Черные списки судьбы

Стенка оказалась не особо высокой, при желании Макс мог бы дотянуться до края рукой, если бы подпрыгнул. Но вместо этого прошел мимо, оглядываясь по сторонам. Пустырь начинался справа от тропки и тянулся, похоже, до «железки», скрытой туманом: оттуда доносились гудки и грохот поездов. Неподалеку виднелись еще остатки стен, тоже из красного кирпича, одна выше другой, развалины резко обрывались в подобие воронки или кратера, почти скрытого травой и кустами. Было очень похоже, точно в центр сооружения упало что-то очень тяжелое и разметало кирпичи по окрестностям. Дальше тропка делала поворот и резко уходила вниз, но подошвы почти не скользи по осколкам, и Макс легко сбежал на дно ложбинки. И первое, что увидел, это здоровенный крест из черного мрамора с отбитыми краями. Рядом виднелось нечто, похожее на стог сена, небольшой такой стожок, мокрый, покосившийся на один бок. Макс подошел к кресту, присмотрелся. На ободранном основании виднелись золотые буквы, надпись обрывалась на полуслове, буквы стерлись от времени, и прочитать их было ну никак невозможно. Макс с минуту пытался разобрать их, потом бросил, а потом сообразил, что здесь нечисто. Обстановка как-то изменилась, но как – понять не мог, глупо крутил головой, чувствуя, как сердце сжимает липкий ужас. Стожок исчез, вместо него рядом обнаружилась нехилая такая глыба из черного же мрамора, отполированная и блестящая на поверхности, как новенькая. На ней тоже виднелись буквы, и тоже золотые, Макс вытянул шею, присмотрелся, обернулся на шорох и едва удержался на ногах. Стожок, ростом ему по плечо, колыхался напротив.

– Дождик закончился, – сказало нечто. Мутный контур шевельнулся, зашуршал, Макс попятился и налетел на черную глыбу. Часть могильной плиты, как показалось, а надпись была, несомненно, эпитафией кому-то богатому и влиятельному, но давно, очень давно. А напротив стояла бабка-соседка и поправляла дождевик. Одной рукой она опиралась на палку, второй расправляла шуршащие складки плаща. Мокрые седые волосы прилипли к впалым щекам, синеватые губы дрожали. Бабка тяжко опиралась на палку и в упор смотрела на Макса.

– Добрый день, – пришел он в себя. Старуха кивнула, стряхнула с дождевика капли и выбралась на тропинку. Сердце успокоилось, Макс выдохнул и пошел следом за старухой. Та обернулась.

– В магазин вон туда, – она показала палкой в туман, откуда гудела электричка, – тут быстрее можно дойти. А я Мишу и Люду проведать ходила, давно не была у них. Завтра на вокзал пойду, Володя с Тамарой в гости ко мне приедут.

– Родственники ваши? – Макс зачем-то решил поддержать разговор. Бабка чуть улыбнулась дрожащими бледными губами.

– Дочка моя и зять, у них хорошая семья, я к ним часто хожу. А Володя – это брат мой родной, с женой приедут. Давно не были.

И поковыляла к дому, стуча палкой по кирпичу, постепенно пропала в тумане.

«Чокнутая», – Макс быстро пошел в другую сторону. Туман стремительно разносило ветром, скоро справа показались огромные старые березы на взгорке, дождь закончился, и стало очень тепло. Магазин действительно оказался очень близко, и знай Макс дорогу, до места он добежал бы за пару минут. Как и обратно: когда вернулся, бабки поблизости не было, дети так и орали из окон первого этажа. А вечером, когда стемнело, и от пруда раздалось первое пробное «ква», во двор въехала тонированная «семерка». Из динамиков орал рэп вперемешку с матюками, водитель жал на сигнал, пока из подъезда не выскочила Анька в коротком обтягивающем платье. Она уселась на переднее сиденье, тонированное корыто развернулось, подняв из лужи хорошую волну, и убралось ко всем чертям. С минуту было тихо, точно в дальнем космосе, потом с первого этажа раздались детские крики и мультяшные вопли. К ним примешался лягушачий хор, Макс закрыл все окна и лег спать, чтобы поскорее закончился этот еще один впустую прожитый день.

Окна закрыл, а шторы забыл, и проснулся от яркого света прямо в глаза. Солнце поднялось из-за насыпи с рельсами и светило точно в окна. На стекла было больно смотреть, до того они оказались грязными, Макс старался не обращать на это внимания. Настроение улучшилось, но ненадолго: не помогли ни обновление резюме, ни парочка рассылок: они точно в черную дыру провалились и там сгинули. К обеду от утреннего оптимизма не осталось и следа, да еще в комнате стало темно: солнце поднялось выше, и его закрывал разросшийся до неприличия клен. Макс открыл окно, присмотрелся и решил, что пара веток тут явно лишняя, их можно без труда обломать, и дереву это не повредит. На всякий случай прихватил с собой небольшой нож с зазубренным лезвием и отправился на дело. Клен рос точно у скамейки на мощных кованых ножках, такой старой, что та буквально вросла в землю. Макс забрался на спинку, дотянулся до самой большой ветки, ухватился за нее и поджал ноги. Ветка пружинисто покачалась, держа его вес, потом смачно хрустнула. Макс удачно приземлился на спинку лавки, потянул ветку на себя и принялся отрывать ее от ствола.

– Бог в помощь, – раздалось откуда-то сбоку. Ветка дернулась из рук, но Макс удержал ее, повернулся. На крыльце стоял толстый небритый мужик в тельнике и грязных джинсах. На голове седая редкая растительность, глаза крохотные, мутные точно после хорошей пьянки, короткую шею опоясывает толстая серебряная цепь, теряется в складках под подбородком. Мужик облокотился на перила и наблюдал за Максом.

– Темно от них, – он дернул ветку еще раз. Та повисла на длинной полосе коры и отрываться ну никак не хотела. Макс боком перебрался по спинке лавки поближе к дереву и принялся пилить ножом кору.

– А, понятно, – толстый зевнул, почесал пузо. – Темно, значит.

– Да, – Макс справился с веткой и принялся ломать ее колено. – Нифига не видно и плесени полно. Хорошо бы срубить его, а то мешает.

Мужик захлопнул рот, подтянул штаны и, шаркая тапками, спустился с крыльца.

– Давай помогу, – он оказался рядом, взялся за ветку в руках у Макса.

– Да я сам.

– Мне не трудно. – Мужик с силой рванул ветку на себя, Макс покачнулся и, не удержав равновесия, сорвался со спинки лавки. Мужик отшвырнул ветку, схватил Макса за грудки и неожиданным броском перекинул через себя. Мелькнули перед глазами старые рассохшиеся доски, что закрывали окна первого этажа, потом край ступенек крыльца, потом песок и лужа. В ней отражалось пасторально-синее небо, и сновали черные мелкие существа. Сначала показалось, что это стрижи отражаются в спокойной синей глади, но при ближайшем рассмотрении они оказались жуками-водомерками на длинных тонких лапках. Над ними нависла грузная тень, Макс успел развернуться и даже вскочил, но удар в живот отбросил его к лавке, дыхание перехватило. Он никак не мог сообразить, что происходит, а когда дошло, было поздно. Толстый ловко, точно каждый день только этим и занимался, вырвал у Макса нож и схватил за горло. Держал как-то странно: боли не было, только дыхание разом прекратилось, а перед глазами поплыли желтые пятна. И точно сквозь вату слышались слова:

– Запомни, скотина, это мой клен. Я его посадил, когда в первый класс пошел. Сам посадил, своими руками. А если он тебе мешает, то вали отсюда нахрен, или я тебе кое-что оторву…

Перед глазами маячило бледно-желтое пятно, от него разило дешевыми сигаретами и перегаром.

– Пару жизненно-важных органов с корнем выдерну… – неслось из густеющего тумана, – если хоть листик на нем тронешь…

Раздался глухой звон, точно били в дальний колокол, туман поглотил и эти звуки, стало темно и очень тихо. Макс судорожно дернулся раз-другой, и вдруг точно завесу отдернули: вернулся и свет, и звуки с красками, и воздух. Толстый стоял напротив и смотрел Максу прямо в глаза, но горло не отпускал, лишь чуть ослабил хвату. А на крыльце бабка лупила палкой по перилам:

– Витька, прекрати! Отпусти его, кому сказано, или получишь сейчас!

– Не боись, баба Надя, мне статья пока без надобности.

Витька разжал пальцы, отступил на шаг от Макса и принялся вытирать руки о штаны. Голова закружилась, Макса повело вбок, он грохнулся на колени и схватился за шею, закашлялся, да так, что опасался, как бы кишки не выпали. Витька смурно глянул на него, взял отломанную кленовую ветку, посмотрел на ствол, точно прикидывая, как бы приставить ее обратно. Бабка успокоилась на крыльце, из окна первого этажа таращились Анька и ее дети. Мальчишка показал Максу средний палец, девчонка подхватила, они засмеялись. Мать гладила деток по головкам и улыбалась, радуясь их смеху.