Постэпидемия

— Нет, — покачал головой итальянец.

— Там была хорошая шутка — «Наши люди в булочную на такси не ездят». А у нас ездили, и на личном транспорте тоже. Опять же до нелепостей — бывало, на метро или МЦК — это кольцевая железная дорога, если вы не в курсе, тоже фактически часть метрополитена — добираться минут двадцать, но нет, человек едет на машине, в итоге приезжает через час из-за пробок, везде опаздывает, злится, дышит в пробках выхлопами… Ну и вот — нет худа без добра. Плюс — «удалёнка». Когда во время пандемии большинство учреждений перешло на удалённую работу, поначалу это казалось нереальным. А потом выяснилось, что большая часть сотрудников куда продуктивнее работает из дому. Не в душном офисе среди сотни таких же бедолаг, а дома, с чашкой кофе и котом на коленках.

Джанлуиджи посмотрел на проплывающую внизу Москву. Город буквально утопал в зелени, на огромной клумбе алела высаженная из цветов цифра «80». Восемьдесят лет победы русских во Второй мировой войне. Будут отмечать через год. Победы в том числе и над ними, над итальянцами…

— А как же производство, господин Рославлев? — поинтересовался он. — Заводы, фабрики?

— В самой Москве их совсем мало. Ну и на заводах и фабриках полно тех, кто не стоит у станка. Бухгалтерии, разработчики, плановики, руководство… Нет, перестраивались не все и долго. Кто-то не смог, естественно… А так — у меня супруга инженер департамента технической поддержки в нефтегазовой сфере. Сидит дома, трудится. Вы, к слову, женаты, синьор Бернарделли?

— Нет, — сказал итальянец.

— Может, кого и присмотрим вам, у нас девушек красивых в избытке, — пошутил Рославлев. — Так вот, переход на «удалёнку» тоже снизил количество ненужных поездок туда-сюда, проблем с парковками. Резкое снижение траффика очистило воздух в городе. Вот раньше, особенно если бы мы летели повыше, над Москвой всё время дымка висела. Смог. Иной раз пару недель солнышка не видно.

— Но почему мы всё-таки именно летим? — напомнил Джанлуиджи. — Пробок нет.

— Ну, на вертолёте в любом случае всё-таки быстрее. И Москву с воздуха можно посмотреть. Интересно ведь, правда?

— Интересно, — признался итальянец.

— Дальше будет ещё интереснее, — пообещал Рославлев и спохватился:

— Что же это я, как чёрт нерусский… Встретил, называется, дорогого гостя…

Он полез в портативный холодильник и добыл оттуда запотевшую бутылку водки, бутерброды с икрой и нарезанный сыр. Невзирая на деланные стоны и взгляды Джанлуиджи, налил водку в рюмки и сказал тост:

— Ну, за дезинфекцию!

Итальянец выпил, поспешно закусив толстым ломтём белого сыра. Это была моцарелла, причём хорошая.

— Вкусно? — поинтересовался Рославлев с довольно хитрым видом.

— Великолепно! Хорошо, что вы отменили свои контрсанкции.

— Контрсанкции, как вы понимаете, за фактическим отсутствием Евросоюза стали не нужны. Но этот сыр произведён в городе Туле.

Джанлуиджи недоверчиво повертел в руках кусочек сыра.

— А этот пармезан — подмосковный.

Итальянец осторожно попробовал пармезан. Пармезан был как пармезан, ничуть не хуже, чем из Реджо-нель-Эмилии.

— За санкции и контрсанкции мы вообще должны вам спасибо сказать, синьор Бернарделли. Если бы не они, мы многое не научились бы делать сами. В начало пандемии мы вошли такими же расслабленными, как и большинство европейских государств. Вы ведь, если не ошибаюсь, из Бергамо?

— Да, — кивнул Джанлуиджи, дожёвывая тульский пармезан. — Из Бергамо…

Город был мрачен. По улице двигалась колонна армейских грузовиков, испятнанных камуфляжем. Солдаты везли гробы на кремацию в Модену и Болонью, чтобы затем вернуть родственникам покойных урны с прахом. Местные крематории не справлялись…

Джанлуиджи только что вышел с онлайн-конференции, на которой мэр Бергамо говорил: «Нам выпала участь стать первой в Европе страной, принявшей на себя удар эпидемии. И тем, у кого есть ещё несколько дней или недель в запасе, поскольку эпидемия в их странах запаздывает, я очень советую использовать эти дни с пользой для здоровья их собственных граждан, осуществлять предупредительные меры, не дожидаясь, пока эпидемия начнётся».

В больницах врачи вынуждены были выбирать, кого подключать к немногочисленным аппаратам ИВЛ, а кого оставить умирать.

— «Иные кончались прямо на улице, кто — днем, кто — ночью, большинство же хотя и умирало дома, однако соседи узнавали об их кончине только по запаху, который исходил от их разлагавшихся трупов. Весь город полон был мертвецов»[1]

Франческа подошла неслышно и стояла рядом, глядя на рокочущие грузовики с трупами.

— «Декамерон», — журналист повернулся и обнял девушку. Та испуганно отстранилась.

— Дистанция…

— Дистанция, — согласился Джанлуиджи. — А вот Алессандро считает, что коронавирус — фикция. Заговор с целью контроля над населением планеты.

— А грузовики везут манекены.

— Слишком много странного, Франческа. Почему в Китае всё уже заканчивается? Почему в огромной России, которая, кстати, с Китаем граничит, пандемии нет? Почему в Штатах достаточно спокойно?

— Сейчас ты договоришься до того, что китайцы совместно с Путиным и Трампом решили заполучить таким образом мировое господство.

Франческа нервно рассмеялась. Проходившая по противоположной стороне улицы пожилая дама посмотрела на них с отвращением.

— Русские, между прочим, прислали нам помощь. Пятнадцать очень больших самолётов. Русские, Джанлуиджи, а не твои дражайшие немцы или британцы. Немцы прислали нам только вирус — говорят, он попал в Бергамо из Франкфурта через транспортный аэропорт.

— Евросоюз просто оказался не готов к такому, — пожал плечами журналист. — Многие годы спокойной и счастливой жизни…

Франческа отвернулась и сердито сказала:

— Премьер Конте прав — эта никчемная структура развалится, если, конечно, мы вообще выживем.

— Нас же спасут русские, — съехидничал Джанлуиджи. — Что там они привезли? Кучу ненужного барахла и три десятка офицеров в масках, чтобы шпионить за НАТО? Теперь мы точно не пропадём.

— Это военные вирусологи, дурак. А твоя La Stampa лизала задницу Муссолини, а сейчас лижет Евросоюзу. Муссолини притом хотя бы что-то умел, в отличие от этой кучки неудачников.

— Так, мы будем ссориться, или пойдём перекусим? Кафе закрыты, но у меня дома полный холодильник, есть вино…

— Я не хочу есть, — Франческа покачала головой и неожиданно закашлялась.

Журналист машинально сделал шаг назад.

— Я говорю, мы уже прилетели! — крикнул Рославлев, тряся итальянца за плечо.

— Простите, задумался.

Джанлуиджи увидел, что «робинсон» заходит на посадку. Внизу появилась яркая оранжевая посадочная площадка, а в стороне среди сосен прятались небольшие разноцветные коттеджи, с виду новенькие.

Пилот дождался, пока винты замедлят своё движение, и сказал:

— Прибыли, можно выходить.

— Спасибо, — вежливо поблагодарил журналист. За время недолгого полёта его немного укачало, и Рославлев поддержал его за локоть, помогая выбраться из вертолёта.

Их встречали трое — молодой бородатый мужчина в шортах и футболке, седенький старичок в костюме и средних лет толстяк, обильно потевший и утиравший лысину белым платочком. Неподалёку стоял русский джип, высокий и тёмно-серый, с раскинувшей крылья птичкой-шильдиком на радиаторе. Такой джип Джанлуиджи видел в сериале Соррентино про Папу, Папа на нём ездил.

Рославлев представил итальянца («наш друг из Италии, журналист газеты «Стампа», синьор Джанлуиджи Бернарделли»), последовали рукопожатия и приглашение к столу. О безудержном и даже ужасающем гостеприимстве русских Джанлуиджи знал. Он вообще многое узнал, чтобы попасть в полузакрытую после пандемии Россию — начиная с языка, который в своё время удачно выбрал в университете. Собственно, в саму Россию попасть оказалось куда проще, чем получить разрешение на выезд из Италии. Хотя что уж там, передвигаться даже между европейскими странами, как вышедшими из Евросоюза, так и оставшимися в его руинах, было куда как сложно. Та же Швеция до сих пор была закрыта наглухо. Что происходит в Белоруссии, не знал толком вообще никто, хотя тамошний футбольный чемпионат по-прежнему показывали по телевизору, и даже на трибунах кое-где сидели одинокие болельщики в масках.