Страница 70 из 97
Но долго рассматривать 'Севастополь' не получилось - внимание советника привлекла частая стрельба и звуки взрывов с другой стороны - со стороны моря. Глядя с южного бруствера, он видел, что уже почти развернувшиеся на обратный курс броненосцы отряда Носиба открыли огонь из шестидюймовок левого борта. Их цель была ниже и правее наблюдательного поста - маяк Лаотешань был почти полностью скрыт клубами разрывов японских снарядов. Во все стороны с воем и свистом летели осколки снарядов, обломки скал, падали с перебитыми стволами деревья. Очевидно, японцы решили, что именно с маяка корректируется стрельба кораблей русской эскадры, и решили его уничтожить. Вот уже дважды их снаряды попали в маяк, но белая башенка, иссеченная осколками, с выбитой местами каменной кладкой, пока ещё держалась.
- Господин советник, японский отряд на постоянном курсе! - доложил Мякишев.
- Хорошо, Андрей Константинович! Огонь по готовности! Как и прошлый раз - пристрелка - побашенно, при накрытии - полными залпами!
- Будет исполнено!
- И ещё, Андрей Константинович! Попробуйте ударить по головному при помощи стрельбы по квадратам.
- Есть, Ваше превосходительство!
Сергей не отрываясь смотрел на японские корабли.
Три громадных серых чудища сейчас шли курсом ост-тень-зюйд, извергая в голубое небо клубы жирного черного дыма из своих труб. Таранные форштевни резали голубую воду и белое кружево пены струилось вдоль бортов, смыкаясь за кормой в кильватерную струю. Их холодные, мрачные стальные борта то и дело озарялись всполохами выстрелов, на секунды окутываясь желто-бурым дымом. Три бронированных колосса, изрыгая пламя и дым, осатанело били по небольшому одинокому маяку, всей своей сокрушительной мощью пытаясь уничтожить крошечную белую башенку, приютившуюся на скалах над морем. Было в этой, открывшейся взору, страшной картине гибели и разрушения что-то завораживающее.
Стрельба шестидюймовок японцев стихла так же внезапно, как и началась. Вервольф немного высунулся над бруствером, чтобы посмотреть на маяк. Но маяка уже не было - на его месте теперь громоздилась лишь бесформеннаые остатки стен над грудой камней в окружении обгоревших и поломанных деревьев, с которых осколки срубили все ветки, медленно оседали клубы поднятой взрывами пыли, да дым от пожара в развалинах домика смотрителя маяка поднимался в высокое голубое небо темным кривым клинком турецкого ятагана...
Погода начинала портиться - с юго-запада, гонимые ветром, по небу ползли пока что одиночные облака, но дальше, у горизонта, уже явственно проступала сплошная серая пелена низкой облачности... Но, некогда сейчас было изучать метеорологию, и взгляд Вольфа вновь вернулся к японским броненосцам.
Вражеская колонна уже шла обратным курсом, вновь наводя свои орудия на Артур. Но прежде, чем они открыли огонь, два водяных столба выросли в двух кабельтовых справа от 'Хацусе' - 'Ретвизан' снова начал пристрелку по флагману ударного отряда. Носиба ответил ему огнём главного калибра всех броненосцев - и двенадцать снарядов вновь понеслись в сторону Артура. Секунд через двадцать пять они с грохотом начали рваться в холодной воде гавани. Залпы ложились довольно кучно, почти у самого кончика Тигрового хвоста, в Западном бассейне и снова - где-то в городе. Но попаданий в русские корабли, если не считать осколочной пробоины в трубе 'Страшного' да пробитой другим осколком шлюпки на 'Пересвете', не было. 'Петропавловск' уже скрылся за Тигровым полуостровом, как и носовая половина 'Полтавы' - сейчас Вервольфу была видна лишь её часть от грот-мачты до кормы. И огромный шелковый Андреевский флаг броненосца - подарок полтавского дворянства. В двух кабельтовых за 'Полтавой' шла 'Победа'. Броненосцы совершали выход, не дожидаясь прилива. Илья сильно рисковал. Нет, в теории такое, в принципе, было возможно. И даже на практике - Вервольф помнил, как когда то и где-то читал, что Макаров умудрялся проделывать подобный фокус. Но риск был велик - сядь сейчас кто-то из броненосцев на мель, и в проходе образуется куча-мала из кораблей эскадры. И если её углядят крейсера - корректировщики, то всё, пиши пропало...
Он тут же тихонечко прикусил себе язык - нечего думать о таких вещах, тем более СЕЙЧАС!!!
А в это же время, в Новом городе, в длинном приземистом здании с арочными окнами, выходящими прямо на набережную и Западный бассейн, с низеньким крыльцом, над которым гордо красовалась вывеска 'Саратовъ', шел весьма оживленный разговор.
- А что, господин полковник, правда, что Лаотешань не вооружен? - худощавый, среднего роста человек в офицерской форме без знаков различия подался вперед, словно хотел получше разглядеть своего собеседника сквозь круглые линзы очков.
- Да, господин корреспондент, Лаотешань не укреплен совершенно!
- И теперь именно оттуда японцы и бьют по городу?
- Не просто бьют, Евгений, простите, запамятовал, как Вас по-батюшке?
- Константинович, господин полковник!
- Так вот, Евгений Константинович! Японец не просто бьет по городу! Он над нами издевается! Учит нас, где нам надобно батареи ставить! - под эти слова прямо напротив окон ресторана в Западном бассейне выросли один за другим высоченные столбы воды, заставив мелкой дрожью дребезжать стекла в оконных переплетах, - Посмотрите, что творится в Западном бассейне! Моряки, слава Богу, огрызаются. А крепость - молчит. Я тридцать пять лет в артиллерии прослужил. И дожился до такого позора! Нас расстреливают, как в тире, а мы притаились и молчим! Стыд и срам! А ведь японцы точно так же бомбардировали Артур, когда он был ещё китайским. Но нам ведь чужие уроки - не впрок!
- Но, как такое возможно?
- Как видите, господин корреспондент, возможно! Срам, да и только! - полковник встал из-за стола и направился к выходу из ресторана. Уже в дверях, обернувшись, он с гневом произнес, - Шесть лет мы владеем крепостью и не вооружили Лаотешань! Это даже не срам! Это - преступление!
Евгений Константинович Ножин, военный корреспондент артурской газеты 'Новый Край', поспешил следом за полковником - на улицу. Едва его сапоги ступили с крыльца ресторана на набережную, как над самой головой с надсадным ревом что-то пронеслось вглубь города. Удар, от которого, казалось, вздрогнула земля, ещё один, и ещё... Страшный грохот близких разрывов, жалобный звон стекла. Чуть левее, над крышами домов взметнулись клубящиеся шапки из черно-бурого дыма и сизой пыли. Ближние дома закрывали места взрывов, и о них можно было судить лишь приблизительно. Но, по крайней мере один снаряд угодил в какой-то из домов. Об этом говорили клубы рыжей кирпичной пыли, что уродливым грибом сейчас поднимались в затягивающееся тучами небо, перемешиваясь с дымом шимозы. Да ещё обломки, что, разлетаясь веером от места попадания снарядов, теперь барабанили по близлежащим крышам.
На миг воздух вновь наполнился свистом, и почти тут же громыхнуло где-то за спиной. Мощно, почти что слитным дуплетом... Ножин невольно оглянулся - над поднятыми почти на предельный угол возвышения стволами кормовой башни 'Цесаревича' поднималось стремительно расширяющееся облако желтого дыма. 'Молодцы, морячки! Даже подбитые корабли с японцем воюют! Нужно будет обязательно написать об этом в репортаже' - пронеслось в голове. А следом ещё одна - что неплохо бы осмотреть места, куда упали снаряды японцев. И корреспондент торопливым шагом направился туда, где ещё оседала пыль, поднятая взрывом.
Перекресток. Чуть выше по улице. Ещё один. Налево. Навстречу стрелки торопливо несут носилки, накрытые серой солдатской шинелью. Из-под неё видно только лицо. Бледное, осунувшееся, с какими-то неестественно острыми чертами, присыпанное пылью. Такое же серое, как шинель. Ещё один квартал прямо. Стоп! Вот оно! Дом с выбитым углом, воронка почти посреди улицы. Проезжая часть покрыта битым кирпичом, какими-то лохмотьями, обломками дерева, выброшенными взрывом землей и каменьями. Во всех близлежащих домах от страшного удара взрывной волны стекла вылетели. Причем в доме напротив - вместе с рамами. На стенах - глубокие оспины от осколков. И вся эта страшная картина разрушения прикрыта, словно саваном, серой вуалью осевшей пыли. В воздухе чувствуется горьковатый привкус сгоревшего лиддита.