Большие детки

— Ты можешь заткнуться, Мария? — угрожающе проговорила Каллен.

— Оу, Роуз, — театрально удивилась Мария, затем перевела взгляд на ее сестру, — ой, и ты тут, как неудобно вышло, кстати, тату просто класс…

Попытки Элис спрятать надпись вызвали на лице Марии торжествующую улыбку. Но ей этого было мало. Обида требует мести, и это правило она не собиралась забывать.

— Элис, не обижайся, но в следующий раз не держи своих мужиков голодными, а то Хейл не даёт мне даже передохнуть.

— Заткнись, — истерически крикнула Элис.

— О, какие мы злые, но я не виновата, когда он пробирается под юбку, ему сложно отказать. Ох, кому я рассказываю тебе ли не знать.

Лицо Элис вспыхнуло от смущения. Мария поняла насколько она неискушенная в таких делах, что уже во второй раз испытала зависть.

— Ох, ну надо же, ты что, настолько скучна? — не упустила она еще одной возможности уколоть Элис.

— Какая же ты сука, — вмешалась Розали, разочарованная тем, что ее сестра не может как следует ответить своей сопернице.

— Сука, — ехидно улыбнувшись, согласилась Мария, — вот только меня по-прежнему хотят, а вас поимели.

Брови Розали взметнулись вверх, она приготовилась сказать что-нибудь грубое, но Мария ее опередила:

— Причём за деньги.

Сказанное было совершенно лишним, поскольку разбудило в Розали слепую ярость.

— Ну все, шлюха, ты сейчас получишь, — прокричала она и кинулась на Марию.

Сначала она дала ей пощечину, а затем, грубо толкнув, навалилась на несчастную. Мария не могла даже как следует защититься. Движения Розали были быстрые. Девушка накопила так много злости, что казалось, она выплескивала ее наружу. Теперь в ней было сложно угадать ту хрупкую девушку, что была в объятиях МакКартни.

Элис проворно надела платье и кинулась спасать от сестры бедную Марию. Розали успела ещё пару раз ударить ту прежде, чем Элис смогла оттащить ее подальше от противницы.

Мария с перепуга расплакалась и, казалось, совершенно не могла встать. Но самое унизительное было то, что в окружении стольких подруг, за нее заступилась только Элис Каллен. Унизительно было то, что, как бы она ни пыталась выглядеть сильной, пока использовали и унижали только ее, всегда только ее…

====== Глава 42. So Cold ======

Ben Cocks — So Cold

Oh, you can hear me cry

О, ты слышишь мой плач,

See my dreams all die

Видишь гибель моих мечтаний

From where you’re standing

Оттуда, где стоишь

On your own.

Сам по себе.

It’s so quiet here

Здесь теперь так тихо,

And I feel so cold

А мне так холодно.

This house no longer

Это здание больше не

Feels like home.

Ощущается домом.

Когда-нибудь это должно было случиться. Сколько она сдерживала себя? Сколько обид, горя копила в душе? Все эти чувства внезапно взбунтовались, требуя выхода. И вдруг в голове Розали что-то замкнуло. Она не хотела драться, более того, не думала, что найдет в себе столько злости. Не сейчас, когда всем доказала насколько ручной она может быть. Но слова Марии вывели ее из себя. С каждым хлестким ударом Розали чувствовала себя свободнее. Словно бурлящая вода, прорвавшая плотину, ее злость выплескивалась наружу. Как это легко, подумалось ей тогда, легко высвободиться через боль, через всепоглощающую ярость. Когда адреналин зашкаливает в крови так сильно, что ты не чувствуешь зудящий боли в руках. Она отчетливо помнила, как с каждым ударом ей казалось, что она возвращается к той Розали, что была до Эмметта. Так странно, делить свою жизнь по этому принципу. Смутно припоминать, что было до того, как абсолютно чужой человек становится тебе родным. Как он меняет тебя.

И что теперь? Она летит вниз… в кипящий котел своих же терзаний. Ее мысли, бесконечный поток ненависти к себе не оставляли ее в покое. Она захлебывалась ими каждый раз, когда пыталась начать все заново. Без Эмметта.

Ей хотелось бы быть сильнее, не чувствовать дрожи в руках, когда он порывался с ней поговорить, не чувствовать противный скрежет в душе, когда парень звонил ей. Розали вдруг почувствовала, что разучилась говорить. Словно она потеряла голос. И ей захотелось, просто безумно захотелось крикнуть. Сжать кулаки, вобрать в себя столько воздуха, сколько позволят ей ее легкие, и со всей силы завопить.

— Розали… — тихо проговорила Эсми, — пожалуйста, поговори с нами.

Девушка упрямо молчала. Даже несмотря на то, что она глубоко уважала Эсми, она не могла что-либо сказать. Не хотела оправдывать себя. Сейчас она ненавидела всех. Где бы она ни была, чувствовала себя потерянной. Больше не было той спасительной лесенки, при помощи которой Розали выстраивала свои мечты, желания.

Но самое страшное было то, что ей было все равно. Ей почти не было стыдно, почти… Все дело в Эсми. Эта женщина напоминала ее маму. Она так же смотрела на девушку с разочарованием.

У девушки было ощущение, что история снова повторяется. Она снова теряла себя, как уже было несколько лет назад…

Эмили, мать Розали, сидела чуть сгорбившись. Она тихо проговаривала слова, словно это могло смягчить то, что с ней произошло. Но девушка не могла понять, что она хочет сказать. Точнее, не могла принять этих слов. Ее раздражал солнечный свет, который заливал комнату. Розали казалось, что эти яркие лучи поглощают ее мать, что уже разлучают их.

Это было так больно и страшно. Но так трудно что-то сказать. Вот тогда и зародилась у нее в душе эта злость.

— Ты умрешь? — достаточно грубо спросила она, сминая в руках салфетку.

— Роуз, — виновато выдохнула ее мать, что девочка поняла ответ.

Розали просто не смогла выдавить из себя что-то милое. Не могла сказать, как ей жаль. Она чувствовала растерянность. Привыкшая говорить прямо, она не смогла лицемерить.

— Когда ты умрешь? Завтра или послезавтра? Скажи, когда это случится? — ее голос срывался на крик.

Эмили вскочила, в то время еще достаточно здоровая, чтобы проворно обнять Розали, но та нервно отскочила.

— Милая… — пролепетала женщина, чувствуя, что на глаза наворачиваются слезы.

— Ты умрешь, — выдохнула девочка, чувствуя, как по щекам бежали слезы, — но мне только одиннадцать, мама. Ты не можешь заставлять меня проходить через такое, это нечестно!

Нечестно…

— Мисс Каллен, мисс Каллен… — требовательный тон директора вернул ее на землю.

Вся эта пережитая боль вновь обрушилась на нее новой волной. Она видела перед собой свирепое лицо Вольтури, участливое лицо Эсми и торжествующую ухмылку Марии.

Прошло столько лет, но она даже сейчас чувствовала чудовищный гнет в душе за те слова, что произнесла.

Розали вцепилась в подлокотник кресла, желая отогнать те воспоминания. Общение с Эмметтом приносило ей облегчение. Она часто рассказывала ему те вещи, за которые ей было особенно стыдно. Он понимал ее. В такие моменты ей казалось, что они делят пережитое, освобождая место для новых чувств, для новых, общих воспоминаний. Но теперь эта половина была пуста, а сама она чувствовала себя разграбленной.

Розали жутко боялась всех тех откровений, которые ему сделала. Если бы они были материальны, то девушка обязательно забрала бы все себе. Она была безумно осторожной, если не жадной, когда кто-то касался ее чувств, секретов.

Мария сидела рядом. Сказать, что она ненавидела Розали, ничего не сказать. Девушка просто не могла выносить одного ее имени. И дело даже было не в том, что Каллен была популярна. Нет, она просто была счастлива. Девушка светилась счастьем, что Марии было не понять. Ее никто не любил, ни мать, одевающая голливудских звезд, ни отец, владеющий своей сетью ресторанов. Вы скажете, разве за это можно наказывать? Да, Мария отчаянно пыталась стать счастливой. Эти многочасовые тренировки, строгие диеты, ежедневные процедуры в салонах, все это было для того, чтобы кто-то ее полюбил. Чтобы для кого-то она смогла стать самой красивой. Но этого не случилось. Так почему бы не утешиться, наблюдая за теми, кто из-за этой любви страдает.