Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 11 из 13



– Жалеете, что уехали из Москвы?

Николай Васильевич помотал головой и с улыбкой не то пропел, не то продекламировал:

– Я о прошлом теперь не жалею. – И оба рассмеялись. – В столице тоже свои заморочки. Вы же слушаете радио, знаете, что там происходит. А я все-таки человек от сохи и меня больше возбуждает воздух провинции. Кстати, а вы где родились?

– В Краснодаре. Родители мои были педагоги, и я унаследовала их профессию.

– Что ж, завидная традиция. – Ему невольно вспомнилась школа, Маша Бабайцева, за которой они с Олегом ухлестывали. Усмехнулся. – Вот ведь странное совпадение, – признался Веронике, – у нас с Олегом одинаковые вкусы, в школе влюбились в одну девчонку.

– И характеры одинаковые? – Вероника пристально посмотрела ему в глаза.

Он пожал плечами.

– О своем характере не судят. Но, по-моему, – нет. Даже наши профессии говорят об этом. Если же судить о целеустремленности, тут, пожалуй, общее есть; наша замечательная учительница Анна Тимофеевна привила нам это. Олег не рассказывал о нашей русачке и литераторше?

– Так что-то вскользь.

– Вам надо бы перенять ее метод. Вот редкого ума и обаяния была учительница. Мы все любили ее и знали ее предмет лучше других.

– Где она теперь?

– Не знаю. Еще до конфликта с Чечней вышла замуж за проживавшего у нас чеченца, молодого парня Анвара Гаджиева, и уехала с ним в Грозный. Где теперь – трудно судить.

– Как вам живется в гостевом домике? Жена не собирается приехать?

– Пока нет. Да и не приглашаю я ее в эту коммуналку. Меня устраивает, а ей вряд ли понравится. И мое согласие уехать из столицы она не одобряет.

– Вы еще присматриваетесь?

– Я принял решение. Родной край, меня все годы сюда тянуло.

– Понимаю. Хотя Ставрополь мало чем отличается от Краснодара, а свой город я люблю больше.

– Как вы познакомились с Олегом?

– О-о… – Лицо ее будто потускнело (или ему так показалось?), она покусала губу, помолчала. – Это было такое грустное знакомство. Моего мужа привезли сюда, в госпиталь, из Чечни. Он умирал от ран, а жена Олега – от аварии, вернее, от автокатастрофы. Поехала с сыном в деревню к родственникам и врезались на повороте в грузовик. Сына сразу насмерть, а Ольга жила еще пять дней. Вот в госпитале мы и познакомились. Несчастье, говорят, сближает людей… так стали мужем и женой. – Она глубоко вздохнула.

Грустная тема навеяла обоим грустные воспоминания. В воображении Николая Васильевича промелькнула картина первой командировки в неугомонную Чечню весной 1995 года.

…С 3 по 7 апреля отряд подполковника милиции Николая Васильевича Дубровина располагался в поле недалеко от поселка Самашки, довольно богатого, связанного с торговлей нефтью населенного пункта, где обосновался крупный отряд боевиков. Старейшины поселка вели переговоры с генералом Романовым и просили не вводить в их поселок войска.



– Никто не собирается вести у вас боевые действия, – объяснял генерал. – Пусть боевики сложат оружие или уйдут из вашего поселка. Мы произведем проверку паспортного режима, установление личности некоторых и оставим ваше население под вашу ответственность.

– Но боевики пришлые, не из нашего поселка и не слушаются нас.

– Тогда уводите мирное население из поселка, пока мы не проведем специальную операцию по выявлению и разоружению незаконно вооруженных граждан…

Переговоры велись три дня, но безрезультатно.

Утром 7 апреля после оперативного совещания поступила информация, что в 12.00 все население и старейшины выйдут из села Самашки, и там останутся только бандиты.

Обстановку в поселке подполковник Дубровин знал. Знал и то, что кроме боевиков в поселке, в раскинутом невдалеке лесном массиве, находится отряд полевого командира Асланбека в 250 человек. Положение серьезное. Боевых столкновений вряд ли удастся избежать. Однако рассчитывал, что против танка, бронетранспортеров и большого количества российских милиционеров боевики не рискнут выступать: к зачистке привлекались московские, подмосковные омоновцы и софринская бригада. Задача ставилась обычная: разоружить незаконные бандформирования, проверить паспортный режим и установить личности подозрительных людей.

К селению выступили после полудня, рассчитывая зачистку завершить к вечеру. Вперед двинулся танк Т-80, он шел по основной шоссейной дороге; к селу вели еще две дороги, с запада и юго-запада.

Невдалеке от железнодорожного переезда танк неожиданно напоролся на крупный фугас, и его, как игрушечный, взрывной волной подбросило вверх; гусеница слетела, и стальная машина, завалившись набок, затихла.

На помощь танку были посланы два бронетранспортера. Но один из них тоже подорвался на мине, второй прикрывал бойцов, которые вынуждены были отступить.

Было проведено срочное оперативное совещание, на котором генерал Романов принял решение вступить в село не по главной дороге, шоссейной, а по второстепенным, грунтовым. Ворвались в Самашки со стороны железнодорожной станции по полю, по садам и огородам. Подполковник Дубровин, заняв центральную улицу, распределил отряд по девяти улицам.

Боевики встретили милиционеров интенсивным огнем. Улицы в поселке узенькие и кривые, что затрудняло продвижение и давало преимущество боевикам – бить из окон и подвалов кирпичных домов из пулеметов, автоматов, гранатометов. А у милиционеров только автоматы, гранаты да пистолеты. И все-таки дали ответный огонь по окнам, прикрываясь теми же кирпичными домами, забрасывали подвалы гранатами.

Продвижение по селу было приостановлено, бойцы, рассредоточившись, били очередями по чердакам, по крышам, где разместились снайперы, не давали боевикам высунуться, чтобы вести прицельный огонь.

В горячке боя не заметили, как наступил вечер. В горах быстро темнеет, и тут Дубровину стали докладывать, что кончаются боеприпасы.

Никто не предполагал, что бой в Самашках затянется надолго: ведь в других более крупных населенных пунктах и даже городах зачистки проходили без особых осложнений, боевики, видя превосходство российских войск, уходили либо в леса, либо в горы. А здесь разыгралось целое сражение…

Постоянно по радиосети шла информация о раненых и погибших сотрудниках, которых под прикрытием отправляли в тыл, на КП.

Плохо дело. Если боевики почувствуют, что патроны и гранаты у омоновцев кончаются, ночью устроят Варфоломеевскую ночь. Надо срочно что-то предпринимать. И Николай Васильевич, оставив за себя майора милиции Тарасова Валерия, командира подмосковного омона, вместе с помощником и другом капитаном Смирновым перебежками от дома к дому пробрались к околице, где у крайнего дома приткнулся БТР, прикрывавший бойцов для отхода в безопасные места.

Вышедшие из-под удара бойцы заняли круговую оборону в трех точках. Дубровин приказал водителю объездными дорогами мчаться к штабу, до которого было километров пятнадцать. Информацию по радиосвязи о том, что заканчиваются боеприпасы, давать было нельзя: радиосвязь прослушивалась бандитами.

Прибыв на КП, Николай Васильевич доложил обстановку и, получив разрешение на боеприпасы, загрузили целый кузов КамАЗа, рванули обратно.

Подъезжали к Самашкам с другой стороны, где находились бойцы. Над селом будто висело солнце – так было светло; и глазам Николая Васильевича представилась холодящая спину картина: в свете спускающихся на парашютах огней хорошо видны были поднимающиеся ввысь клубы черного дыма и красных языков пламени. Всполохи разрывов тут и там метались по селу. Пунктирные трассы автоматных очередей перекрещивались на улицах. В небе гудели самолеты. Оттуда, видимо, сбрасывали не только осветительные бомбы – на другой окраине села взметались ввысь крупные всполохи, – но и фугасные.

«Эх, сейчас бы микрофон в руки да радиостанцию, чтобы связаться с летчиком, подсказать ему, куда бросать бомбы и куда стрелять», – подумал подполковник Дубровин. О том, как важна связь в бою, он уже не раз размышлял и сожалел, что не все наши командиры, даже высокого ранга, придают должное значение хорошей радиосвязи. А полевые командиры боевиков оснащены превосходными импортными радиостанциями, сканирующими устройствами, которым ни горы, ни помехи нипочем…