Все, что вы скажете

Женщина перехватывает мой взгляд, и в миллионный раз я радуюсь тому, что никто не может узнать, что у меня на уме. Смутившись, она поправляет волосы. Я отвожу глаза, но успеваю заметить, что на ее блестящих и идеально ровных ногтях лак сливового цвета. Значит она одна из этих, «Приличных Людей», как я их называю про себя. У таких людей хорошо сидящая одежда, аккуратные волосы и сияющая кожа. Ты можешь разложить весь их внешний вид на составные части, но штука в том, что они просто выглядят… ухоженно. Я не понимаю, что же они знают такого особенного, что неизвестно мне.

– Ты чего? – спрашивает Лора, проследив за моим взглядом.

– Посмотри на них. – Парочка снова начала обниматься.

– Вот что значить быть молодыми и влюбленными.

Я смотрю на подругу с любопытством и понимаю, что давно не видела их с Джонти целующимися. Их отношения выглядят больше приятельскими: скорее дружба, а не роман. Наверняка Лора думает то же самое про меня и Рубена, который ей кажется вечно занятым и отстраненным. И это так, но только до тех пор, пока за нами не закроется дверь.

– Он странный, – Лора указывает стаканом в сторону бара, – Сэдик.

– Я знаю.

– Напористый.

– К счастью, он оставил нас в покое.

Лора поднимает брови, но молчит.

– Джонти себя странно ведет, – произносит она через минуту.

Я удивленно смотрю на нее:

– Правда?

– Он сказал, что ему не нравится мой последний проект, хотя раньше его это не интересовало.

– Да?

Лора убирает челку назад и выдыхает, надув щеки.

Милый Джонти. Его уволили из-за вечных опозданий; бывало он забывал про запланированные на выходные поездки и потом с удивлением спешил в аэропорт. Шикарный, вежливый и немного безнадежный – больше всего он хотел спокойной жизни с джин-тоником в руке. Честно признаться, все, кого я встречала, хотели того же. Я мечтаю об этом с подросткового возраста.

– Что с ним происходит? – спрашиваю я, хмурясь.

Недавно Джонти устроился на временную работу – покрывать блестками флакончики для духов к Рождеству. Сказал, что это очень успокаивает.

– Понятия не имею. У тебя есть идеи?

Ко мне часто обращаются за советом по поводу чужих поступков. Но, конечно, не спрашивают ни о чем действительно серьезном – никого не интересует мое мнение о медицине или юриспруденции, или тайм-менеджменте, или о войне в Сирии. Только о людях и том, что они делают.

– Что он сам говорит?

– Ничего. Только все больше рассуждает о будущем, – пожимает плечами Лора, и я понимаю, что она не хочет это обсуждать. – Как твоя магистратура?

– Какая магистратура? – рассеянно переспрашиваю я.

– Та, которая по теории культур.

– Все еще в подвешенном состоянии, – отвечаю неопределенно.

Я вечно подаю документы в магистратуру и на гранты, пишу статьи для газет и думаю, что, возможно, хотела бы стать владельцем кофейни. «Может быть, я буду выращивать какао-бобы в Южной Америке?» – мое обычное сообщение в «Ватсап» Лоре. Она отвечает что-то вроде: «Это тебе быстро надоест». «Тогда пшеницу в Англии?» И хотя мои размышления о карьере бесконечны и, должно быть, утомительны, она воспринимает всерьез каждую мою блажь.

– Надеюсь, все сложится удачно. – Лора улыбается. Кажется, она хочет добавить еще что-то, но затем смотрит прямо позади меня, так и не начав предложение. Вместо этого говорит: – Так, уходим.

Я оборачиваюсь и вижу Сэдика, раздраженно пожимаю плечами и отхожу на несколько шагов, но он идет за мной, вытянув руку.

– Оставь нас в покое, – обращается к нему Лора.

– Не надо разговаривать со мной в таком тоне, – отвечает Сэдик.

Мое сердце колотится, песня закончилась, повисла тишина перед следующей, и во время этой паузы я слышу пульсирующую в ушах кровь.

Внезапно все это перестает быть забавным. Я испугалась до дрожи, и в голове сами собой начали появляться образы: женщины, которых преследуют на улицах, заманивают на заднее сидение автомобиля, и запихивают расчлененными в багажник.

Я отодвигаюсь от него еще дальше к стене, в сторону от Лоры. Я думаю о той парочке, за которыми наблюдала, о том, какие они счастливые и как же мне хочется, чтобы Рубен был здесь. Он бы ничего не сказал, но этого бы и не понадобилось. Люди в его присутствии начинают вести себя хорошо, будто они успокоившиеся разбалованные дети.

Сэдик следует за мной, преграждая дорогу. Я вижу, что стоящая позади него Лора так сильно хмурится, что ее глаз почти не видно. Мужчина оказывается прямо передо мной. Я пытаюсь обойти его, но он притягивает меня к себе и прижимается сзади, схватив за бедра, как если бы мы занимались сексом.

Я цепенею на несколько секунд. Наверное, от шока. Эти секунды я чувствую не только его руки, дыхание на своей шее, но и его эрекцию. Что-то твердое упирается мне в бедро. Я не сдерживаюсь и представляю, как выглядит его член. Эти мысли появляются в голове, как ненавистное всплывающее окно в браузере, и я вздрагиваю. Я не чувствовала член другого мужчины уже больше семи лет. До этого момента. Что бы на это сказал Рубен? Он называл бы его конченым идиотом. Эта мысль успокаивает меня.

Медленно отодвигаюсь от него, странно улыбаясь, потому что не представляю, что еще можно сделать. Ощущение от того, что кто-то дотронулся до меня против воли, похоже на прыжок с пирса в море. И я все еще чувствую его тепло и твердость. Зубы стучат. Я ничего не говорю, стоило бы, но нет – просто хочу уйти.

Лора забирает у меня выпивку и пытается куда-нибудь пристроить стаканы. В конечном итоге ставит их на колонку, сгребает мое пальто, берет меня за руку, и мы разворачиваемся к выходу.

Сэдик бросается вперед, как кот, и пытается схватить меня, но успевает зацепить только мою руку. Я пытаюсь выдернуть ее, но мужчина сильнее. Можно закричать, но что именно? То, что мужчина схватил женщину за руку в баре, не воспринимается как преступление, хотя может быть таковым. Наоборот, со стороны кажется, что мы вместе и держимся за руки. Никто не знает, что это против моей воли и что происходит у меня в голове. На мгновение мне кажется, что на запястье наручник.

Он сжимает пальцы сильнее. Затем расслабляет и сжимает снова. Это выглядит как сексуальная угроза. А потом он отпускает меня совсем.

На улице я глубоко вдыхаю и выдыхаю зимний воздух, который вылетает изо рта, как меловая пыль. Я все еще ощущаю его рядом. Мне кажется, что мои бедра мокрые, и я опускаю руку, чтобы проверить – хорошо, что это не так.

Лора передает мне пальто.

– Боже. Я уже давно не сбегала из бара из-за психа. Нам что, снова по двадцать?

Она говорит о случившемся, как о пустяке, и я очень благодарна за это. Я все еще чувствую, как упирался в меня его член. Это домогательство? Думаю, да. Но может быть, я сама виновата. Я вздрагиваю и кутаюсь в пальто от дождя.

– Ты в порядке? – спрашивает Лора.

Я киваю, не поднимая головы, и смотрю на свои кремовые туфли с завязками. Не хочу это обсуждать. Я проигнорировала все знаки и предупреждения. Как в тот раз, когда заехала в центр города и пришлось переплатить за парковку, а Рубен рассердился. Так что задвигаю этот эпизод на задворки своего сознания.

– Да, – отвечаю. – Все отлично. Вечер пятницы – не вечер пятницы без психа.

– Вот и хорошо. – Подруга все еще обеспокоенно смотрит на меня. – Недаром у меня были плохие предчувствия насчет сегодняшнего вечера.

И это тоже типичная Лора. И еще одна причина, по которой она и Рубен не ладят: мистицизм сталкивается с трезвой логикой.

Она сдернула шарф, который был обмотан вокруг ручки сумки, и повязала его на шею. В двух ресторанах на другой стороне дороге внезапно погасла вся рождественская иллюминация, и остались только гирлянды с огоньками цвета шампанского, обмотанные вокруг деревьев в кадках.

– Значит, вот такой этот район «Маленькая Венеция», – говорю я.

Мы любим исследовать Лондон, поэтому каждый раз ходим в какое-нибудь новое местечко.