Страница 4 из 77
— Тебе придется спать на улице, — сообщил ему Тома. — У нас нет места…
Тэйн сразу же почувствовал в его словах ложь.
— Понимаю.
Его озадачило слово «земстви», казалось, имевшее общее корни со словами «граница» и «дикая местность». Теперь он, кажется, понял.
— Ты новый кайдаровец? — выпалил Тома, но тут же раскаялся в сказанном. — Прости. Расскажи мне про человека, которого ты видел.
Видя настойчивость Томы, Тэйн отключил все внешние раздражители и тщательно воспроизвел увиденное в памяти, как его учили. Хороший разведчик должен был помнить каждую мелочь.
— Крупный мужчина на крупной лошади, пестрой, лохматой. Мужчина с бородой. И с рогами.
— Проклятый Торфин, — Тома выплеснул злость, разбрасывая сено. — Это не рога. Это его шлем.
Тэйн подумал, что ему еще многое предстоит узнать. Это была странная земля, не похожая на спокойную, расчетливую Иву-Сколовду, которую он изучал дома.
Он обвел взглядом маленький хлев. Его строители явно не обладали большим опытом. Он сомневался, что ему два года, и тем не менее он уже разваливался.
— Можем пойти поесть. Правда, мы мало что можем предложить. Вареная баранина с капустой и луком.
— Баранина? Как я и надеялся, — ответил Тэйн и, видя удивление Томы, объяснил: — У нас дома редко бывает баранина. Только богатые ее едят. Мы, обычные солдаты, обходимся кашей и свининой. В основном кашей.
— Дома? Где это?
— На востоке. За Зубами Дракона.
Тома предпочел уклониться от дальнейшего разговора.
— Мы лучше пойдем в дом. Рула сердится.
— Идите. Мне надо еще кое-что сделать. Не ждите меня. Обойдусь объедками или тем, что останется.
Тома уставился на него, хотел было что-то сказать, но передумал.
— Как пожелаешь.
Как только Тома ушел, Тэйн совершил солдатский Вечерний ритуал, очистив душу от бремени пережитого за день. Он предпочел сокращенный Боевой ритуал часу медитации и упражнений, которые он соблюдал в мирное время, решив, что займется этим позже.
Он направился к двери.
Волосы на его затылке встали дыбом. Остановившись, он медленно повернулся и обратился к своим чувствам Претендента.
Человек в рогатом шлеме наблюдал за домом из рощи, окружавшей владения семьи Клекла. Тэйна он не видел.
Поразмыслив, Тэйн пожал плечами. Это была не его проблема. Он решил, что расскажет Томе, когда они будут одни. Пусть тот сам думает, что делать.
Солнце висело высоко над горизонтом.
Отпустив мула и мерина пастись, Тэйн окинул взглядом зеленые холмы.
— Прекрасная страна, — пробормотал он, подумав о том, что принесет ему дальнейшее путешествие, и не спеша направился к дому, где Рула начинала готовить завтрак.
Эти люди вставали поздно и никуда не торопились. Он уже успел совершить Утренний ритуал, проверить свое походное снаряжение, умыться и прогуляться вокруг источника. Затем он присоединился к Томе, когда тот вышел приглядеть за овцами.
Увидев Тэйна, Тома облегченно вздохнул, но вид его становился все более озабоченным, и он не произнес ни слова.
Тэйн сдержал свое любопытство. Солдаты умели не задавать лишних вопросов.
— Доброе утро, Стебан.
Мальчик стоял в дверях дома, сонно потирая глаза.
— Доброе утро, Тэйн. Мама варит овсянку.
— Гм?
— Очень вкусно, — пояснил Тома. — Мы добавляем к ней немного меда.
— Так вы держите пчел? — Он не видел ни одного улья. — У меня был друг, который держал пчел… — Он не договорил, предпочитая не вспоминать. Кай Линг был ему словно брат, и они вместе были Претендентами. Но Линг не сумел поверить, что у него нет таланта, чтобы стать тервола, и он до сих пор пытался взобраться по неприступной лестнице.
— Дикий мед, — сказал Тома. — Люди с холмов собирают его и выменивают у нас на железо.
— Понятно. — Тэйн во второй раз за утро взглянул на дом Клекла, и тот его особо не впечатлил — обложенное дерном строение размером всего четыре на шесть шагов, мало чем отличавшееся от соседнего хлева. Во время первых полевых учений, еще будучи кандидатом в легион, Тэйн и то научился строить лучше.
Рядом строился второй, постоянный дом. Проект выглядел куда амбициознее, и каждое бревно провозглашало его домом мечты. Вечером, после ужина, Тома обсуждал его с блеском в глазах. Это был символ Грааля, который он принес в Земстви.
Сооружение выглядело столь же неумело построенным, как и хлев.
Рула с болью во взгляде молча смотрела на мужа, пока тот все дальше углублялся в свои мечтательные фантазии.
Прежде Тома служил счетоводом в конторе Перчева в Ива-Сколовде. Измученный и лишенный каких-либо перспектив, он переводил в цифры перемещения мехов, шерсти, пшеницы и металлических болванок. Дни его были долгими и утомительными. Летом, когда ходили баржи и караваны, он не мог позволить себе даже выходных.
Все это было до того, как его посетила дикая надежда, слабая мечта о Земстви, которая нашла здесь лишь свое грубое выражение, но вряд ли кто-то мог сказать, что он не пытался сделать все возможное, чтобы воплотить ее в жизнь.
Достаточно было взглянуть на Рулу, чтобы понять — их прежняя жизнь порой была похожа на ад, но по крайней мере их жилище оставалось теплым и крыша не протекала. Жизнь была предсказуемой и безопасной.
В доме Клекла шла война двух философий, хотя женщина признавала традиционное право мужа и лишь молчаливо его обвиняла.
Тома был мужем Рулы, и она вынуждена была переехать в Земстви, став невольницей его грез — или кошмаров.
Магия чисел сломала запоры на дверях души Томы, позволив просочиться сквозь них свету мечты. Свобода, интеллектуальная химера, за которой гнались многие его соседи, ничего не значила для Клеклы. Его соседи предпочли опасности колонизации Шары, поскольку им была гарантирована защита Короны.
Тома, однако, безгранично верил в сбалансированные уравнения. Числа доказывали, что сообщество, которое занимается овцеводством и производством шерсти, не может не процветать среди этих плодородных холмов.
Но Тома не понимал того, что видел Тэйн — числа были безлики или чересчур примитивны. Они не могли учесть человеческий фактор.
Тома был обречен на неудачу. Он не учел того, что у него нет опыта, необходимого, чтобы выжить на пограничье. Шара была ничейной землей. Ива-Сколовда претендовала на нее в течение многих веков, но так и не включила ее в состав своих владений.
Шара изобиловала опасностями, незнакомыми родившемуся в городе мелкому служащему.
Увы, такие, как Тома, часто становились жертвами Земстви.
В гнезде его мечты поселилось яйцо близящейся катастрофы, и кто знает, не его ли подбросила кукушка Судьбы?
Никакими числами нельзя было описать невежество, разбойников, волков или душевные страдания, о которых не говорилось в многочисленных обещаниях политиков. Никто еще не сосчитал жертв болезней и дурной погоды.
Весь вид хозяйства Томы говорил о том, что он не знает самых простых вещей. А у тех немногих, кто разделял его мечту и пытался помочь, знаний и опыта было ничуть не больше. Все они тоже были голодными писарями и счетоводами, пошедшими за ложным пророком с горящими глазами, не ведавшим о реальностях новой земли. Все, кроме черной овцы Миклы, который ушел на восток, чтобы не позволить Томе стать жертвой его собственной глупости.
Большинство последователей Томы думали так же, как Рула. Признав свое поражение, они снова отправились на запад, по дорогам, усеянным высохшими костями утраченной надежды.
Тома был упрям. Тома настоял на своем. И его кости рано или поздно должны были лечь рядом.
Все это Тэйн успел узнать к тому времени, когда спросил:
— Если ты не позволяешь мне заплатить, то, может быть, хотя бы позволишь помочь с новым домом?
Во взгляде Томы блеснула сталь.
— Я учился строительному делу в армии.
Глаза Томы сузились. Гордости ему было не занимать.
Тэйну много лет приходилось иметь дело с упрямыми начальниками. Он снова повторил свое предложение, ничем не высказывая недовольства, и вскоре Тома расслабился.