На вопросительный взгляд ответила: «Подумаю». Что тут думать! Бежать из буржуйского лабаза, не оглядываясь, чтобы не заработать себе столь модный среди мыслящей публики когнитивный диссонанс! Но Дора собралась и представила, что непременно зайдет сюда еще не раз – и не в сезон скидок. А вот та курточка из кожи техасского аллигатора непременно будет в ее гардеробе!

– Пшёнкин, салют! – приветливо бросила в сторону охранника отдохнувшая за выходные, сияющая румянцем Дора и прямиком отправилась в свой «будуар».

Бумажный черный пакет стоял на столе. Стягивая пальто, она не сводила с него глаз. – Пшёнкин! – кликнула из дверей. – Подойди!

– Что звала? – спросил, застыв в проеме.

Она кивнула на подозрительный пакет.

– Люськин?

– Не знаю. Я после нее не заходил.

Согласно инструкции, обо всех подозрительных находках полагалось сообщать начальству, и уж оно решало – вызывать МЧС или самим любопытничать, что внутри. По телефону быстро выяснили, что не Люсин.

Майор выставил Дору за дверь. Приказал отойти подальше, а сам черенком отобранной у Алибибы метелки героически ткнул пакет – вроде обошлось. Тогда, затаив дыхание, он приблизился к объекту и заглянул внутрь.

Через минуту, сжимая в руке пару сиреневых перчаток из шелковой кожи ягненка, Пшёнкин появился в холле.

– Дай-ка мне руку! – зловеще произнес он, и сердце Доры вмиг сжало тисками восторга и ужаса, словно это была не пара перчаток, а «черная метка» от слепого Пью.

Ноги ее подкосились, и обмякшее тело рухнуло в кресло.

Глава восьмая

– Закрывай глаза, – мужчина чмокает девочку в щеку, прохладную и влажную после вечернего умывания. В кровати рядом – белый медведь, настолько огромный, что занимает места больше, чем сама хозяйка игрушки. – Закрывай, закрывай. А я расскажу тебе сказку.

– Неть! – девчушка открывает уже сомкнутые веки и не найдя в темноте собеседника, тянет к нему руку. Маленькая ладошка нащупывает горячую и сильную. – Я сама.

– Что сама?

– Сама расскажу сказку.

– Хорошо, – мужчина целует детскую ручку с той нежностью, которая переполняет зрелых отцов долгожданных дочек. – Рассказывай.

– Жил-был сухарик, – начинает таинственным шепотом и поворачивается на бок, лицом к слушателю, устроевшемуся рядом на детском стульчике.

– Сухарик?! – ласково переспрашивает он, поправляя сползшее на пол одеяльце.

– Да. Жил-был сухарик. Не перебивай меня, папочка.

– Хорошо-хорошо… – отец устало дремлет.

– Жил был сухарик, – сладко позевывая, начинает снова. – Сначала он был хлебом. А когда упал за буфет и пролежал там день, – тут девочка замолкает, кажется, что сон сморил ее еще в начале сказки. Мужчина приоткрывает глаз. Но нет, она высвобождает руку, чтобы крепко обнять медведя и, уткнувшись в него носом, продолжает, – пролежал он за буфетом день. Неть. Год. А когда засох, встретил… – она снова ворочается, поудобнее устраиваясь в кроватке. – А когда засох, встретил мышонка.

Отец слушает молча, лишь счастливая улыбка блуждает на губах.

– С мышонком они подружились. И по ночам гремели на кухне. Это они в кастрюлях катались. Наперегонки. А хозяева думали, что это полтергейст.

– Полтергейст?! – удивление заставило слушателя открыть оба глаза. – Это кто тебя научил? Может, домовенок?

– Нет. Полтергейст. Домовенки в деревне живут. В деревянных домах. А у них дом каменный. В нем полтергейст. Это мне мама сказала.

– Понятно.

– Слушай дальше. У мышонка были мама с папой, и они захотели узнать, где он по ночам шляется.

– По ночам шляется? Это тоже мамины слова?

– Нет. Это когда мамы долго нет, няня говорит: «Где твоя мать по ночам шляется?» Дальше слушай. Вот они ночью подсмотрели за сыном своим мышиным и сухариком. А потом решили, что съедят сухарика. Но ведь друзей есть невозможно и отвратительно! Тогда мышка побежал сухарика спасать и помог ему выбраться из дома. Он его… Он его… На улицу вывел. Через свою норку. А на улице злой голубь больно клюнул сухарика… Но рыжий кот прогнал… голубя… А кота соба… чка… а…

– А что дальше? – тихо прошелестел отец, стараясь не спугнуть наплывающий на девочку сон.

– А дальше зав… тра…

Мужчина бесшумно поднялся, аккуратно, чтобы не разбудить дочку, забрал медведя из кроватки и, положив в корзину к остальным игрушечным приятелям, вышел из комнаты.

Сергей Борисович – так звали счастливого отца Софьи. Это невероятно трогательное создание появилось в его жизни неожиданно и недавно. С ее матерью свела их мимолетная встреча. Внезапный угар пьяной страсти, безумной и бездумной. Когда не рассудок управляет телом, а инстинкт, не оправданный ни любовью, ни нежностью. Сошлись и разбежались вроде скотины в период гона. Он даже не помнил, где и когда. Каково же было узнать Сергею Борисовичу на пятом десятке, имея в анамнезе стерильность, что он отец. Автор и творец новой жизни. Вот так сошлись звезды.