Красный (ЛП)

- Я так и подумала, - ответила Мона. Она опустилась на пол, ее голени утопали в мягкой куче розового, желтого и голубого шифона, оставшегося после резни, которую устроил Малкольм платьям девушек. Она взяла скипетр Малькольма в руки и оперлась локтями на его волосатые бедра. Он казался таким реальным, все казалось реальным. Густые волосы на его ногах, заостренные уши, теплый животный запах его тела. Музыка звучала совсем не так, как на радио или пластинке. Она могла поклясться, что даже видела светлячков, мелькающих среди деревьев священной рощи, в которой они играли. И все три девушки были невероятно красивыми - их юные ангельские лица, нежные груди, гладкие тела. Они были акварельными нимфами в акварельном мире.

Неужели все эти танцы, кружение и смех одурманили ее? Может, она спала?

Возможно, но ей было плевать? Она была слишком счастлива во сне, чтобы сейчас просыпаться.

Она долго целовала головку члена сатира. Затем открыла рот и обхватила головку губами. Она ощутила вкус его мускусной плоти, капельку соли и жаждала еще больше. Мона провела ладонями по его бедрам, обхватила руками его бедра и всосала его ствол глубже. Она смутно слышала, как нимфы музыкально хихикали, пока Мона поглощала член их сатира, вбирала до самого горла. Она должна была бы подавиться, но этого не произошло. Она была захвачена моментом, фантазийным миром, который он создал для них. Она ощущала, что могла сделать все, даже взлететь, если захочет, хотя она откажется от крыльев, чтобы ощутить ее сатира внутри себя.

- Прекрасное новое украшение для моих колен, - сказал Малкольм, собирая ее волосы в кулак, приподнимая их и укладывая вокруг себя так, чтобы они ниспадали с его бедер. - Тоньше шелка, мерцает ярче сатина, и поглощает меня лучше, чем любой хлопок.

Мона засияла от гордости, его член все еще был у нее во рту. Ее сатир был окружен своими нимфами. Голубика стояла у него за спиной, снова водрузив на голову лавровый венок. Он повернулся к Розочке справа и поцеловал ее губы, прежде чем повернуться налево, чтобы лизнуть грудь Санни. Они все по очереди целовали его, а он по очереди сосал и лизал их шеи и груди, погружал пальцы в их узкие киски, и щупал из бедра и попки без всяких извинений.

- Вы заставляете меня жалеть, что у меня нет четырех членов, - сказал он нимфам. - Я бы взял вас всех сразу, мои красавицы.

- Или мы могли бы найти еще трех сатиров, - ответила Санни.

- Мне больше нравится моя идея, - сказал Малкольм.

Моне пришлось остановиться сосать, чтобы посмеяться. Она ласкала его член, восстанавливая дыхание. После трех девушек, он должен был быть вялым, как увядающая роза в пустыне, но в ее руках он был стальным жезлом в оболочке теплой плоти. Она не могла перестать прикасаться к нему, и не остановится, даже если наступит конец света. Его аромат манил ее, его аромат и его власть.

Он пощекотал ее под подбородком, как хозяин котенка. Она улыбнулась и снова принялась облизывать его головку.

Он положил руки ей на плечи, не отталкивая, а массируя, лаская ее. Он приподнял бедра над троном, чтобы войти глубже. Мона ухватилась за его бедра, цепляясь за него, пока он вколачивался в ее рот, пристрастившись к ощущению его члена в горле. Она должна была его ощущать, пробовать, сосать. Она была запечатана в нем, и он был заключен в ней. Сатир Малкольм застонал в своей животной похоти, топая босой ногой по полу, словно это удовольствие сводило его с ума. Звук, который он издавал, был тяжелым и глухим, как стук копыт по полу.

Его нимфы ласкали его, их руки и губы блуждали по его коже. Мона слышала их шепот, - Вы можете это сделать, сэр Сатир. Вы примете это. - А Малкольм отвечал, - Нет... нет... это слишком. Она убьет меня своим ртом. Она отсосет его.

- А мы вернем его на место, если она посмеет, - ответила одна из девушек. - Кто взял клей?

И они все рассмеялись, кроме Моны, которая не могла перестать сосать член Малкольма, даже если бы захотела - хорошо, что она не хотела останавливаться.

Мона обхватила основание его члена одной рукой, а второй взяла его тяжелые яички. Малкольм зарычал словно дикое животное, и снова топнул ногой. Он извивался под ее ртом, двигаясь против своей воли. Ох, это было порочное, порочное блаженство и Мона наслаждалась им так же, как и он. Ее киска пульсировала, словно ее сердце находилось между ног, колотилось, стучало и грохотало. Она ощутила ладони Малкольма на своей спине. Он вцепился в ее лопатки. Она посмотрела вверх и увидела, как его голова запрокинулась назад в экстазе, и поняла, что он там. Она сосала так сильно как могла, достаточно жестко, чтобы заставить его поверить, что она действительно отсосет его. Малкольм рычал, как животное, и его тело замерло, словно доска, а бедра зависли в воздухе в нескольких дюймах над троном.

Затем он кончил. Волна горячей жидкости была такой мощной, что Мона едва все проглотила. Он изливался и изливался, а она глотала и глотала. Она думала это никогда не закончится. Жидкость была солоноватой на вкус, как океан, но освежала, словно вода из фонтана. Когда всплески наконец прекратились, Малкольм осел на трон, голова запрокинута, глаза закрыты, а руки висели и нимфы целовали его пальцы. Она не хотела отпускать его член. Он был таким вкусным.

Она посмотрела на него, он моргнул и открыл глаза.

Он улыбнулся.

- Вот видишь! - сказала Санни. - Он не отвалился.

- Это хорошо, - ответила Розочка. - Я все равно не взяла клей.

- Поцелуй меня, - сказал он Моне шепотом, предназначенным для всеобщего слуха. Нехотя Мона выпустила его изо рта. Она поднялась на ноги и поцеловала его так, как он приказал ей.

Их языки переплетались и сцеплялись. Он обнял ее за талию и держал на месте, чтобы она не убежала от его рта и языка, который ласкал ее губы и проникал до самого горла. Казалось, он пробует себя на вкус внутри ее рта. Королевский скипетр его величества был тверд как никогда, она чувствовала, как головка упирается ей в живот, и она страстно возжелала его внутри себя. Пока они целовались, нимфы возобновили свой танец, держась за руки, кружась вокруг маленьких деревьев, в скачке, которая, казалось, не имела ни конца, ни начала, ни победителя, ни проигравшего. Малкольм медленно поднялся с трона, ни разу не прервав поцелуй. Он сплел ее руки на своей шее, поднял ее со свои бедер и опустил на свой член. Он насадил ее на свою длину, и она закричала от облегчения, когда он наполнил ее до предела.

Она была тряпичной куклой, легкой и безвольной. Он снова поднял ее, и опустил, поднимал вверх и опускал на всю длину члена. Его бедра врезались в ее, а она могла только беспомощно висеть в его геркулесовой хватке, пока трахал ее. Он сцепил запястья на ее талии, заставляя ее откинуться назад, чтобы пировать ее грудью своими губами и языком. Он сосал и облизывал ее. Мона стонала, зарабатывая имя, которое он ей дал. Она стонала и хныкала, когда его рот впился в ее грудь, словно не собирался ее отпускать. И все это время он вколачивался в ее изнывающее лоно. Жажда росла и росла, пока он врезался и погружался в нее. Он был хищником, а она - его добычей, и он пожирал ее так, словно не ел уже несколько недель. Ее киска сжалась вокруг его члена, затягивая его своими безудержными сокращениями. Они боролись друг с другом, оба стремились к победе. Но когда его семя выстрелило в нее, омывая ее внутри, она полностью сдалась.

Он завоевал ее одним последним, жестким толчком.

Она обмякла в его руках, и он на мгновение прижал ее к себе, затем отпустил и она неуверенно встала на ноги.

- А теперь отдыхай, моя леди нимфа, - сказал он, аккуратно заставляя ее опуститься на колени. Он прикоснулся к ее векам, будто заколдовал их. Или, возможно, благословлял их.

Она растянулась на боку на тонком одеяле из розового и желтого, голубого и белого цветов. Танец вокруг нее продолжался. Малкольм бросился в погоню за девушками, а музыка продолжала играть. Мона не могла оторвать взгляда от этого зрелища, хотя все ее тело ныло от желания уснуть. Нимфы, сочные и прелестные, были бесстыдницами в своей наготе. Малкольм, опять твердый, она не понимала как, поймал одну в танце. Девушка визжала и смеялась, когда он положил ее на подлокотники трона и соединился с ней. Она вырвалась из его хватки и снова будучи на свободе, повернулась к нему и побежала за ним. Только что он был преследователем, завоевателем, растлителем невинных нимф. В следующее мгновение он уже был зайцем в поле, а нимфы - все красные и голодные волки. Это была оргия из смеха, чувственности, невинности и эротизма. Как ему это удавалось? Кем были эти прекрасные девушки? Глядя, как они дерутся и совокупляются, танцуют и целуются, она любила их всех. Они были певчими птичками. Они были лисицами. Они были дурочками. И она была одной из них. Нимфа в лунно-белом одеянии. Существо из мифа и тумана. Девушка, поцелованная богинями и опороченная сатирами.