Миллион в лохмотьях

Инцидент в барачной постройке Одинцова журналисты упоминали как-то вскользь. Из их статей невозможно было сделать вывод даже о том, каким образом квалифицируют дело сотрудники правовых структур. Убийство ли это, самоубийство или несчастный случай, казалось, журналистам до этого нет никакого дела. Труп есть, чего же еще? Жил человек, нуждался в юридической, социальной и психологической помощи, а ему не помогли. Да еще во время продвижения проекта, на который из бюджета выделили немалые деньги. Куда ушли деньги? Кому? Пожалуй, этот вопрос интересовал общественность больше всего.

Впрочем, самого Гурова в детали тоже не посвятили. Нет, что труп организовался в результате насильственных действий, генерал сообщил, но не более того. И даже не так. Фраза звучала следующим образом: «предположительно, в результате насильственных действий», а это существенная разница. «Вот будет номер, если на месте я обнаружу, что мужик скончался от банального инфаркта или просто от старости, – размышлял Лев. – Уж журналисты посмеются. Старший оперуполномоченный уголовки примчал отдать последние почести скончавшемуся пропойце. Так и вижу заголовки в газетах».

По приезде в Одинцово он должен был связаться со следователем из второго отдела полиции, в обязанности которого вменили ввести полковника в курс дела. Ни номера телефона, ни других координат в пылу спора генерал Гурову не выдал, а звонить и уточнять Лев не хотел. «На месте разберусь, – решил он. – Не проблема найти следователя, ведущего дело, из-за которого подняли такую шумиху. Уж его-то должны были оповестить о том, что помощь из Главка идет. Я бы сказал, не помощь, а спасение. Будь я на месте этого следака, так на пороге бы избавителя ждал».

Впереди показался указатель, машина въехала в Одинцовский район. Гурову пришлось трижды свернуть, прежде чем навигатор оповестил, что цель поездки достигнута. Машина остановилась перед двухэтажным зданием с невысоким крыльцом под крышей в виде игрушечного домика. Лев вышел из машины и остановился на тротуаре. «Вот и прибыли. Что-то ждет впереди?» – подумал он.

Глава 2

– Послушайте, милейший! Нельзя же так с людьми обращаться! Я простоял здесь добрых пять часов, а очередь до меня все не дошла. Должны же быть какие-то рамки, приоритеты, в конце концов!

Возмущенная тирада принадлежала господину Динору, и направлена она была на человека в форме и при погонах. Просунув голову в дверной проем, профессор старался не смотреть по сторонам и дышать как можно реже. Запах, который он на пару с Императором уловил на улице, в квартире усилился десятикратно и буквально душил, но бездействовать далее не было сил.

– Я вам не милейший, гражданин Дюпон, – раздраженно бросил мужчина в форме.

– Динор, с вашего позволения, – поправил его профессор.

– Я – представитель правопорядка, и приоритеты у меня соответствующие, – проигнорировал замечание профессора представитель правопорядка и начал сыпать профессиональными терминами: – Есть определенный порядок, согласно ему я и действую. Вы хоть что-то знаете о комплексе первоначальных следственных и розыскных действий? Определение места совершения убийства, установление изменений на месте происшествия, установление личности жертвы, времени наступления смерти, выяснение механизма действий преступника, учитывая возможность инсценировки, а также установление лиц, находившихся или могущих находиться на месте убийства или поблизости. Выяснение целей и мотивов убийства. Все это первостепенные задачи, решаемые оперативной группой на выезде. Допрос свидетелей также входит в перечень оперативно-розыскных мероприятий, а вы, гражданин Дюпон, являетесь главным свидетелем, пока не будет доказано обратное. Так что отойдите в сторону и не мешайте следствию!

– Ваши заботы я прекрасно понимаю. – На этот раз профессор не стал указывать следователю на неточность произнесения своей фамилии, поток специфических фраз особого впечатления на него не произвел, а лишь раздосадовал. – Но и вы поймите меня! Я вышел из дома на тридцать минут выгулять собаку. Моя супруга с ума сходит от беспокойства, и одному Богу известно, что ждет меня по возвращении. Вы просто не знаете Зинаиды Трифоновны, у нее тонкая душевная организация, и малейшее волнение ей противопоказано. Категорически противопоказано, понимаете?

– Прикажете мне бросить труп и заняться Зинаидой Трифоновной?

Фраза прозвучала двусмысленно, и господин Динор отступил, не видя смысла в продолжении дискуссии. Сейчас он уже жалел о своей опрометчивости. Зачем только он полез в это дело? Ведь мог же не звонить в полицию, мог спокойно уйти. Забыть о запахе, наплевать на условности. Сейчас бы сидел под боком у Зинаиды Трифоновны, жевал сдобные булки и изучал очередной выпуск журнала «Инновации в психиатрии» или смотрел передачи по ютуб-каналу. А труп? По большому счету, его это не касается.

Но он не ушел. Он набрал номер и теперь расплачивается за собственную глупость. Сперва его долго мурыжила на трубке некая особа, принявшая вызов. Кто звонит, с какой целью, уверен ли он в своих словах. Затем особа перевела его в дежурную часть ближайшего отдела полиции, где за него взялся полицейский чин. Здесь вопросы пошли более конкретные: фамилия, инициалы, место работы, контактный телефон, точный адрес местонахождения. Затем полицейский чин приказал оставаться на месте до прибытия оперативной группы во главе со следователем Маркушиным. Господин Динор убрал телефон и принялся ждать. Ожидание затянулось минут на сорок, если не больше. Когда прибыла оперативная группа, для профессора началось новое испытание. Его объявили главным свидетелем и понятым в одном лице и потащили в подъезд, где методом нюха определили точное место источника запаха.

Позвонили в соседние квартиры, расположенные на первом этаже. Соседей дома не оказалось. Пошли по этажам. На третьем вытащили из постели полупьяного соседа и принялись расспрашивать о жильце из квартиры номер три. Полупьяный сосед ничего вразумительного сказать не смог, понятым же его, по вполне понятным причинам, следователь Маркушин задействовать не имел права. Пришлось отправить пьянчужку отсыпаться. Тогда Маркушин послал одного из оперативников на улицу, ловить прохожих. Только спустя двадцать минут заполучили второго понятого, неказистого старичка, проживающего в соседнем подъезде. Возраст старичка приближался к восьмидесяти, но выглядел он довольно бодро.

Далее дело пошло быстрее. Вскрыли дверь квартиры, из которой исходил запах, проникли внутрь и затащили следом за собой профессора и старичка. Оказавшись в эпицентре мерзопакостного запаха, господин Динор почувствовал дурноту. Он попытался ретироваться на лестничную площадку, но не тут-то было. Следователь Маркушин дал ему категорический отказ, заявив, что тот может блевать в пакет сколько душе угодно, но на осмотре присутствовать обязан, и сунул ему в руку грязный пакет из супермаркета.

Блевать в присутствии такого количества людей профессор не стал. Кое-как справившись с дурнотой, он битых два часа простоял в дверном проеме между кухней и коридором, откуда просматривалась и комната. В центре комнаты на кроваво-красном паласе лежало тело мужчины. Состояние трупа оставляло желать лучшего. Даже неискушенному в следственных делах господину Динору с первого взгляда было ясно, что пролежал он здесь достаточно долго. Труп, что называется, успел «потечь», гнилостные пятна присутствовали и на лице, и на открытых частях тела.

Как ни старался профессор не смотреть на труп, глаза сами к нему возвращались. Одежда мужчины говорила о том, что в квартире он оказался не случайно: укороченные брюки домашнего формата, то ли пижамные, то ли из категории «доносить и выбросить», белая футболка с коротким рукавом и надписью «Я люблю Россию» через всю грудь, стоптанные тапочки на босу ногу. Так мужчина может одеваться лишь в собственном доме или в доме, который считает своим.

Поза мужчины казалась естественной, будто он прилег ненадолго на палас просто отдохнуть. Руки откинуты наверх, ноги вытянуты вперед, выражение лица – безмятежно-расслабленное. Ни дать, ни взять, курортник на пляже, если бы не два кровавых следа, растекшихся по груди, и не дыра в подбородке, которые явственно свидетельствовали о насильственной смерти. Парни из оперативной группы и эксперт-криминалист медленно перемещались по комнате, отыскивая улики, способные «рассказать» следователю, что же здесь произошло. Судебный медик корпел над трупом, собирая одному ему видимые частицы пороха, фиксируя характер входных и выходных отверстий. Судебный фотограф без устали щелкал аппаратом, расставляя возле улик пронумерованные таблички.