Страница 1 из 6
В поисках Тридевятого царства
Россия сильно изменилась за последнее столетие. Великая крестьянская культура канула в Лету – то есть просто умерла. Люди, смотревшие на небо, пахавшие землю на лошадке и жившие по годовому хороводу праздников (замечу – жившие счастливо) ушли от нас. Но это наши деды и прадеды! В нас течет их кровь и мы говорим на языке, что они создали для нас. Замечательное наследство – наши народные сказки! Великий русский этнограф Дмитрий Зеленин (1878 – 1954), родом вятчанин, в годы своей молодости (1900-ые годы) собрал и опубликовал в 1915 году большой сборник «Великорусских сказок Вятской губернии». Он записывал сказки, в основном, сам у последних сказителей нашего края.
Кроме сказок с первой по шестую первого раздела этой книги – все сказки взяты из зеленинского сборника но упрощены и адаптированы мной для современного читателя. Некоторые сказки найдены мной в рукописных записях и впервые опубликованы. Это – «Богатырская сказка», «Сказка о царе и его славной дочери Марусе», «Сказка об умной Марьюшке и дураке Иванушке», «Сказ о разбойничке Илье – Уполовничке». Язык живой русской речи, во многом нами утраченной, поражает и удивляет. Это – язык другого мира, но мира замечательного и интересного. Дело ведь не в диалектизмах и просторечиях. Канула в Лету вся повседневная жизнь нашего народа со всеми предметами обихода в избе, с пашней и жатвой на ниве, песнями в сенокос и хороводами на лужку: праздниками и буднями. И мне этой жизни жалко!
В первую часть книги «Вятские сказки для детей» вошли тексты попроще, которые можно читать детям или с детьми любого возраста. Во вторую часть книги вошли сказки немного посложнее. Их также можно читать с детьми любого возраста. Но они, пожалуй, нужны взрослым даже больше чем детям. Почему? Да мы напрочь забыли наследство наших дедов – крестьянскую Россию, чью тысячелетнюю мощь и богатство держал на своих плечах простой русский мужик. Это было богатство духа, красота души! И все это отразилось в сказке как в зеркале. Что такое русская народная сказка? Как ее рассказывали и как слушали? О чем идет в ней речь? Давайте задумаемся над этими непростыми вопросами.
Без сказок крестьянский быт был немыслим. В каждом приходе, околотке, волости были свои знатоки и рассказчики сказок. Знали они их много и могли рассказывать подолгу. Но не в обычную пору. Нужен был для этого серьезный повод – свадьба, праздник или что-то другое, значимое для семьи, которая приглашала к себе на праздник сказочника, чтобы потешить гостей. Труд мастера чаще всего оплачивался.
Такими сказителями на Вятке в конце XIX – начале XX веков, как правило, становились бывалые мужики, хорошо знавшие несколько ремесел, уходившие на заработки по зимам, иногда очень далеко от своего дома. Это плотники и пимокаты, портные и сплавщики леса… Именно у них Дмитрий Константинович Зеленин записывал сказки для своего замечательного сборника, изданного в Петрограде.
Сказки как неотъемлемая часть русского крестьянского быта, повседневного обихода, жили в каждой деревне и в каждой семье. Кроме мастеров-сказочников, почти в любом селе были или бобыль-старичок или вдова-старушка, к которым в избу зимними вечерами гуртом шли местные мальчишки и девчонки и, словно завороженные, слушали в неверном свете лучины таинственные и холодящие сердце сказки о богатырях и многоголовых драконах, удачливых дураках и глупых царях. Мир за околицей наполнялся чудесами и его с трепетом постигали дети.
Ксения Афанасьевна Рублева (родилась в 1918 году в селе Шестаково Слободского уезда; она и все цитируемые далее старожилы являются коренными вятчанами) вспоминает: «Сказок много слыхивала – и про зверей, и про людей, и про чудовищ. А слушали их ночью, летом на сеновале, а зимой на полатях. Много сказок было, порой до поздней ночи досиживали».
Рассказывали зачастую сказки матери своим домашним. В дневном распорядке дня это был особый час.
«Как начнет темнаться, так все ложились на полати. Света не было, а керосина мало и дорого. Сказки все рассказывали – часа два-три. Потом лучину зажигали – ужинали. Потом в темноте день обсуждали. Сказок-то было много, да я уж не помню», – вспоминает вятчанка Н. В. Метелева. Другая наша землячка, вспоминая 1910-1920-с годы, добавляет: «Сказочники и сказочницы были во всех деревнях. К ним в дом собирались вечером взрослые с ребятами. Чего там только не рассказывалось! И дома мать прядет, так сидишь около нес вечерами и слушаешь сказки».
Без чудесных историй скучна зима в деревне на теплой печке с завыванием ветра в трубе.
«Помню, зимой забирались на печь и рассказывали сказки. Обязательно про царя, царицу, царевну, царевича и Ивана-дурачка, чтоб он был умнее царевича, чтоб обязательно совершил подвиг и женился на царевне. Просмеивались богачи и восхвалялась беднота в этих сказках» (А. А. Кожевников). Эмоционального голода у детей не было. Сопереживание рассказчику было полным и всеобщим. «Когда училась в Мурашах, жила на квартире. Хозяин был пожилой человек, почти старик. Он такое рассказывал, что мы, сидя на скамейках, прижимались друг к другу. Черти, лешие, домовые… Рассказывал, что сам чуть ли не разговаривал с «лесным дядюшкой». Шел он как-то по лесу домой, впереди него бежала собака. Вдруг он слышит топот копыт. Показывается пара вороных, а в санях сидит такой великан, что наравне с деревом. Собака прижалась к хозяину, а он и сознание потерял. Очнулся – сидит под елкой. Ведь немного и выпил-то, говорит, в селе, а поди ж ты, не помню, когда и сел под елку. Вот и верь ему, что видел! А мы с тех пор стали бояться. Особенно, когда ходили рано утром в школу… Старались идти где-то в середине ватаги, а не последними» (Н. А. Нохрина).
Сказки часто были тесно связаны с особенностями образа жизни конкретной деревни – обычаями, традициями, верованиями ее жителей. Рассказчики импровизировали – одну и ту же сказку могли повторять детям во многих вариантах.
«У нас вот в деревне был дедушка Миша, старенький такой, с бородой седой. К нему все собирались. Он столько сказок знал, и каждый день все вроде про новое. Вот запомнилась сказка про сизое перышко. Как девушка друга милого ждала. Он в виде птицы должен был прилететь. А мачеха узнала про это, в окна стеколья понатыкала. Он и порезался. Плакала девушка над птицей (своим милым), а как упала слеза ее горячая птице на сердце – переметнулась птица и в друга милого превратилась. Я очень любила эту сказку» (Н. Ф. Стремоусова).
Вятский край – деревянное царство. Где, как не в здешних дремучих еловых и сосновых чащобах, вспомнить о сказочных непроезжих дорожках! Странные легенды о марийских и удмуртских языческих божествах, таинственных курганах и древних кладах встречаются здесь на каждом шагу. Это ли не благодатная почва для сказителя! В рассыпанных и по сегодня там и сям в глубине области инородческих поселениях их жители поддерживают существование многих мифов. Причем обширная Вятка и ныне и в стародавние времена всегда была настоящим этнографическим котлом. Булгары и удмурты, марийцы и татары, русские и чудь… Канули в Лету бесермяне и тептяри, ушли в прошлое языческие божества нерусских народов, окрещенные здесь в XVIII-XIX веках – но дух инородческого прошлого вятских земель, начавших заселяться русскими только с XIII века, незримо витает над ними и по сей день. Влияние на север Вятки Великого Устюга и Новгорода, Галича и Вологды, на юг – Казанского ханства, на центр – Суздаля и Нижнего Новгорода определяло культурное развитие этих земель и неизменно сказывалось и в народной сказке. Вовсе не случайно первая сказка настоящего сборника («Богатырская сказка») записана на самом севере – в Лузе. Ниточка к ней идет из Новгорода Великого.
Все, собранные в сборнике вятские сказки, – типично русские народные. Местные особенности, по существу, не бросаются или почти не бросаются в глаза. В чем же прелесть и сила этих сказок?
Именно в народной сказке наиболее полно раскрывается душа народа, его мечты и особенности мышления. Но сказка общечеловечна, она странствует не только из области в область, но и от народа к народу. Есть общие, излюбленные для многих народов сюжеты, есть и наслоения от разных исторических эпох. И в самой сердцевине сказки – ее волшебная сущность, унаследованная от глубокой древности.