На краю одиночества

Уродливой чешуей ее покрывали зубы мертвецов.

– Я читал, что вам довелось встречаться.

– Тогда мне повезло.

По утреннему времени червь был медлителен, да и давно уже успел выжрать всю энергию в кургане и окрест, не решаясь удалиться от обиталища.

– Но все равно… – Глеб дернул плечом, которое привычно заныло. – Пришлось… нелегко.

Тварь сожрала троих.

Подготовленных. Увешанных амулетами, которые он, глупый мальчишка, полагал едва ли не универсальной защитой, если не совершенной, то всяко близко. А тварь и не заметила. И Глеб помнил, что свой ужас, парализующий, лишающий разума.

И беспомощность.

Хлопки выстрелов.

Крик человека, которого насадило на тонкие ребра…

В тот раз Глеб додумался использовать огонь, хотя и горели кости туго. К счастью, тварь оказалась слишком тупа, чтобы увидеть в пламени опасность.

– И прошу заметить, речь идет не о стихийном захоронении, а о вполне себе благополучном кладбище, небольшом, сельском, которому не повезло расположиться рядом с аномалией. После я выяснил, что неподалеку произошло сражение. Надо полагать, оно и послужило источником энергии. Но речь не о том. Если взять войну, то сражений было бессчетное множество, не говоря уже об обыкновенных стычках. И далеко не всегда места пролития крови зачищались должным образом.

В руках Даниловского появились четки. Бусины скользили, сталкиваясь друг с другом, и звук получался резкий, хлесткий.

– Прошу прощения. Успокаивает. Я… несколько отвык от бесед. Вы не могли бы не смотреть на меня?

Глеб перевел взгляд на папки, хотя и чувствовал себя при том на редкость глупо.

– Да, так определенно лучше. Войны случались и прежде, если не столь глобальные, то всяко имели место пограничные конфликты, восстания и иже с ними. То есть, кровь лилась, случались и выбросы энергии. Однако та не имела обыкновения скапливаться, поскольку в мире присутствовало достаточное количество людей, ее потребляющих, и таким образом нивелирующих негативное воздействие на мир всех тех насильственных смертей, которые в нем происходили.

Бусины замерли, а Даниловский поднялся.

– Ваше письмо… скажем так, заставило меня думать в другом направлении. Порой случается, что работа увлекает настолько, что некоторые вполне очевидные и логичные аспекты просто не воспринимаются. Так и я изначально не учитывал человеческого фактора. Да…

Он замолчал.

И остановился у шкафа. Провел пальцем по пыльной полке и, поморщившись, вытер его белоснежным платком.

– Прислугу нанимать не пробовали?

– Пробовали. Не получилось. Разве что кухарку…

– Мои люди прибудут спустя неделю. Они надежны. Служат нашему роду не первое столетие, а потому привыкли к некоторым нашим… скажем так, особенностям. Детей, как я понял, пока восемь?

– Девять.

– Отлично, – Даниловский кивнул каким-то собственным мыслям. – Вы думали над программой? Впрочем, я читал проект, но полагаю, что вы слишком спешите. Вы хотите сделать из них полноценных мастеров, но в условиях обычной школы это преждевременно. Я предложил бы уделить большее внимание основам, а также вопросам индивидуального контроля, который, поверьте, во многом значительно облегчает жизнь.

Платок прошелся по полке, коснулся и папок.

– Думаю, это можно обсудить…

– Также надо решить вопрос с увеличением количества учеников. И реорганизацией этого места, если вы действительно собираетесь устроить школу здесь.

Он нервно скомкал платок.

И застыл.

Дернулась губа. Приподнялась бровь. Лицо исказила уродливая гримаса, впрочем, Даниловский довольно быстро справился с собой.

– Что же касается… рисунка… то это действительно мой герб. И да, у меня имеется дурная привычка обращаться к… женщинам определенной профессии, что происходит исключительно из-за моих… личных особенностей.

Ему и вправду было тяжело говорить.

Глеб видел, что практически каждое слово Даниловский вымучивает.

– Будучи моложе, я полагал, что сумею совладать с собой, но… нормальных женщин я пугаю. Я не хочу никого пугать. И еще мне сложно с ними… разговаривать. Я не всегда понимаю, чего от меня ждут. И это разочаровывает. Их. Женщины… с ними сложно.

– Соглашусь.

Почему-то Глеб не удержался от улыбки.

Сложно.

И просто.

И в то же время никак невозможно, чтобы вовсе без женщин. Без одной весьма конкретной женщины, которая слишком хороша, чтобы быть правдой.

– Именно. С теми, кто работает, проще. Они получают плату. Я щедр. Я стараюсь… выбирать тех, которые чище. И плачу за то, чтобы принимали лишь меня. В то же время я весьма много путешествую, что связано с работой. Поэтому, я не исключаю, что ситуация, описанная вами, возможна. Однако, прежде чем делать выводы, я хочу убедиться…

– Само собой.

– Лучше всего, если я познакомлюсь с учениками. Со всеми учениками.

Он замер перед стеклянной дверцей, вперившись взглядом в свое отражение.

– Как думаете… я им понравлюсь? 

Глава 11

Когда нити охраны задрожали, Глеб подумал, что день сегодня какой-то совсем уж неправильный. Ему бы делами заниматься, а не гостей встречать. Нынешний прибыл в сопровождении охраны, которую, впрочем, оставил по ту сторону ограды.

– Мрачновато у вас тут, – сказал граф Калевой, озираясь, – но должен признать, весьма атмосферно. Доброго дня.

– Доброго, – Глеб это произнес с некоторой долей сомнения, ибо появление лица столь высокого, пусть и не по титулу, но по чину, заставляло задуматься о явных и скрытых причинах, которые оное лицо привели.

– Рад видеть вас в добром здравии…

– Как и я.

За домом что-то громыхнуло, а по-над одичалым садом пополз сероватый дым. Запахло яблоками, но не свежими, а теми, с гнильцой, которые не каждая скотина есть станет. Следовательно, Даниловский все же успел познакомиться с учениками. И впечатление произвел. Судя по количеству дыма, неизгладимое.

А ведь алхимиком он был весьма неплохим. И дело свое любил.

– Вижу… процесс обучения идет?

– Полным ходом, – Глеб нащупал в кармане самодельный нож. – Вы…

– По личному вопросу, исключительно по личному, – поспешил заверить Калевой. – Хотя, конечно, жалобы на вас идут… правда, как докладывают, в последнее время не мне, а прямиком в коронную канцелярию. Вас не повесят?

– А должны?

– Не знаю. Но… поймите правильно, я с трудом нашел кого-то, кто согласился бы взять к себе Богдана. И весьма не хотелось бы оказаться в ситуации, когда вновь придется озадачиться поисками. Вы уж постарайтесь больше никого не убить.

– Я никого не убил.

– И правильно. И… не надо оно. А если надо, то лучше уж так, чтобы без последствий… – Калевой вздохнул и признался. – Жарко тут у вас. Море опять же… хорошо, наверное?

– Хорошо.

За домом вновь громыхнуло, и дым на сей раз пополз фиолетовый. Стало быть, проводят эксперимент по сродству материи. Зрелищно. И при том весьма и весьма занятно. Правда, дымы эти будут держаться пару дней, а запах гнили вовсе привяжется к одежде, напоминая, что техника безопасности, она придумана не для того, чтобы ее игнорировать.

– И как… Богдан?

– Неплохо.

– Гм… понимаете… я получил письмо от моей давней… знакомой, мнению которой всецело доверяю… и выплыли некоторые весьма неприглядные факты.

Калевой заложил руки за спину, и полы пиджака его разошлись, а округлый живот выдвинулся вперед. В фигуре же появилась некоторая комичность.

– Так уж получилось, что… я был преступно небрежен по отношению к сыну, доверив его человеку, которому я доверял безбрежно, как оказалось, зря. И теперь я не знаю, захочет ли мой сын вовсе разговаривать со мной.

Третий взрыв вспугнул стаю птиц, которая поднялась, закружилась над садом. А вот дым был серебристым, с запахом мяты. Но не стоило обольщаться, пройдет с четверть часа, и мята обернется характерной сладковатой вонью.

Лабораторию стоит оборудовать в первую очередь.