Страница 81 из 85
— Пойдем, — говорит Петря; ему тоже стало ясно, что только это и оставалось.
Богатство делить — людей не примирить. Хоть и родные братья, а в чем не сойдутся, все равно подерутся.
Вышли в поле братья и стали по своему обычаю считать шаги: «Один мне, один тебе, один ему».
Виноградники по кустикам, сады по деревцам, рощи по дереву да по кустику — все поделили. А как пришли на выгон, где паслось стадо, так и запутались. Коров и телят разделить не так уж было трудно: одну мне, одну тебе, одну ему, одного сюда, одного туда, а третьего еще дальше. Но что делать с быком? Один бык на все стадо! И был он такой красоты, что другого такого на всей земле не сыскать, хоть исходить ее из конца в конец: широкий в груди, крепкий в загривке, такой громадный бык, что насилу в ворота влезает. Голова у него маленькая, рога острые и длинные, а кто ему в глаза взглянет, того в дрожь бросит. У самых богатых царей не бывало такого быка.
— Что же мы будем делать? — спросил старшой, который сразу смекнул, что с таким быком прославишься на весь мир.
— Верно, что же мы будем делать? — спросил средний. Он, видно, тоже знал, как хорошо иметь такого быка.
— А вот что: зарежем, как петуха, — предложил Петря, — зажарим и съедим.
— Боже упаси! — крикнули в один голос старшой и средний. — Петух петухом, а бык быком.
И пошло: один говорит «да», другой — «нет», этот гнет в свою сторону, тот — в свою.
Каждому, видишь ли, хотелось заполучить быка себе, и только себе. Началась бы тут потасовка, да смилостивился господь и послал Петре хорошую мысль.
— Знаете что, — сказал он. — Посмотрим, какое кому счастье: построим каждый по стойлу и пустим быка. В чье стойло побежит, тому он и достанется.
— Быть по сему, — согласились старшие братья. Каждый из них, видишь ли, не сомневался, что сумеет так поставить дело, чтоб бык вошел в его стойло.
Старшой, человек великого ума, разыскал знаменитых каменщиков и мастеров и велел им строить стойло на диво, с башнями да с украшениями. Увидит бык такую красоту и побежит без оглядки прямо к нему.
Средний-то чем хуже? Вот он и постарался, чтоб стойло его было еще того краше да просторнее.
А Петря-дурачок посматривает на них и глазами хлопает; никак не придумает, как за дело взяться. Все откладывает и откладывает работу.
Торопят его братья, а он все одно твердит: «То моя забота, обо мне пусть у вас голова не болит».
Выстроили старшие братья стойла, да такой красоты, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Вот они и стали Петрю поторапливать, чтобы он что-нибудь да выстроил. Что ему делать? Была пора, так не хватало ума, а время ушло, и ум пришел. Отправился Петря в рощу, срубил несколько деревьев и нагрузил три воза зелеными ветками. Поставил он на скорую руку шалаш из тех зеленых веток и покрыл его камышом. Братья со смеху подыхали, а Петря не нарадуется, на зелень глядя.
Привели они быка и выпустили его на середину двора, между стойлами. Пусть, мол, сам себе выберет жилье. А было это в летний день. Мошки быку покоя не давали, со всех сторон нападали, а он головой трясет, хвостом обмахивается.
Хоть и красив бык и могуч, у него обычай бычий, ум телячий: он и не взглянул на башни да украшения, а походил туда-сюда по двору и пошел прямо к зеленому шалашу. И так в нем устроился, что раскаленным прутом его оттуда не выгнать.
Стоят старшой и средний — дураки дураками и глазам своим не верят.
— Ну и глупая скотина, — молвил старшой. — Что ж, раз так, то и дело с концом. Вошел он, Петря, в твое стойло, значит, он твой.
— Верно, братец, верно, — сказал средний. — Глупая скотина, ничего с ней не поделаешь. Говорят же: дурак спит, а счастье в головах лежит.
Пригорюнились братья, глядя, как радуется Петря на своего быка. Мало того, Что каждому хотелось иметь быка, обидно было, что достался он такому дурню. На что ему бык? Как будет за ним ходить?
— Слушай, Петря, — говорит однажды старшой. — Давай-ка сделаем с тобой хорошее дело. Отдай мне быка, а я тебе четвертую часть своего богатства дам.
— Нет, ты мне его отдай, отвалю тебе столько же! — кричит средний. — Мы тоже не лыком шиты.
А Петря, сбитый с толку, глядит то на одного, то на другого. Он и рад был бы отдать быка, да не знает кому: разделили-то все по-братски, и доля старшого была равна доле среднего.
— Ничего тут другого не придумаешь, братцы, — сказал Петря, — кто больше даст, тот быка и получит.
— Бери половину! — кричит старшой.
— Я тоже даю половину! — вопит средний.
— Даю три четверти! — снова кричит старшой.
— И я даю столько же! — упрямится средний.
— Даю все!
— Я тоже.
Вот не было печали, так черти накачали. Хоть и братья, а никак не поладят. Скажи старшой, что отдаст сверх всего и шапку, отдал бы свою и средний. Бык должен непременно остаться у Петри, иначе не быть миру и согласию. Правда, согласия и так не было. Стоило Петре показаться с быком на выгоне, как начиналась перепалка. Средний глядит на быка, старшой сердится и кричит:
— Смотри не смотри — все равно не твой.
— Да и не твой, — вторит ему средний.
Один — слово, другой — слово, вот и ссора готова. Наступает ночь, а братья все поносят друг друга. А если средний не смотрел на быка и делал вид, будто не замечает его, старшой выходил из себя и кричал:
— Ослеп, что ли? Не видишь быка?
— Хватит того, что ты его видишь, — отвечал средний, и опять начиналась перебранка.
«Разнесчастная моя головушка, — думает Петря. — Беда мне с этим быком. Что бы такое придумать, чтоб сбыть его с рук? Говорил я, что надо его зарезать».
Только реши он зарезать быка — не сносить бы ему головы: братья разорвали бы его на мелкие куски.
— Пойду-ка на рынок и продам его тому, кто больше заплатит, — решил Петря. — Лишь бы отделаться.
Сказано — сделано.
Вывел он быка однажды на выгон, да не остановился у стада, а повел в город продавать. Петря в город! Вот не было еще печали! Был Петря деревенским дурнем, захотел стать городским.
Понятия не имел он, что такое ярмарка, как продают и покупают, как торгуются. Слышал Петря где-то, что на ярмарке ходит видимо-невидимо народу, а еще больше там разговоров — один спрашивает цену, другой отвечает и уступает, если ем не дают, сколько запросил.
«Ничего, я тоже из ученых, — думает про себя Петря. — Не так-то просто меня околпачить».
Идет он проселком, не торопится, как человек, которому спешить некуда. Впереди шествует бык, а он за быком. Бык нет-нет да замычит, а Петря то посвистит, то в листочек поиграет.
Вот идут навстречу люди с ярмарки.
— В добрый час, братец, — говорит один, поречистей. — Хорош бык! В город ведешь? Продавать? Сколько же ты просишь?
«Держись, брат, не горячись, — думает про себя Петря. — Вот уж и ярмарка».
— Спасибо на добром слове, — отвечает он встречному. — Прошу за быка тысячу лей, сто денежек и десять монет. И прошу я столько, чтоб было с чего скостить.
— Деньги большие, да и бык хорош… — говорит путник.
Только он покупать не собирался и пошел своей дорогой.
Долго ли идет, коротко ли, навстречу другой.
«Что же, на то и ярмарка, — думает Петря. — Одни уходят, другие приходят».
— Красивый бык, — говорит другой прохожий. — Продаешь? На ярмарку ведешь? Много ли просишь?
— Девятьсот девяносто девять лей, девяносто девять денежек и девять монет, — отвечает Петря.
Знай, мол, наших, мы тоже торговаться умеем.
Посмотрел на него путник искоса, да и пошел своей дорогой.
Долго ли, коротко ли — прошел третий путник, потом четвертый, потом еще и еще. Много их повстречал Петря. Все хвалят быка, цену спрашивают, а Петря, как человек бывалый, все сбавляет да сбавляет цену, пока и сбавлять нечего стало.
Закручинился Петря.
«Горе мне с этим быком, — думает. — Все спрашивают, да ни один не торгуется. Что за бык такой, что никто его купить не хочет? Хоть даром отдавай быка, лишь бы от него отделаться!»