Стеклянный отель

Именно это нечто встревожило Уолтера сильнее всего: невыразимая мерзость послания на стекле; но он не знал, как объяснить Полу, не вдаваясь в подробности своей личной жизни, а мысль о том, чтобы поделиться с этим безвольным придурком хоть чем-то личным, была ему нестерпима. Он не смог закончить фразу. Уолтер откашлялся.

– У меня к тебе есть предложение, – сказал он. – Собирай свои вещи и уезжай на первой же лодке, и тогда мы обойдемся без полиции.

– Извини. – Пол перешел на шепот. – Я просто…

– Ты просто решил испортить окно отеля самой гнусной, самой дикой… – Уолтера бросило в пот. – Для чего ты вообще это сделал?

Но Пол выглядел как мальчишка на месте преступления, придумывающий оправдания, а Уолтеру в ту ночь больше не хотелось слушать вранье.

– Слушай, просто проваливай отсюда, – сказал он Полу. – Мне неинтересно, зачем ты это сделал. Я больше не хочу на тебя смотреть. Убирай моющие средства, иди к себе в комнату, пакуй вещи и скажи Мелиссе, что хочешь срочно съездить в Грейс-Харбор. Если не уедешь к девяти утра, я пойду к Рафаэлю.

– Ты не понимаешь, – сказал Пол. – У меня куча долгов…

– Если бы ты дорожил работой, – возразил Уолтер, – наверное, не стал бы портить окна.

– Стекло ведь даже нельзя проглотить.

– Что?

– В смысле, это же физически невозможно.

– Ты серьезно? По-твоему, это может быть оправданием?

Пол покраснел и отвел глаза.

– А о сестре ты подумал? – спросил Уолтер. – Она ведь тебя порекомендовала?

– Винсент здесь ни при чем.

– Так ты собираешься идти? Я сегодня в благодушном настроении и не хочу тревожить твою сестру, поэтому даю тебе возможность выйти сухим из воды, но если хочешь иметь дело с полицией…

– Нет, я пойду. – Пол посмотрел на чистящие средства так, словно не понимал, как они оказались у него в руках. – Извини.

– Собирай вещи, пока я не передумал.

– Спасибо, – сказал Пол.

До чего же все-таки жутко. Почему бы тебе не поесть битого стекла. Умри. Сделай несчастными всех близких. Он снова вспомнил о своем друге по имени Роб, который навсегда остался шестнадцатилетним, вспомнил лицо его матери на похоронах. Уолтер в полузабытьи досидел до конца смены, а потом дождался утра, чтобы поговорить с Рафаэлем. В восемь он уже должен был лежать в постели и теперь смертельно хотел спать. Проходя по лобби, он увидел, что Пол стоит на краю пристани и складывает в лодку свои рюкзаки.

– Доброе утро, – сказал Рафаэль, когда Уолтер заглянул к нему в кабинет. Он был свежевыбрит и полон сил. Оба они жили в одном и том же здании, но существовали в разных часовых поясах.

– Я только что видел, как Пол отчалил на лодке вместе со своими пожитками, – сообщил Уолтер.

Рафаэль вздохнул.

– Не знаю, что стряслось. Утром он заявился и рассказал что-то бессвязное о том, как соскучился по Ванкуверу, хотя три месяца назад паренек слезно меня уговаривал взять его, потому что ему жизненно необходимо переехать и сменить окружение.

– Он не объяснил, в чем дело?

– Нет. Снова будем искать кандидата. Что-то еще? – спросил Рафаэль, и Уолтер, от усталости потерявший защитный панцирь, впервые осознал, что Рафаэль не питает к нему особой симпатии. Это открытие отозвалось в нем тихим болезненным уколом.

– Нет, – ответил он, – спасибо. Не буду мешать.

По пути на служебный этаж он вдруг пожалел, что был так суров с Полом. Теперь он стал сомневаться, верно ли понял его слова: когда Пол сказал про долги, он имел в виду, что ему нужна работа в отеле или что ему заплатили за то, чтобы он оставил эту надпись на стекле? Оба варианта казались бессмыслицей. Очевидно, надпись предназначалась для Алкайтиса, но что могло быть нужно Полу от Алкайтиса?

Леон Превант с женой уехали тем же утром, Джонатан Алкайтис – два дня спустя. В день отъезда Алкайтиса, когда Уолтер вышел на свою смену, в баре работал Халиль, хотя у него должен был быть выходной: Винсент неожиданно взяла отпуск, объяснил он. На следующий день она позвонила Рафаэлю из Ванкувера и сообщила, что решила уйти из отеля, поэтому горничные сложили ее вещи и убрали их в кладовку.

Стеклянную панель заменили на новую по баснословной цене, и о граффити постепенно стали забывать. На смену весне пришло лето, а с ним и суета и блеск высокого сезона: лобби каждый вечер было набито до отказа, темпераментный джазовый квартет получал разнос на служебном этаже, когда его игра недостаточно восхищала гостей, а попеременно с квартетом играл пианист, на чье пристрастие к марихуане закрывали глаза, потому что он, казалось, мог исполнить любую существующую в мире мелодию. Все места в отеле были выкуплены, персонала стало почти вдвое больше; лодка под управлением Мелиссы курсировала до Грейс-Харбор и обратно с утра до позднего вечера.

Вслед за летом наступила осень, потом начались тихие и темные зимние вечера и затяжные дожди, отель наполовину опустел, и после ухода сезонных работников в служебных помещениях воцарилась тишина. Уолтер спал днем и выходил на смену по вечерам; ему нравились долгие ночи в пустынном лобби, когда Ларри стоял у дверей, в баре был Халиль, а за стеной бушевал шторм. Иногда он садился пообедать с коллегами, в то время как на утренней смене шли завтракать, пропускал пару стаканчиков с персоналом на кухне, слушал джаз у себя в комнате, выходил из «Кайетт» на прогулку и заказывал по почте книги, которые читал после пробуждения ближе к вечеру.

Однажды ненастной весенней ночью приехала Элла Касперски. У нее был свой бизнес в Чикаго, и она часто останавливалась в отеле, чтобы, по ее словам, сбежать «от всего этого шума». Примечательна она была тем, что Джонатан Алкайтис категорически не хотел ее видеть. Уолтер понятия не имел, почему Алкайтис избегал Касперски, и даже не хотел знать, но когда она приехала, по обыкновению проверил список бронирований – убедиться, что Алкайтис не оставил заявку в последний момент. Он заметил, что Алкайтис уже долго не был в отеле – дольше, чем обычно. Когда в два часа ночи в лобби все стихло, Уолтер набрал в поисковике имя Алкайтиса и нашел фотографии с недавнего благотворительного вечера. Алкайтис был в смокинге, весь сиял и держал под руку молодую женщину. Ее лицо показалось ему очень знакомым.

Уолтер увеличил снимок. Это была Винсент. Более гламурная ее версия, с дорогой стрижкой и профессиональным макияжем, но, без всяких сомнений, это она. На ней было серебристое платье, которое на вид стоило столько же, сколько Винсент зарабатывала в баре за целый месяц. Подпись под фото: «Джонатан Алкайтис со своей женой Винсент».

Уолтер оторвался от экрана и окинул взглядом затихшее лобби. Прошел год с тех пор, как уехала Винсент, и за это время в его жизни ничего не изменилось, но он и сам не хотел никаких перемен. Халиль теперь работал по ночам на полную ставку и сейчас болтал с только что приехавшей парой. Ларри стоял у двери с полузакрытыми глазами, заложив руки за спину. Уолтер покинул свой пост и вышел подышать ночным апрельским воздухом. Он надеялся, что Винсент была счастлива в другой стране, где вела новый и необычный образ жизни. Он пытался вообразить, каково жить с Алкайтисом: куча денег, особняки, личный самолет – все это с трудом укладывалось у него в голове. Ночь была ясной и холодной, луны не было видно, зато ослепительно сияли звезды. В предыдущей жизни в Торонто Уолтер и представить не мог, что полюбит место, где звезды светят так ярко, что даже в безлунную ночь можно увидеть свою тень. Теперь у него было все, чего он только мог пожелать.

Но по пути в отель в голове вспыхнуло воспоминание о словах, написанных на окне год назад: Не хочешь поесть битого стекла? и наполненная тревогой тайна, стоявшая за ними. Лес превратился в массу неразличимых теней. Он сжался от холода и пошел обратно, к теплу и свету лобби.

IV

Сказка

2005–2008