Страница 52 из 55
Из штаба дивизии заспешил в батальон. Для выполнения важнейшего задания решил подобрать тридцать коммунистов и комсомольцев — самых смелых и надежных лыжников. Отбирал внимательно. Брал лишь тех, кого лучше всего знал. На глаза попался белокурый крепыш старший сержант Сапожников. Его только сегодня по рекомендации ротных коммунистов и замполита Кузнецова приняли в партию, и он конечно же также хотел поскорее показать себя в деле.
— Не волнуйся, сибиряк, пойдешь со мной, — кивнул ему капитан.
— С вами хоть на край света! — улыбнулся помкомвзвода.
Три десятка отобранных лыжников принялись готовиться к походу в тыл врага. Приводили в порядок маскхалаты, натирали лыжи, пришивали оборванные пуговицы, сдавали, как обычно, на хранение документы. Да, было совсем так же, как поется в знаменитой фронтовой песне. Над заснеженной землянкой бушевала январская метель, а бойцы, плотно прижавшись друг к другу, сидели у тесной печурки в ожидании своего часа. Неяркое пламя, подрагивая, освещало сосновые поленья, заиндевевшие воротники полушубков и сосредоточенные лица бойцов.
Капитан, сидя у печурки, изучал партизанский план расположения фашистских складов, прикидывал, откуда лучше к ним подобраться. Масловский был доволен, что к ночи разыграется непогода. Дело предстоит серьезное. Надо проскользнуть через линию фронта, подойти незаметно к фашистским складам. В таком деле темная ночка да несусветная метель — лучшие союзники.
В землянку вошел замполит. Кузнецов всегда появлялся в роте, когда того требовали обстоятельства. В полночь группа лыжников отправится на выполнение ответственного, опасного задания, и надо добиться, чтобы каждый боец «понимал свой маневр» — всем сердцем, всей душой чувствовал смысл воинского приказа, сознавал значение и необходимость того, что предстоит сделать. Замполит прошел в угол землянки, повесил на стену географическую карту и, оглядев лыжников, негромко начал:
— Дорогие товарищи, я пришел к вам поговорить о судьбе Ленинграда — великого города, который мы справедливо называем колыбелью нашей революции.
Он заговорил о трудных блокадных днях, которые пережили ленинградцы, о беззаветном героизме защитников города. Потом подробно обрисовал обстановку, которая сложилась здесь к началу 1944 года. Блокада города прорвана еще год назад, но Ленинград по-прежнему фронтовой город. У его стен и в примыкающих к нему районах сосредоточена сильнейшая немецко-фашистская группа армий «Север». Гитлеровцы не отказались от мысли покорить великий город. За последние полгода они обрушили на Ленинград восемнадцать тысяч снарядов. За год, минувший после прорыва блокады, во время обстрелов было убито и ранено шесть тысяч мирных жителей.
— Друзья мои! — взволнованно продолжал замполит батальона. — Назревают решающие бои за Ленинград. Ваш поход в тыл врага должен стать большим вкладом в общую борьбу с врагом. Своим подвигом вы расчистите путь нашей гвардейской дивизии, спасете тысячи мирных жителей. Ведь снаряды, которые вам поручено уничтожить, могут упасть на головы ленинградцев, разрушить дворцы и памятники, превратить в руины дорогие нашему сердцу места, где жил и работал Владимир Ильич Ленин.
Капитан Масловский вместе с лыжниками внимательно слушал замполита, потом достал из полевой сумки блокнот и начал что-то писать. Лицо его, освещенное мигающим светом от железной печурки, то хмурилось, то вдруг яснело, становилось задумчивым и одухотворенным, точно он видел в эту минуту что-то такое, чего не видели другие.
Закончив напутственное слово, Кузнецов подошел к Масловскому и сообщил ему:
— Пойдешь на задание не только командиром, но и парторгом. Так решил начальник политотдела. Мы тоже готовимся. Похоже, на рассвете двинет вся дивизия.
— Возможно, и наш поход связан с наступлением дивизии? — предположил Масловский.
— Все может быть.
Они тогда еще не знали и не могли знать, что на рассвете двинется в решительное наступление не только их дивизия, но и основные силы войск Ленинградского и Волховского фронтов, чтобы разгромить противостоящего врага. Уничтожение артиллерийских складов врага, видимо, играло немаловажную роль на этом участке фронта.
— Хорошо, что пришел, товарищ замполит, — улыбнулся Масловский. — Прими мои документы. А вот эти бумаги отправь, пожалуйста, по назначению. Понял? После посмотришь. — И сунул Кузнецову в карман небольшой бумажный сверточек. — Только обязательно исполни. Понял? Обязательно…
Закончив приготовления, все высыпали из землянки на лесную поляну. Подъехала повозка, на которой были уложены ящики с взрывчаткой. Принесли наспех сшитый белый маскхалат для лошади. Надевая его на норовистого Гнедка, лыжники переговаривались:
— Пускай и этот блондин побудет «снежным дьяволом».
На прощание замполит пожал Масловскому руку и, пожелав ни пуха ни пера, размашисто хлопнул сбоку широкой ладонью, точно проверяя, крепко ли он стоит на ногах. Масловский обычно отвечал тем же, но на этот раз порывисто обнял замполита и крепко прижался щекой к его щеке. Потом резко оттолкнулся и, не оборачиваясь, побежал в голову цепочки. «Нервы сдают», — подумал замполит, глядя ему вслед.
Лыжники направились к завьюженному перелеску. Поскольку в этих местах не было сплошной линии фронта, им удалось в темноте проскользнуть между двумя опорными пунктами гитлеровцев и углубиться в лес. Тайными партизанскими тропами они добрались до железнодорожного разъезда, около которого располагались фашистские артиллерийские склады. Увидев торчавшее из сугроба проволочное заграждение, Масловский поднял руку, шепнул лейтенанту Вялкову:
— Стоп.
Они легли на снег у поваленного дерева и, прикрывшись белой маскировочной палаткой, еще раз взглянули на партизанскую карту. В желтом лучике карманного фонаря четко вырисовывались два крестика на извилистой линии, изображавшей проволочное заграждение. Один, более жирный крестик обозначал расположение охраны складов. Другой, побледнее, указывал место, где надо делать проход, чтобы проникнуть на территорию складов.
Лыжники прошли вдоль проволочного забора не более двухсот метров и увидели полузанесенную снегом траншею, похожую на вход в подземелье. Саперы начали резать проволоку, лыжники из отделения Сапожникова принялись разгружать повозку и перетаскивать ящики со взрывчаткой к проходу. Когда все было сделано, капитан приказал Вялкову вести лыжников дальше вдоль изгороди — туда, где должны быть складские ворота. Расчет был простой: внезапным ударом по охране отвлечь внимание гитлеровцев и тем временем взорвать склады.
— После взрыва всем домой, — бросил Масловский Вялкову. — Вас это тоже касается, — кивнул он Сапожникову и полез вслед за саперами под проволоку, чтобы выполнить трудную и опасную боевую задачу даже ценой собственной жизни. Иного выхода не было.
Медленно потекли секунды ожидания. Над сугробами кружила разбушевавшаяся метель. Тревожно шумели сосны. В тусклом небе иногда проступала луна, ее тут же застилали вихри налетевшего снега. Но вот в однообразный вой пурги ворвались хлесткие автоматные очереди, взрывы гранат. «Лыжники напали на охрану», — догадался Сапожников. С другой стороны послышались винтовочные выстрелы. Видно, партизаны поддерживали «снежных дьяволов». А потом грянул взрыв — протяжный и раскатистый. Дрогнула земля. Полетел с деревьев снег и, подхваченный порывистым ветром, закружился над лесом. Сапожников выскочил из траншеи, глянул туда, где были фашистские склады, и ничего не увидел. Все вокруг было окутано густым едким дымом. Над землей повисла сплошная черная завеса.
Там ничто не могло уцелеть.
Там никто не мог уцелеть.
— За мной! — крикнул Сапожников лежавшим в траншее автоматчикам и, встав на лыжи, побежал к линии фронта.
Оглушенный взрывом, он ничего не слышал и ничего не видел. Торопливо взбирался на крутые сугробы, налетал на сосны, падал в холодный снег, но тут же вскакивал на ноги и снова бежал в расположение своей дивизии. За ним спешили уцелевшие автоматчики.