Страница 83 из 85
— Что же, дай тебе бог изрядные деньги за этот ячмень, — пожелали путники и поехали своей дорогой.
Добрались братья до дому и что же увидели?
В телеге старшого была одна кукуруза, у среднего одно просо, и только в Петриной телеге оказались золотые, которыми он нагрузил свою телегу в лесу.
Остались братья с носом. Стоят и смотрят друг на друга. Только умный человек всегда найдет выход.
— Вот оно, как бывает, когда везет, — говорит старшой. — Какой прок от этой кучи золота, если бы нечего было есть? Господь позаботился, чтобы не помереть нам голодной смертью: одному дал кукурузу, другому мелкое просо, третьему деньги. Теперь надо все разделить по-братски: одну долю мне, одну тебе, одну ему.
— Как наказал отец перед смертью, — подхватил Петря. Он уже понимал — что к чему.
Собрались они было делить — да нечем. Ищут, туда-сюда, копаются в вещах, переворачивают все вверх дном — нет, не находят мерки.
— Иди, братец, к соседям, — говорит Петре старшой, — к попу хотя бы и попроси у него мерку до вечера. Смотри только не проговорись про деньги, не то жадный поп выследит нас и оставит ни с чем.
— Кому ты это говоришь? — отвечает Петря. — Положись на меня как на каменную гору. Уж я сумею попа околпачить.
И тут же отправился — одна нога еще на пороге, а другая уже у поповой калитки.
— Дай нам, — говорит, — мерку до вечера. Вернем с лихвой. Только не думай, что мы деньги мерить будем. Делить хотим кукурузу, просо и другую мелочь.
Дал поп мерку, а сам задумался.
«Тут что-то нечисто с этим разговором о деньгах, — думает. — Покойник был человек богатый; что, если он оставил клад, и братья делят его моей меркой? Никто не знает, где найдет, где потеряет. Да уж ладно, займусь своими делами».
Только отмерили братья по мерке-другой, затявкала собака; поначалу редко, потом чаще, злее, а потом так залаяла, будто кто совсем близко подошел. Ясно стало братьям, что кто-то ходит около дома и, видно, уйти не хочет.
— Опять ты, Петря, какую-нибудь глупость сболтнул, — говорит старшой. — Боюсь, поп за нами следит. Не к добру лает собака. Поди-ка посмотри, что там такое.
Кинулся Петря в сени и застыл, разинув рот.
Что еще там такое?
Не в силах был поп совладать с собой, да и решил выследить братьев. Полез через забор, почуяла собака и кинулась на него, тянет попа вниз, а он хочет спрыгнуть назад, да не может. Испугался поп до смерти, растерялся и угодил на острый кол. Сидит, дрыгает что есть силы ногами, руками машет.
— Господи, — крикнул тут Петря и поспешил, добрый человек, помочь попу, с кола его стащить.
А поп дергается как полоумный, и чем больше дергается, тем глубже на кол садится. Прибежал Петря, а поп уже при последнем издыхании. Только и успел Петря слова поповы услышать:
— Спаси мою грешную душу, сынок, никогда больше не буду в чужие дела лезть.
И вправду не пришлось ему больше лезть — тут же и помер.
Прибежал Петря к братьям и кричит:
— Беда! Поп помер на колу, а люди скажут, что это мы его убили!
Средний испугался до смерти, схватил мешок с деньгами, да и собрался дать тягу.
— Стойте, братцы! — кричит старшой, который был посмышленей. — Ополоумели вы, что ли? Обсудим-ка лучше все толком, а то поспешишь — людей насмешишь. Сначала снимем попа и притащим сюда; потом вобьем в дверь крюк и повесим его. Люди и подумают, что поп пришел воровать, испугался, что поймают, да и повесился на двери.
— Верно, — ответил средний и успокоился. — Притащим попа, вобьем крюк и повесим его.
Так они и сделали и тут же пустились наутек. Старшой схватил мешок с деньгами, средний — другой, а Петря — мешок с мелким просом; не умирать же с голоду в дороге.
— Притяни дверь за собой, дурень! — на бегу крикнул Петре старшой.
«Притянуть дверь за собой? Как же ее притянуть?» — думает тот в недоумении. Бросил он мешок, снял дверь с петель, взгромоздил ее вместе с попом себе на спину, да и отправился вслед за братьями. А те неслись сломя голову, будто от пожара спасались.
Бежали они, бежали, пока не достигли густого леса. Тут их и застала ночь.
— Тьфу ты, наказание господне! — крикнул старшой, завидев Петрю с дверью да с попом на спине.
Лес — такой темный и густой, что даже жутко становится. И будто уж слышится щелканье волчьих клыков, медвежий рык и вой других голодных зверей. Того и гляди, накинутся и растерзают братьев в клочья. Мертвого попа только тут не хватало… Кто знает, что еще может выкинуть мертвый поп!
Петря и так с ног валился.
— Что же тут такого, — отвечает брату, — брошу я его — вот тебе и вся недолга.
— Боже упаси! — кричит средний. — Оставим его здесь, а ну как он отвяжется и припустится за нами?
— Верно, — говорит старшой. — Ночью мертвецам вольная воля. Держи его при себе и не давай ему спуску.
Идут они дальше: старшой впереди, второй — за ним, а третий — сзади. Трудно и боязно им идти по темному лесу. Шагают, а куда — сами не знают. Устали, ноги еле волочат.
Что тут поделаешь? Отдохнуть бы — да боятся и того, и сего, и всего. Мало ли что может случиться ночью в темном лесу! Только умные люди нигде не пропадут. Нашли они большое ветвистое дерево, полезли на него и устроились на ветвях отдохнуть. Кто знает, может, и поспать удастся?
— Гляди в оба, — говорит Петре старшой, — и не смей спать. Стой на страже и, как кто появится, сразу нам говори. Да за попом следи, чтоб пакость какую не натворил. Придет наш черед, мы станем на страже, а ты поспишь.
Поставил тут Петря дверь на ветки и прислонил ее к дереву, пощупал, хорошо ли вбит крюк, держится ли веревка на поповой шее.
— Не ваша это забота, — отвечает он братьям. — Обо мне пусть у вас голова не болит. Спите спокойно, как дома на печи. А я глядеть буду.
Насторожился Петря, что твоя кошка, стоит, по сторонам поглядывает, вперед-назад, влево-вправо, застыл, едва дышит. Вдруг слышит, будто невдалеке шелестит. Видит — появляются какие-то тени. Одна, другая, третья, двенадцать и еще одна — всех тринадцать.
А были это разбойники — двенадцать, с главарем — тринадцать. И несли они драгоценности, шелка, бархат да иные дорогие вещи, награбленные бог весть где. Остановились они под ветвистым деревом отдохнуть и попировать. От страха у братьев стало сердчишко с кулачишко.
— Конец нам, — шепчет старшой. — Схватят нас и отберут мешки с золотыми.
— А то еще и придушат, — добавляет средний.
— Или на ветке повесят, — шепчет Петря.
Конечно, приятного мало сидеть на дереве, если под ним отдыхают разбойники — двенадцать, с главарем — тринадцать.
А разбойники стали собирать хворост да сушь для костра. По лесу шныряют, ветви собирают; набралась гора для разбойничьего костра. Долго ли, коротко ли, зажгли они костер.
— Ой, — шепчет Петря, — задушат нас дымом, спалят огнем.
— Молчи, осел! — ругает его старшой. — Еще выдашь нас.
— Накличешь на нас беду, — добавляет средний.
Прошло немного времени.
— Братцы, — говорит Петря, — дым в горло попал, першит очень.
— Молчи! — сердито шепчет старшой.
— Братцы, — пристает Петря, — меня икота одолевает.
Хоть среднему и жаль кулака, все же дал дураку тумака.
А разбойники тем временем зарезали барана и стали жарить на вертеле, даже шкуры не содрали. Повалил густой дым от спаленной шерсти.
— Задыхаюсь, братцы, — шепчет Петря.
Стукнул его старшой, стукнул и средний, а сами уж тоже задыхаются.
Разбойники ограбили церковь и вместе с драгоценностями утащили и мешок ладана. Церковь грабить грешно, некоторые из разбойников и раскаялись. Чем бы усмирить божий гнев? Богу, известное дело, нравится запах ладана. Вот они и взяли по горстке ладана да и бросили в огонь. Какое поднялось благоухание! Весь лет запах ладаном.
— Братцы, сейчас чихну. Не могу больше, ей-богу, чихну! — шепчет Петря.
Не успели братья отвесить ему положенных тумаков — Петря как чихнет! Лес задрожал. Задрожала и дверь с попом; выпал тут из замочной скважины ключ и скатился прямо на разбойников.