Зачарованная Эви

В тот раз, когда я заснула в пристройке, я вернулась в Топи, когда небо уже совсем посветлело. Никто, даже ССахлУУ и ЭЭнс, не поинтересовался, что со мной случилось. Просто взяли у меня сушеное мясо и принялись жевать.

Днем мы охотились либо в Эльфийском Лесу – где ни разу не видели ни одного эльфа, – либо у дороги, прячась от больших компаний, поскольку, по словам ССахлУУ, один огр может убедить не больше трех эльфов, гномов или людей зараз.

– Когда их больше, мы перестаем разбирать чувства каждого в отдельности.

– Вшестером мы можем зазЭЭнить сразу восемнадцать, – добавил ЭЭнс.

Меня он в это число не включил: я не могла убедить даже одного.

Тут меня осенило: даже если я овладею искусством зЭЭна, все равно не смогу жить в городе или деревне – ведь там слишком много народу: всех одновременно не успокоишь.

В горле застрял ком. Чего я тут добиваюсь? Если я не смогу жить там, где много людей, как я найду свою любовь? Много ли в Киррии достойных обаятельных отшельников?

Но я не оставила попыток, поскольку ничего другого в голову не приходило. За первую неделю мы добыли оленя и кабана, и я приняла в этом участие – ведь, будучи человеком, ела оленину и кабанятину. Еще огры задрали трех ослов, но уже без меня, и мяса я не ела, хотя ужасно хотелось.

Естественно, чтобы добыть ослов, банде нужно было зазЭЭнить их хозяев. Я испытывала удовольствие, представляя себе, как эти люди вздохнули с облегчением, когда мы ушли, а они опомнились и поняли, что остались живы.

После ночных вылазок я ложилась отсыпаться, и мне частенько снилось, что я вылечила господина Питера от какой-нибудь ужасной болезни.

Десятого октября, холодным осенним утром, я проснулась в ужасе. Начался мой девятнадцатый день в обличье огра. Еще полтора месяца, даже меньше, – и я уже не смогу превратиться обратно!

Я сказала ШаММу, что не буду красть сушеное мясо, пока не найдется лучшего метода обучить меня зЭЭнить. Он кивнул и отправил ССахлУУ и ААнг поймать мне человека, чтобы было на ком упражняться.

– Только не ешьте его: он нужен мне живым!

А я хороша – говорить так о человеке! Ну и ну!

– УНН эММонг джООл, – объявил ЭЭнс.

Я тоже. Мы взяли по полоске сушеного мяса. Я откусила… и вспомнила!

Сегодня же день рождения Чижика! Ему исполняется шестнадцать. Если бы я была дома, то закрыла бы аптеку и мы пошли бы гулять. В прошлом году мама приготовила нам вкусной еды, и мы устроили пикник на часовой башне Дженна. Чижик умел видеть красоту, любил о ней поговорить и великолепно знал Дженн. Мы сидели на подоконнике узкого окна, ели и болтали.

Теперь, с новой точки зрения, я заметила, как мы похожи: оба любили и умели есть аккуратно, но были рады, что мама сунула в корзинку с провизией запасные салфетки, обоим нравился контраст между прямыми улицами Дженна и буйной природой за его окраинами.

Настроение у нас, по крайней мере у меня, не было романтическим – нам просто нравилось общество друг друга. Я очень дорожила этим воспоминанием. У Чижика, более общительного, чем я, было много друзей, а у меня – только больные и бывшие больные. С кем он решил провести сегодняшний день – с кем-то из приятелей? Навещал ли он маму хоть раз с тех пор, как мы расстались? Конечно навещал. Он же добрый. Я надеялась, что в день рождения у него не случится ни мигрень, ни несварение.

Я надеялась, что он не забыл меня.

Куда запропастились ССахлУУ и ААнг?

Уже после полудня я наконец различила их в тумане, вечно стоявшем над Топями: две массивные квадратные фигуры по обе стороны от третьей, более изящной. Я напряженно замерла, едва дыша, у меня даже кости загудели от предвкушения. «Иди, иди сюда, человечек. Научи меня всему, что я должна знать».

Очертания фигур постепенно прояснились… и оказалось, что это господин Питер, все такой же неотразимый, согнувшийся под тяжестью седельных сумок.

Глава девятая

При виде меня господин Питер положил свои пожитки, улыбнулся, будто мы с ним были закадычные друзья, и снова изящно поклонился.

– Вот мы и встретились снова… э-э… – Он бросил попытки вспомнить, как меня зовут. – Госпожа целительница.

Обидно, что он забыл.

– Госпожа Эви. – Я повернулась к ССахлУУ и ААнг. – Дайте попробовать.

Ужас, переполнявший господина Питера, мгновенно раздулся, как воздушный шар. Пленник бросился бежать. Я протянула руку и перехватила его.

– Тебе нечего бояться. – Я постаралась говорить как можно нежнее. – Это же я.

Я проверила, окружен ли его страх той оболочкой, о которой говорил ССахлУУ. Ой, да. Я попыталась ее укрепить.

– Я тебе ничего плохого не сделаю.

Ужас ничуть не унялся. Господин Питер сглотнул, попытался выдавить что-то, снова сглотнул. Глаза у него полезли на лоб, что не пошло на пользу красоте.

Я оглянулась. Остальные ощерили на него клыки – потешались за мой счет. Я сделала вид, что сейчас брошусь на них, и дернула господина Питера за собой.

Они все разом попятились и расхохотались.

– Прошу прощения! Господин Питер, вам не больно?

Если бы я случайно вывихнула ему плечо, можно было бы вправить.

Нет ответа. Взгляд у него остекленел. Я покрутила его руку и не ощутила никакой боли, только страх…

…И этот страх пробудил во мне огрскую ярость. Да как он смеет бояться, когда я желаю ему только добра?! Мне же ничего не стоит взять и вывихнуть ему руку, а потом вылечить его. Тогда он поймет, что небезразличен мне.

Тьфу! О чем я только думаю?

Я привела его к границе участка, легонько надавила ему на плечи, чтобы он сел, и опустилась на корточки рядом с ним, боком к банде, чтобы держать их в поле зрения. Они вернулись к прежним занятиям – жевали полоски сушеного мяса, медленно, чтобы растянуть удовольствие.

– Здравствуй.

Я попыталась изобразить очаровательную улыбку.

Его страх не уменьшился.

ССахлУУ, держась на почтительном расстоянии, по-огрски подсказал мне, будто учитель – ученице:

– Скажи ему, что хочешь, чтобы он был счастлив.

Я послушалась. Господин Питер только дернулся в сторону.

– Я никому не позволю тебя есть. Они ведь тебя не съели, сам посуди. А в обычных обстоятельствах ты уже был бы у них в желудках.

У него все-таки сохранились остатки здравого смысла, и он меня понял. Я ощутила, как логика возобладала, а страх чуточку утих.

– У тебя получается, – отметил ССахлУУ по-огрски. – СзЭЭ эММонг ААх форнс.

– В каком-то смысле, – добавил ЭЭнс, тоже по-огрски. – Не как мы. Но очень хорошо! – добавил он полушепотом.

А я хотела научиться, как они, – быстро и надежно.

Остаток дня я посвятила опытам. Говорила тише, громче, выше, ниже, напевно и отрывисто. Заставила ССахлУУ и ЭЭнса показать, как надо, и подражала им. Как по мне, идеально только у них получалось, а у меня нет.

Настал вечер. В конце концов господин Питер немного расслабился, но не благодаря моим стараниям. А я окончательно рассвирепела. Конечно, он не был виноват в том, что у меня ничего не вышло, зато становился съедобнее с каждой минутой. Успокоили меня только три полоски сушеного мяса.

Ночью я наворовала еще мяса и весь следующий день – мой двадцатый – упражнялась в зЭЭне.

Господин Питер уже совсем перестал меня бояться и лишь слегка опасался остальной банды. К полудню он спросил, почему мы его не съели.

– Я что, слишком жилистый?

Мы рассмеялись.

– Тощий – это да, но уж точно не жилистый, – усмехнулась я. Или это я кокетничаю?

– Напугай его, – велел ЭЭнс. – ЗЭЭн или успокаивает, или пугает.

Но я и этого не смогла.

Но не сдавалась. Я была уверена, что не трачу впустую драгоценное время. У господина Питера было все: ум, чувство юмора, здоровье. В его присутствии у меня постоянно бежали мурашки. Но добрый ли он? А вдруг я уже влюбилась? Сумею ли подать себя с выгодной стороны и понравиться ему даже в таком обличье? Кажется, мне уже удается его рассмешить.