Страница 46 из 53
Ларец открылся.
Элизе стало жутко так, что в глазах потемнело. Она испугалась, что не сможет прикоснуться к этой стопке — и в ту же минуту протянула руку и взялась за ленту.
— Красиво прозвучало, — Оберон улыбнулся, но улыбка вышла напряженной и больной. — Давай посмотрим.
— Как ты догадался? — спросила Элиза и взяла первый документ. «Божьей волей и милостью Завещание Арнота, короля Сандарона, владыки Заокраинных земель, защитника веры, — прочитала она и подумала: — Мой дед».
В ту же минуту Элиза поправила себя: «Мой дед отдыхает дома. А это человек, который разрушил три поколения нашей семьи».
— Подумал, что твой отец поставил особый замок, — ответил Оберон. — И очень важный для него лично.
«Я, Арнот, король Сандарона, находясь в здравом уме и твердой памяти, перед лицом Господа нашего и сандаронского народа объявляю свою последнюю волю, — прочла Элиза. — Я признаю Анну Тома моей законной дочерью, первенцем, наследницей престола Сандарона. Да правит она долго, и пусть ее правление будет достойным и искупит мой грех перед ней и ее матерью. Раймунде, моей дочери, остается титул королевского высочества при королеве Анне, ее старшей сестре».
Она протянула завещание Оберону и внезапно поняла, что давно сгустился вечер, Мари успела принести в сад большую лампу, и в комнате деда тоже горит свет за белой кружевной занавеской. Издалека доносился веселый лай собак и голоса, заливисто пела гармонь под аккомпанемент сверчков. Поселок жил, кругом были люди, отдыхавшие после работы — а Элизе казалось, что она падает в непроглядный мрак.
Ее мать действительно была наследницей престола. Откуда-то из-за деревьев повеяло тихим ветром, и Элиза услышала перезвон колокольцев и далекую песню — лунная лисица бежала по траве и камням:
— Я так понимаю, королеве Раймунде не захотелось делиться властью с деревенской девчонкой, — сухо произнес Оберон. Элиза кивнула. Если младшая дочь пошла в отца, то она не обладала такими глупыми качествами, как порядочность и честность.
Впрочем, кто бы на месте Раймунды просто встал и отошел в сторонку? Да никто.
Элиза взяла следующий листок с печатями — свидетельство о рождении своей матери, где отцом был указан Арнот, король Сандарона. Король действительно признал Анну своей дочерью. Видимо, совесть у него все-таки была, раз он всю жизнь помнил о том, как надругался над Аделью, и постарался исправить свой грех.
— А это завещание? Свидетельство о рождении? — спросила Элиза. — Почему она их не уничтожила?
— Как правило, такие документы создают в нескольких экземплярах, — произнес Оберон. — И если король Арнот знал о характере старшей дочери, то обязательно припрятал копию. На тот случай, если она решит сделать вид, что никакого завещания не было.
Дальше в стопке было несколько листков, исписанных рукой отца. Элиза взяла их, и ей почудилось, что Эжен Леклер выступил из сумерек — живой, молодой, сильный.
«Элиза, если ты читаешь это письмо, то меня уже нет в живых.
Я пишу это и надеюсь, что правда восторжествовала. Что ты, моя дочь, сейчас королева Сандарона, и эта корона принадлежит тебе по праву. Ее отняли у твоей матери, но ты — ты должна быть на своем месте.
Но может быть, что у меня ничего не получилось. И тогда я верю, что ты жива. Что рядом с тобой есть люди, которые тебя поддержат».
Элиза подняла голову и взглянула на Оберона. Тот смотрел на нее с искренней любовью и теплом, он разделял все, что она чувствовала сейчас, и Элиза подумала: да, такой человек есть. И больше я его не оставлю.
«Ты, я полагаю, уже видела завещание твоего деда и свидетельство о рождении твоей матери. На старости лет у Арнота завелась совесть, и он решил, что дочь отмолит его грехи, если он ее признает. Признал, узаконил, передал ей трон. Как думаешь, понравилось ли это принцессе Раймунде, которая тогда уже примеряла корону?
Нет, разумеется. Все экземпляры завещания были тотчас же уничтожены, а нотариус, который их составлял, умер от разрыва сердечной мышцы; было объявлено, что Арнот не изъявил последнюю волю, и принцесса Раймунда становится королевой по закону о престолонаследии.
Раймунда не училась в академии магии, но у нее были опытные помощники, которые посоветовали ей, как расправиться с Анной. Когда Арнот умирал, лейб-лекарь взял его кровь, и на ней был проведен обряд, который сделал твою мать оборотнем. Те, кто похитил Анну, оставили ее в одном из лесов Прихолмья; там в то время работали охотники на порождения тьмы, и они убили бы ее.
Все было бы кончено.
Знаешь, я думал, почему Раймунда не приказала просто убить Анну. Кто стал бы искать деревенскую девчонку, которая заплутала в лесу? Возможно, делая сестру оборотнем, Раймунда так мстила отцу, который всю жизнь притворялся не тем, кем был. Сволочь и насильник, что делал вид, будто он приличный и порядочный человек, и потом, умирая, отобрал у нее все, на что она надеялась, то, без чего не представляла своей жизни».
Элиза отложила письмо, уткнулась лицом в ладони и какое-то время сидела без движения. В голове было пусто и звонко, щеки горели, глаза были злы и сухи. Оберон протянул руку, погладил Элизу по плечу, и она опомнилась.
Да, все это время они были правы, считая ее наследницей престола. Да, семья короля Арнота разрушила жизнь семьи Элизы.
«Когда Анна умирала, то рассказала мне, кто ее настоящий отец, — прочла она. — И я сказал себе, что обязательно докажу это и верну тебе то, что у тебя отняли. Несколько лет я провел в поисках бумаг Арнота и, в конце концов, нашел их. Раймунда и подумать не могла, у кого еще отец мог сохранить копию завещания — у своей любовницы! Дама умерла, а я успел выхватить бумаги буквально за час до того, как наследники опечатали все ее документы!
Ты королева Сандарона, Элиза. Я верю, что ты будешь править долго и станешь достойной владычицей. Береги себя, моя девочка.
Отец».
Элиза выпустила из рук письмо и долго смотрела вперед — сквозь Оберона, сквозь дом, куда-то туда, где, возможно, была ее новая жизнь и новая правда.
Ночь сгустилась, рассыпала над ними пригоршни созвездий, расплескалась тоскливыми криками птиц на болотах, а она так и не шевельнулась.
Глава 11. Проклятие оборотня
— Что ты теперь собираешься делать?
Вечер, ночь и утро Элиза провела в молчании. Оберон не настаивал: в конце концов, когда окончательно узнаешь правду о себе и своей семье, к этой правде следует привыкнуть. Иногда человека надо просто оставить в покое и не надоедать расспросами. Захочет заговорить — заговорит. Но после завтрака, когда Элиза поднялась из-за стола и медленно направилась к воротам, Оберон пошел за ней.
Начался новый день, и ее уже не стоило оставлять в одиночестве. Перебродившие мысли становятся не лекарством, а отравой, а яд нужно вычистить из раны.
— Сейчас? — Элиза будто бы впервые увидела его, настолько удивленным и чужим сделалось ее лицо. — Сейчас хочу погулять. Тут березовая роща за поселком, там красиво.
— А грибы там есть, интересно? — поинтересовался Оберон. — Можно было бы собрать, Мари пожарила бы на обед.
— Грибы? — нахмурилась Элиза. — Ах, да… Нет, я не за грибами, я просто хочу погулять.
Оберон вопросительно поднял левую бровь.
— Не собираешься сбежать от меня? — осведомился он, стараясь говорить максимально беспечно.
Отстраненное выражение покинуло ее лицо; Элиза словно опомнилась и стала той, к которой Оберон привык — не чужой и далекой, а прежней.
— Я не собираюсь от тебя убегать, Оберон Ренар, — ответила она. — Я же обещала. Но все это… — Элиза дотронулась до жемчужной подвески, в которую убрали завещание и письма. — Это правда тяжело.