Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 6



В тюрьме у Жозефины завязались «отношения» с опальным генералом Гошем. Злые языки даже утверждают, что между узницей и красавцем-генералом завязался роман.

Об этом последнем факте историк Фридрих Кирхейзен пишет:

«Говорят, что Жозефина в это время находилась в близких отношениях с генералом Гошем. Если это правда, то связь эта длилась чрезвычайно недолго, так как Гош покинул Париж 11 или 12 фруктидора, то есть спустя всего три недели после освобождения Жозефины из тюрьмы, отправившись в качестве главнокомандующего прибрежной армией в Шербур. Возможно, однако, что она вступила с ним в связь еще в монастыре кармелиток, в котором он также был заключен, так как Гош был не только красивым человеком, покорявшим все женские сердца, но и большим ловеласом. Как бы то ни было, но Жозефину за это осуждать нельзя, особенно же в то аморальное время».

Рональд Делдерфилд в этом смысле гораздо более краток и конкретен. Он пишет:

«На время Жозефине удалось забыть об ужасах близкой смерти, вступив в любовную связь с генералом Гошем».

А вот историк Франсуаза Важнер пишет, что Жозефина «соседствовала» с генералом Гошем в тюрьме Ле-Карм в течение трех недель и что «между ними, очень вероятно, завязалась связь, которая длилась до следующей весны».

Лазар Гош был человек большого роста, мускулистый, с открытым искренним лицом. Неутомимый любовник, он очень нравился женщинам <…> В тюрьме он встретил Розу, и она стала его утешительницей.

Как бы то ни было, Комитет общественного спасения очень скоро перевел генерала Гоша в другую тюрьму, в Консьержери, из которой выходили почти исключительно для того, чтобы отправиться на Гревскую площадь, где проводились казни. И Гош, несомненно, сложил бы свою голову на гильотине, если бы не подоспел переворот 9 термидора (27 июля 1794 года), сваливший вождей якобинцев Робеспьера и Сен-Жюста.

Историк Рональд Делдерфилд рассказывает:

«Повсюду в Париже знаменитые и малоприметные люди ждали своей очереди «чихнуть в мешок», как выразился один якобинец-террорист, и каждый вечер группа конвоируемых обреченных брела к гильотине, возвышавшейся на просторной открытой площади, известной ныне как площадь Согласия.

Пали почти все жирондисты, так же как и Дантон со своими друзьями, обезглавленными за непростительное преступление – умеренность. Революция переросла в страшную игру с роковой рулеткой, когда абсолютно никто, даже сами палачи, не осмеливались предсказать, кто останется в живых после этой бойни.

Конец наступил неожиданно, 27 июля 1794 года (9 термидора по республиканскому календарю).

Страшась своей собственной неминуемой гибели, группа негодяев арестовала Робеспьера и его окружение и гильотинировала их всех менее чем за двадцать четыре часа. Эта группа абсолютно не собиралась прекращать террор. Ее члены пошли на такой шаг ради спасения своих собственных шкур. Однако теперь парижане с лихвой получили кровопускание. Его уже давно можно было бы остановить, если бы жертвы не выказывали на плахе такого мужества, а вопили бы и рыдали, как это делала Жозефина в Ле-Карме. А термидорианцы вдруг с недоумением обнаружили, что огромное большинство сограждан принимают их за спасителей и освободителей от тирании.

Они сделали то, чего в сложившихся обстоятельствах могли от них ждать. Они приняли полученную в кредит благодарность, приукрасили свой фасад, сформировали Директорию и арестовали прежних своих сообщников <…> Тюрьмы быстро опустели, и среди первых узников, освещенных лучами солнца, оказалась Жозефина».

Поиски покровителя

6 августа 1794 года в коридоре возле камеры Жозефины раздался громкий крик надсмотрщика:

– Вдова Богарне, вы – свободны!



От счастья Жозефина потеряла сознание…

Придя в себя, она тут же отправилась на поиски своих детей, скрывавшихся в это время у надежных друзей, имена которых не дошли до нас. Выяснилось, что после гибели отца и заключения в тюрьму матери, согласно определению правительства о том, что дети дворян были обязаны изучать какое-нибудь ремесло, Эжен был отдан в подмастерья к столяру, а его сестра Гортензия стала обучаться у портнихи в парижской модной лавке.

Надо было как-то и на что-то жить, и Жозефина недолго думала, как ей поступить. В тюрьме она перенесла страшные испытания, научившие ее очень многому, а посему немедленно начала подыскивать себе покровителя. Для начала она возобновила свои прежние связи. Однако денег по-прежнему не было, зато были малолетние дети на руках, и их надо было кормить…

К этому времени Жозефина уже не была той испуганной провинциалкой, какой она предстала перед своим бывшим мужем пятнадцать лет назад. Перспектива смерти чудесным образом отпала, и теперь ей хотелось расслабиться, вновь надевать красивые наряды, ходить на приемы, сплетничать и поскорее забыть свое отвратительное прошлое.

Креолка по происхождению, она превратилась в истинную парижанку, с присущей ей тонкостью, шиком и фривольностью, которых требует светская жизнь. Новая эпоха как нельзя лучше подходила для этой искательницы приключений. То было время, когда благодаря любовникам можно было добиться богатства и положения в обществе. Если дама была недурна собой и готова продаваться, так перед ней тотчас открывались самые блестящие перспективы.

Когда Жозефина вышла на свободу, ее сыну Эжену не было и четырнадцати лет. Завершив свое обучение у столяра (кстати, отработал на своего хозяина без единой жалобы), он мечтал о военной карьере, но возраст еще не позволял ему быть зачисленным в какую-либо регулярную часть. В результате он получил место ординарца в штабе у генерала Лазара Гоша.

Этот факт многие считают бесспорным доказательством того, что мать Эжена все же была тюремной любовницей генерала. Некоторые даже заявляют, что генерал Гош оказался в этом смысле весьма полезным приобретением.

Однако историк Фридрих Кирхейзен придерживается иного мнения. Он пишет:

«Более всего распространению слуха о связи Жозефины с Гошем способствовало то, что Гош после своего освобождения взял к себе маленького Эжена. Генерал сделал это, однако, больше из дружбы к Александру де Богарне, с которым разделял тюремное заключение».

В результате, будучи еще совсем мальчиком, Эжен оказался на жестокой войне в Ванде, где он в составе Западной армии бился против шуанов с их «католической и королевской армией». И надо сказать, что, несмотря на ужасные зверства, свидетелем которых он стал, полученный опыт вкупе с памятью об отце, вызвал у юноши еще более страстное желание найти себя на военном поприще.

Сам Эжен де Богарне так вспоминал потом об этом периоде своей жизни:

«Я поступил на службу к генералу Гошу, которому меня отрекомендовал мой отец незадолго до своей смерти. В течение нескольких месяцев я служил ординарцем у этого генерала, который в это время получил командование армией в Шербуре, а потом всей Западной армией. Я вел жизнь солдата. Учитель у меня был очень строгий, а школа – хотя и тяжелой, но такой хорошей».

Сабля отца

Существует легенда (автором ее, похоже, является сам Наполеон), что именно юному Эжену де Богарне были обязаны своим знакомством будущие император и императрица французов.

Поль-Мари-Лоран де л’Ардеш в своей «Истории императора Наполеона» пишет:

«Спокойствие Парижа потребовало, чтобы жители его были обезоружены. В то время когда начальство приступило к исполнению этой меры, перед главнокомандующим предстал юноша лет десяти или двенадцати с просьбой возвратить ему саблю отца его, бывшего прежде начальником войск республики. Юноша этот был Эжен де Богарне. Наполеон исполнил его просьбу и обошелся с ним так ласково, что растрогал чувствительного молодого человека, который все рассказал своей матери, и та долгом почла лично изъявить Наполеону свою признательность. Мадам де Богарне, женщина еще молодая, отличалась в высшем обществе и красотой, и грациозностью, которыми Наполеон был настолько тронут, что не мог не желать продолжения этого случайного знакомства».