Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 8

– А что вы делали сегодня в подвале?

– Ходил за ковриками, – немедля ответил я.

– Ковриками?

– Да. Для упражнений лежа на полу. Чтоб кости не мять.

Полицейский в очередной раз окинул взором гостиную и спустя пару секунд прошел в арку на кухню.

– А где коврик? – спросил он.

– Я позанимался, отнес его вниз, потом вернулся на кухню и начал отжиматься.

Какую же я несу чушь.

– Заниматься каждый день и держать коврики в подвале не очень-то удобно, – произнес полицейский и снова подошел к лестнице.

Я пожал плечами, молча глядя на него.

– Спуститесь, пожалуйста, – попросил офицер, – я пройду следом.

– Это обыск? – спросил я.

– Нет, а вы что-то скрываете?

– Ничего я не скрываю.

Бодрым шагом я подошел к ступеням.

– Пошли, – сказал я и шагнул вниз.

Спуск показался вечностью. Я прокрутил в голове все возможные варианты исхода, но ничего так и не придумал. Офицеру было на вид лет сорок, мог бы еще жить и жить.

Пятилетний Федька стоял в пекарне возле неразожженной печи и слушал, как отец о чем-то спорил с пекарем. Зимний ветер гулял по помещению, залетая в открытые окна. Из-за засорившегося дымохода пекарю пришлось приостановить работу. Печная комната практически проветрилась, но Федя все еще чуял запах гари.

– Последний раз говорю, – грозно произнес пекарь, – или двадцатка, или найду других.

– Ладно, ладно, – ответил отец, – будь по-вашему.

– Вот и славненько, – сказал пекарь, – давай обвязывай его.

Отец обмотал веревку, сброшенную с крыши через дымоход, вокруг Федькиной груди.

– Понял, что делать? – спросил пекарь у малыша.

– Папа сказал лезть вверх и скрести сажу вот этим, – Федя указал пальцем на металлический поскребок, лежащий на полу возле печи.

– Да. Скреби со всех сторон, – сказал пекарь. – Поднялся повыше, ногами расперся как следует и шкрябаешь. Потом поворачиваешься вбок и снова шкрябаешь, и так по кругу. Пошкрябал – лезешь выше, но не сильно, а так, чутка, и снова шкрябаешь. Кузька тебя будет тянуть.

– Ты не бойся, – сказал отец, – тебя наверху будет держать дядя за веревку, ты не упадешь.

Федька подошел к печи и заглянул туда, задрав голову. Черный тоннель печной трубы уходил далеко вверх, оканчиваясь маленьким светлым проблеском. Мальчик, одетый в несколько свитеров и легкую куртку, трясся от холода и страха.

– А если я застряну? – спросил Федя.

– Не застрянешь, ты вон какой худой, – успокаивал его пекарь, – до тебя сюда пацан лазал, раскормленнее вдвое был. Не боись, протиснешься.

Федя высунулся из печи и подошел к отцу.

– Пап, может, не надо?

– Ты вечером кушать хочешь? – спросил отец.

– Хочу.

– И я хочу. И мама хочет. Просто прочисть эту трубу, и мы получим денег на хороший ужин.

– Ну ладно, – протяжно сказал мальчик, – попробую.

Медленно, будто на казнь, паренек зашагал к печке. Отец подсадил его, чтоб тот смог залезть внутрь. В печи его окутал ужас замкнутого пространства. Тут же ребенок измазал руки в саже, накопившейся на стенках. Федя вдруг представил, что его тут закроют и разведут огонь. Вдруг его обманули, как в сказке, и хитростью заманили в печь, чтоб изжарить живьем?! Кое-как Федька развернулся лицом к выходу. Он сидел на корточках, сгорбленный и уже весь вымазанный копотью.

– Кузьма! – крикнул пекарь в печь, заставив сморщиться мальчика от громкого голоса и сильного эхо.

– Да! – таким же эхом разлетелся по трубе голос мужчины, страховавшего Федю.





– Подтягивай веревку, он внутри!

Федя почувствовал, как сжалась его грудная клетка.

– Вы ведь не закроете печь? – спросил он и заплакал.

– Закроем, закроем и огоньку посильнее добавим, – сказал пекарь и засмеялся.

– Не надо! – мальчик попытался выползти, но веревка тянула его назад.

– Нет, конечно, он шутит, – сказал отец.

– Давай лезь уже, – произнес пекарь и протянул парню поскребок.

– А как?

– Как, как… встань для начала.

Федя медленно поднялся, стараясь не коснуться лицом грязных стен трубы. Со всех сторон его окружала чернота.

– Шкрябай, – сказал пекарь.

С каждым движением поскребка пространство вокруг Федьки все больше заполнялось пылью и копотью. Он чувствовал, как вдыхает эту гадость, и плакал от страха, обиды и отвращения.

«Почему я должен тут стоять?» – думал он, размазывая слезы грязной рукой по такому же грязному лицу.

В трубе было настолько тесно, что ему приходилось держать руки прижатыми к груди и с небольшой амплитудой шоркать поскребком.

– Вот, только ногой не сбей. – Пекарь поставил масляную лампу в печь, и Федька смог кое-как разглядеть поверхность, которую он скоблил.

Через десять минут пекарь сказал, чтоб Федька лез выше, и крикнул Кузьме тянуть веревку.

– Как мне лезть? – спросил мальчик.

– Ты в дверном проеме, упираясь руками и ногами, вверх лазал когда-нибудь? – спросил пекарь.

– Лазал, лазал, – услышал Федя голос отца, – давай, Федь, так же, как ты дома, руками и ногами упрись в стены и лезь.

– Не, не так. Кузя тебя подтянет, а потом, как остановишься, упирайся ногами.

– А поскребок? – спросил мальчик.

– В штаны сунь, если руки понадобятся.

– Ладно, – всхлипнув, произнес Федька.

Кузьма медленно подтащил веревку, подняв мальчика на метр от дна печи. Паренек вытащил поскребок и принялся скоблить, вдыхая нечистоты трубы. В сумраке мальчик еле-еле видел свою руку. Веревка впилась ему под мышки. Федя немного поджал ноги и уперся коленями в стену перед собой, а подошвами ботинок в стену позади. Когда нужно было повернуться, он кричал Кузьме, чтоб тот не отпустил его. Тогда Федя выпрямлял ноги и в подвешенном состоянии, слегка оттолкнувшись от стены, разворачивался и снова приступал к чистке.

Кузьма еще несколько раз подтащил мальчика. На высоте около трех метров Федя почувствовал, что во что-то уперся плечами, но мужчина протащил его еще чуть выше. В паре метров над собой он уже отчетливо видел небритое лицо помощника пекаря, держащего в руках веревку.

– Подожди! Ай! Больно, не тяни! – завопил мальчик. – Я застрял! Застрял!

– Чего ты там вопишь? – спросил Кузьма.

– Перестань тянуть! Больно! – продолжал кричать Федька.

– Тише ты, тише, – мужчина ослабил хватку.

Федя повис в трубе, скованный со всех сторон наросшей на стенах копотью и сажей.

– Помогите! – У ребенка началась настоящая паника. Он дергался и тряс ногами, пытаясь чуть съехать.

– Да не тяну я, не тяну, успокойся, балда, вот веревка просто лежит в руках, – сказал Кузя.

Внезапно Федька выскользнул и полетел вниз. Острая боль вонзилась в его ногу. В ушах звенело, голова кружилась, а отец с пекарем что-то кричали. Федьку выволокли из печи на пол пекарни, и он увидел свою правую ногу, согнутую в коленке против естественного хода в суставе. Боль отступила, когда мальчик потерял сознание.

Глава 2

Я снял продырявленную от пуль рубашку и, глядя на труп в полицейской форме, с оторванным ухом и смятой головой, почувствовал, что погружаюсь все глубже и глубже в бездну. Первое время, тогда, сто лет назад, когда меня обратили в вампира, я с трудом мог укусить человека и выпить крови. Мне было жаль людей, и я начал искать смертельно больных. Было не просто, но благодаря этому я смог договориться со своей совестью и привести свою жизнь в гармонию.

Бросив рубашку в яму, я, стоя лишь в трусах и носках, с тремя дырками от пуль в груди, схватил тело офицера за ноги и оттащил от лестницы ближе к могиле.