Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 8

Это было неминуемо, а пока они должны были жить вместе. Ему следовало обеспечить остатки своей семьи должным денежным довольствием, что на тот момент стало крайне трудно. Он был в отпуске, истратил все свои сбережения и теперь просто ждал момента, чтобы уйти в рейс и там работать.

Кажется, что предложи ему в такой момент пойти в рейс простым рыбообработчиком, то он бы, не задумываясь, согласился, пошел. Вы спросите, к чему нужна такая крайность? Зачем такие крайние меры? У него же есть какая-то своя специальность? Этого сразу и не объяснишь, все так запуталось, все так смешалось. Почему он не может работать по своей специальности? А кто сказал, что он не может работать? Он по ней теперь всегда только и работает.

Утренние часы

Наверное, он любил эти ранние утренние часы, когда за окном тихо постанывали деревья, немного мело снегом или было просто спокойно до ужаса. Фонари мирно освещали дорогу, никто никуда не торопился. Их спальный район был спроектирован и построен в глухую эпоху социализма. Дома такой серии почему-то в Москве названы непригодными к жизни, их там разрушают. Наверное, в центре города это кажется нерентабельным. Что именно? Ну, занимать некоторую площадь, если многоэтажка может решить жилищные проблемы во много раз лучше. Или тут все в цене на землю? Что поделаешь, если стоимость квадратного метра жилплощади возрастает с каждым годом. Новые квартиры в новых домах не каждый сможет себе позволить купить, но, то Москва, там, как говорится, своя сила. А у них, на периферии, пятиэтажные «хрущевки» еще долго будут стоять, согревая уютом и теплом своих нынешних владельцев крохотных квартир.

Утром во дворах всегда было пусто, редко кто куда-то спешил. Рано еще, чтобы идти на работу, учебу и на другие каждодневные мероприятия.

Короче, во дворе никого не было видно. Впрочем, за исключением собачников, которые выдерживают определенные часы для прогулки своих питомцев. Почему-то именно собачников никто никогда не замечает, но они служат безмолвным атрибутом любого двора, люди находятся при собаках. Тропинки во дворах, конечно, созданы для начальных определённых целей – срезать дорогу напрямик, попасть туда, где нет асфальта, обойти клумбу, дерево – мало ли что. Но наступил момент, когда животных перестали отпускать без поводков и ошейников, и каждая дорожка обрела свой новый смысл, они стали тропой выгула домашних собак. У каждой собаки есть свой маршрут, у каждого хозяина его питомца есть любимый вектор прогулки. Если не поджимает время, то гуляют долго, если времени не хватает, то маршрут будет самый короткий: туда и обратно. Так что там, про утро?

Согласитесь, утро действительно неплохое время суток.

О книжной ярмарке

Декабрь. Вечер. Скоро за окном стемнеет, но еще совсем не поздно. Небольшое, пустое пока кафе на втором этаже. На стенах стеклянные стенды и огромные телевизионные экраны «плазм» с одним и тем же набором ярких надоедливых клипов. Столики на несколько человек, за одним из них сидят два приятеля, у каждого по высокому бокалу пива. Леха выбрал себе темное пиво. Обычно он берет себе темное после бокала светлого, но в тот день сделал исключение. Закусывали сухариками, хотя обычно заказывали из меню что-нибудь более существенное. Впрочем, в тот раз они заказали охотничьи колбаски с гарниром, но потом, чуть позже.

– Я не пойму, зачем тебе все это?

– Что именно?

– Участие в этой выставке? У тебя только одна книга, и, с твоих собственных слов, читать ее никому никогда не стоит. То есть ее, вряд ли кто-то сам, по собственной воле, когда-нибудь купит. И никто читать не будет, если только случайно в руки не попадется экземпляр.

Рассчитывать на успех с таким багажом не приходится, зачем лезть дальше? Парижская книжная ярмарка – это как современный Олимп. Он – сверкающий и недосягаемый. Это же выставка мирового масштаба.





Для неискушенного читателя сразу поясню, что раз в год, весной, в Париже проводят книжную выставку, где собираются книжные новинки со всего света. В книжной ярмарке участвуют крупные европейские издательства, представляющие не только французскую сторону, но и ряд других стран. Тесный контакт с читателем обеспечивается хорошо подготовленной программой встреч. Студии заполнены почетными гостями. Тут же много журналистов и репортеров. Заранее готовится реклама, а также разные буклеты. Эта ярмарка всегда представляет новых авторов, их книги. Там выставляются все литературные новинки, которые могут быть интересны любому человеку, который умеет читать.

В тот год Российская федерация была объявлена почетным гостем парижского книжного салона. Но в политическом мире произошло так много перемен, что факт участия нашей страны в выставке вполне мог пройти никем не замеченным. От себя отмечу, что такие крупные выставки проходят везде. В Германии, в Лондоне. Но тут речь идет о Франции.

– Да, именно, как ты и сказал, это настоящий Олимп. То есть вершина, которую простому смертному человеку трудно достичь. Заметь, что ты только что сам ответил на свой вопрос. Это выставка мирового уровня, это грандиозная рекламная машина. Перевод любой книги на французский язык, это уже успех.

– А чем ты хочешь заинтересовать французского читателя? Что у тебя есть такого интересного, что может понравиться простому европейскому обывателю?

– Возможно, ты прав, и ничего у меня нет, ни одного козыря в моем рукаве. Но я давно изучаю эту сторону дела и пришел к выводу, что все-таки следует попробовать самому, вдруг заметят, оценит кто-нибудь, переведет. Не эту книгу, так следующую или очередную.

– Ты уже готов написать следующую книгу? Разве тебе мало того, что первая твоя книга никуда не годится. Нормальный книжный критик порвет тебе душу своей разгромной рецензией. И ты опять будешь долго переживать по этому поводу, как в случае настоящей жизненной неудачи. Я даже не знаю, к чему все это. Скажи, брат, зачем?

– Возможно, что это мне и не нужно. Как точнее это объяснить? Кто-то путешествует, кто-то марки собирает, а я, вот, ищу в жизни пути, по которым еще сам не ходил и вряд ли бы смог что-то осилить, если бы сам не желал этого. Видимо, это такое желание. Не больше, не меньше. Я иногда хочу жить так, как, вероятно, должен был жить на самом деле.

– Жить на самом деле? Объясни, я что-то не понял. Ты сейчас не живешь что ли? Не существуешь? Или я не с тобой говорю? Ку-ку!

– Со мной. Сейчас попробую объяснить. Знаешь, как это иногда бывает? Словно чувствую, что я всю свою жизнь занят не своим делом.

Очевидно, что во мне проснулся тот книжный червь, которым я когда-то не стал. Мне следовало быть заурядным историком, каким-нибудь незначительным ученым. Зачем? Чтобы быть на своем месте. Ковыряться в пыльных архивах, собирать по крупицам факты из жизни других людей, писать диссертацию или докторскую работу. Внимательно изучать пыльные тома. То есть на данный момент я был бы другим человеком, если бы в юности все было иначе. Если бы учился в другой сфере.

– Монахом тебе нужно было быть. (Смеется.)

– Вот-вот, монахом. Проповедником. Писать проповеди, потом их читать и так далее. Но, поверь, даже этому следовало учиться. А тут я просто все пробую. На каждом этапе своей жизни я что-то видел, чем-то занимался и получал побочный, казалось бы «никому ненужный» опыт, который теперь есть куда приложить. И книга – это тоже есть своего рода побочный продукт.