Страница 4 из 19
Да уж, в этом мире все слишком непредсказуемо, Лунин печально вздохнул, да бог с ним, с этим миром. Мир-то как-нибудь выкрутится, думается, он и не такое видал. А вот он, Илья Лунин, неожиданности, особенно неожиданности неприятные, переносит крайне болезненно. Можно сказать, на дух не переносит. А ведь похоже, что сентябрь только начинает удивлять. Как там поется? Худшее, конечно, впереди? Эх, а как хорошо все складывалось в августе!
Если сравнивать себя (а Илья Лунин в тайне от всех любил предаваться поэтическим сравнениям) с парусником, бороздящим просторы океана жизни, то фактически весь август паруса этого, пусть и не самого шикарного, но и отнюдь не худшего в мире суденышка были наполнены попутным ветром. Конечно, ветер был не так уж силен, и рекордов скорости яхта, именуемая «Илья Олегович Лунин» поставить не могла, но зато легкий попутный бриз не создавал волн, качки и прочих неприятностей, традиционно сопутствующих значительным отклонениям от умеренных величин.
Все изменилось с приходом сентября, прямо первого числа. Ветер, наполняющий паруса скоростью и уверенностью в том, что за линию горизонта удастся заглянуть если не сегодня, то в обозримом будущем, куда-то исчез, на смену ему пришли холодные, стремительно меняющие направление порывы воздушных течений, которые так и силились сорвать и без того уже поблекшие от времени паруса с мачт, швырнуть их на палубу, а еще лучше и вовсе за борт. А теперь, ко всем прочим неприятностям, яхту занесло на рифы, которые хоть и скрыты под пенистыми шапками волн, но в любой момент могут надвое расколоть неприспособленное к подобным испытаниям суденышко.
А как хорошо было в августе! Мало того, что еще было лето, а лето – это, несомненно, более приятное время года, чем осень, так ведь случались и другие, порой весьма неожиданные приятности. В один из дней, еще в самом начале месяца Илья, узнав о том, что Хованский уехал в неизвестном направлении и обещал до конца рабочего дня не появляться, спустился в холл первого этажа, намереваясь, как и большинство его коллег также покинуть рабочее место немного раньше, чем это предусмотрено трудовым распорядком. Лунину оставалось сделать всего несколько шагов до массивной деревянной двери, отделявшей его от привычной ежевечерней программы, заключающейся в прогулке с Рокси, ужине, разогретом под еле слышное бормотание телевизора, охлажденной бутылки «Миллера» и очередного детектива, который так приятно читать, устроившись на диване в гостиной. Там же в гостиной Лунин частенько и засыпал, не имея ни сил, ни желания тащиться в спальню, которая после развода с Юленькой и разрыва отношений со Светочкой все больше превращалась в склад ненужных вещей. Ненужных вещей, правда, было немного – огромная двуспальная кровать, которая, несмотря на внушительные габариты самого Лунина, была слишком велика для него одного, и такой же огромный гардероб с зеркальными дверцами, в котором по замыслу создателей данного набора мебели должна была храниться одежда всех обитателей спальни. Фактически, гардеробом пользовалась всегда только Юленька, все вещи Лунина располагались в гостиной, в узком пенале мебельной стенки, что самого Илью вполне устраивало, так как слишком часто менять наряды он не любил, а посему одежды у него было не так уж и много.
Пиво было закуплено на всю неделю вперед еще в выходные, а детективов, которых Лунин с избытком накачал в имевшуюся у него электронную книгу, должно было хватить как минимум до ноября, поэтому первым чувством Ильи, внезапно услышавшего свое имя, было разочарование. Неизвестно кто неизвестно зачем пытался помешать ему как можно быстрее оказаться на диване с книгой в одной руке и бокалом пива в другой. Разочарование это длилось долю секунды, причем долю столь малую, что этого времени Илье не хватило даже для того, чтобы повернуть голову. Следующей эмоцией, продлившейся уже чуть дольше, стало удивление.
– Вы? – Лунин несколько раз моргнул, убеждаясь в том, что зрение его не обманывает, а затем почувствовал, что теряет контроль над мышцами лица. Во всяком случае он был убежден, что улыбка, появившаяся между двумя его округлыми, стремительно розовеющими щеками, возникла там сама по себе, без всякого его, лунинского участия.
– Я.
Илья увидел ответную сдержанную улыбку и только тогда смог признаться себе, что вслед за промелькнувшими и умчавшимися куда-то в неизвестность разочарованием и удивлением пришла радость и, судя по всему, никуда уходить она больше не собирается.
– Какими судьбами, командировка?
Лунин неловко переступил с ноги на ногу. Куда девать неожиданно вспотевшие ладони он не знал вовсе, поэтому быстро спрятал их за спину, избавиться так просто от глупой улыбки не получилось, и, чтобы придать лицу более серьезное выражение Илья старательно нахмурил брови. Очевидно, результат получился не совсем таким, на который он рассчитывал, поскольку Ирина на мгновение удивленно замерла, пристально разглядывая Лунина, а затем громко расхохоталась.
– Вы так смешно выглядите сегодня! Что у вас с лицом? – не дав Илье возможность ответить, она тут же продолжила. – А я и не в командировке вовсе, мы теперь с вами… Как же это по-русски сказать правильно? Одногородцы, что ли? Странно, односельчане есть слово, а про город что-то ничего не ум не приходит. В общем, я теперь тоже в Среднегорске обитаю. Да что ж с лицом-то у вас такое? Не пойму никак, вы мне рады или нет.
– Я рад, я очень рад, – побагровев от напряжения, Лунин наконец сумел согнать с лица улыбку. – А вы?
– Ну конечно же! – тонкие пальцы едва заметно коснулись его локтя. – Всегда приятно увидеть знакомое лицо.
– Мне казалось, – слова перескакивали в голове с места на место и Лунину никак не удавалось сложить из них подходящую фразу, – мне показалось, что наша последняя встреча… что во время нашей последней встречи вы были не очень настроены продолжать наше общение.
Радость, светящаяся в глазах Ирины начала медленно угасать, ресницы ее опустились, а когда они вновь взмыли вверх, глаза ее смотрели на Лунина с грустью и, как показалось Илье, разочарованием.
– Вы же понимаете, – она запнулась, – вы должны понимать, когда Коли не стало, признать, что во всем случившемся виноват только он сам, было для меня очень трудно. Почти невозможно. Родной брат, это ведь не просто близкий человек, он такой же как ты. Вы думаете одинаково, радуетесь одному и тому же. Сознание отказывается понимать, что он мог сделать что-то такое, чего ты сам сделать никогда бы не смог. Ты думаешь, нет, этого не может быть. Он невиновен! Причина всему кто-то другой, кто-то извне виноват в том, что все закончилось именно так.
– И этот «извне» был именно я, – пробормотал Илья.
Ирина кивнула.
– Порой, чтобы понять какие-то вещи, нужно время, – Илье показалось что в глубине ее глаз вновь засветились едва заметные теплые лучики, – два месяца, это конечно не самый большой срок, но мне хватило. Так что я рада вас видеть, господин Лунин, – она улыбнулась. – Или «не Лунин»? Как вам больше нравится?
– Теперь уже точно Лунин, особенно в этих стенах, – Илья вспомнил, как пытался убедить Шестакову не препятствовать его участию в расследовании дела, в котором оказался замешан ее собственный брат (подробности этого расследования вы можете узнать, прочитав роман «Я, Лунин»). – Так вы значит теперь здесь? Вместе работать будем?
– Не совсем, – Ирина покачала головой и насмешливо взглянула на Лунина, – мы теперь с вами идеологические противники, будем биться не на жизнь, а на смерть.
– Вы что же, в прокуратуру перешли? – непонимающе переспросил Илья.
– Мимо! В адвокатуру. Еще не совсем перешла, но в процессе.
– Глобальные перемены, – Илья покачал головой, не зная, как ему правильно реагировать на услышанные новости. – И работу сменили, и город. Неужели нельзя было попробовать остаться?
– Можно, – Шестакова быстро кивнула, – все можно. И работу можно было не менять, и город. Я сама так решила. Может же человек хоть изредка принимать те решения, которых никто от него не ожидает.