Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 8



Вздыхает, разминает пальцы, будто сейчас же собирается сыграть оба названных произведения. Только вот органа не видно.

Идет, садится за свой стол, ногу на ногу, руки скрещивает на груди.

Кто из вас знает, что такое токката, как это переводится?

Всеобщее сопение, кто-то пугливо кашляет на задней парте.

Михаил Антонович мучительно трет лицо, оно от этого краснеет.

Ромина, иди сюда, говорит.

Подхожу с опаской.

Смотрит на меня зло и нагло.

Вытяни руку и прикоснись ко мне, потрогай меня, просит. Ощущаю страх и брезгливость – не хочу прикасаться к желтому свитеру.

Я кому говорю? Трогай меня, ну? Вытягиваю руку, закрываю глаза, касаюсь свитера, сразу отдергиваю руку.

Вот именно, говорит он торжественно. Токката переводится как «трогать» или «касаться». Впрочем, вам, я вижу, дела до этого нет.

Смотрит на меня, говорит сквозь обиду: иди, садись на место, токката в комбинации. В классе смех. Надо мной. Учитель говорит громче прежнего: чего смеетесь? Такие же неучи.

Сажусь на место. Димка, сосед по парте, хихикает в кулак: токката в комбинации… И еще раз повторяет, только громче – токката в комбинации!

Михаил Антонович слышит это. Говорит ему: а ты сам кто? Кто ты сам? Иди-ка сюда, садись за фортепиано. Сейчас твое пение послушаем. Может, ты у нас группой «Нэнси» станешь. Так, открываем тетради по сольфеджио на странице 67.

Жорик, конечно, все слышал, глядя в приоткрытую дверь.

По пути домой он веселится: а что? Токката, красиво звучит. Только без комбинации. Токката Ромина. Правда, красиво?

Шел бы ты домой, Жорик, отмахиваюсь.

Он не слушается. Доводит меня до подъезда, а потом еще долго стоит внизу, глядя на свет в моем окне, я это знаю.

О том, что я теперь Токката, а не Кира, Жорик растрезвонил всей школе. Спасибо, что про «Комбинацию» не сказал. Но всем быстро надоело это неудобное слово. И ко мне приклеилось простое и короткое – Ток.

Во сне я вижу Михаила Антоновича. Он бежит за мной от метро ВДНХ по направлению к гостинице «Космос», снимая на ходу желтый свитер, и кричит: прикоснись, прикоснись ко мне! Потрогай меня, Токката! Токката Ромина, обними меня!

Асфальт под ним рушится. Я вижу лишь его окровавленные руки, он держится ими за край огромной ямы. С неба на его пальцы медленно опускается красивый орган, давит их. Он орет и падает вниз, в черную бездну. Туда же летит и его желтый свитер.

Думала, отец не вспомнит. Но он вспомнил. Почти ровно через месяц. Сказал насмешливо: где твой Жорик? Я с тренером по каратэ встречался, говорил насчет тебя. Но сначала надо проверить, отожмешься ли ты больше, чем он, этот твой лупоглазый полубаба.

Отказаться – никак. Зову Жорика вечером в гости. Он так радуется, что стыдно за него.

Он отжимается шесть, а я семь раз. Отцу достаточно. Смотрит на меня с гордостью. Хватает, приподнимает на одной руке под потолок.

Говорит: вот теперь вижу, что ты моя. Осталось отстричь космы и начать ходить на секцию. И добавляет: завтра у нас будут гости. Готовься отжаться при них. Пусть будет семь раз. Но лучше – восемь или девять.

Отец отпустил нас с Жориком погулять. Ради такого случая я могу побыть на улице на полчаса дольше.

Шатаемся с ним взад и вперед по проспекту Мира, смотрим на грязные машины и сердитых прохожих. Жорик радостный. Жрет грязный снег, смеется. Проиграл девчонке, а веселится.

Пьем лимонад у памятника «Рабочий и колхозница». Но мне с Жориком быстро становится скучно. Я прощаюсь с ним, иду домой.



Вечером следующего дня пришли гости. Растерянная мама ищет место на столе, чтобы поставить бокалы и тарелку с нарезанным сыром. Стол заставлен посудой с папиным мясом.

Лучшая дичь из подмосковных лесов, выкрикивает он и показывает рукой на куски в тарелках.

Папа шикает на маму, чтобы поставила сыр на подоконник. Мама вздрагивает и делает, как он говорит.

Из гостей я знаю только тетю Лену. У нее красивое блестящее платье, высокая прическа и руки в браслетах. Она поглядывает на папу, когда он этого не видит, и улыбается.

Говорит мне: Кирочка, иди я тебе мяска положу, пальчики оближешь.

Один из гостей, толстый с оттянутым книзу лицом дядя Паша, медленно встает с бокалом в руке.

Он говорит: что сказать тебе, дорогой мой Миша Прораб? Теперь ты больше не прораб. Ты стал, как и полагается в новой России, директором собственного предприятия – фирмы «СвойСтройПроект». И тебе больше не нужно никому подчиняться. Теперь все будут подчиняться тебе. А мы, как говорится, поможем. Строй дома большие и малые, в столице и стране! Ура! За тебя! За новую фирму! За созидание!

И он одним глотком вливает шампанское в себя. Мама отпивает из бокала маленький глоточек, тетя Лена выпивает все до дна. Мама задумчиво смотрит на оставленный тетей Леной след помады на краешке бокала.

А дальше происходит все то, что обычно, когда приходят гости. Отец громко рассказывает про охотничьи места, предлагает отведать мяса такого-сякого, пятого-десятого. Все кричат и веселятся. Тетя Лена тянет ко мне руки, предлагает чего-то поесть, но я не слышу – рев гостей заглушает ее. Мама сидит в полусонном состоянии, уставившись в тарелку с апельсиновыми дольками. Отец забыл, что я должна была отжиматься. Какое счастье.

Ухожу в свою комнату, ложусь на кровать – и мгновенно засыпаю прямо в одежде. А когда просыпаюсь, слышу, как спорят мама, отец и тетя Лена. Отец собирается провожать тетю Лену. Мать говорит своим тихим, вечно виноватым голоском: куда ты собрался, ты на ногах не стоишь, она сама дойдет. Тетя Лена вторит матери, мол, правильно, Миша, ложись, я сама дойду.

Из отца рвутся булькающие звуки вперемешку с матом. Затем стук, падение, вскрик. Кто упал, непонятно.

Потом тишина. Затем стон матери: отцепись, волосы выдерешь, Миша, убери руки…

Хлопает дверь – это уходит тетя Лена. Я раздеваюсь, ложусь и засыпаю уже на всю ночь.

В воскресенье к одиннадцати утра прихожу в спортивный зал по адресу, который дал мне отец. С тренером я все решил, сказал он. Кимоно тебе выдадут.

Захожу. В зале человек тридцать, одни пацаны. Все делают одинаковые движения. Один тренер их показывает, другой сидит на лавочке и что-то пишет в тетради. Оба замечают меня. Подходит сначала один, потом второй.

Который повыше спрашивает: ты чего сюда? Я говорю: отец послал. Он долго смотрит на меня, потом смеется.

Так ты Ромина, спрашивает. Да, Ромина, говорю ему, Кира Ромина, отец сказал, что договорился.

Смеются уже оба тренера. Второй говорит: просто он так сказал – Кирюша придет. Мы думали, пацан. Впрочем, не важно. Посиди первую тренировку и просто посмотри, как ребята занимаются.

Пока они говорят со мной, какой-то мальчишка пытается ударить другого ногой. Тренер, который повыше, это замечает, грозно кричит: эй, Сё Касуги, ну-ка отошел от него! Отжиматься на кулаках захотел?

После тренировки иду в кафе попить лимонада.

Сзади крик: эй, Ток, Ток, подожди! Токката!

Поворачиваюсь, кричит мой одноклассник Саша Коровин. С ним двое каких-то незнакомых пацанов. Втроем бегут ко мне. Стою, жду. Подбегают. Коровин, запыхавшись, громко шепчет: слушай, Ток, у тебя есть хотя бы сколько-нибудь денег?

Голос его становится тише: мы вот с пацанами решили пива купить. Он задвигает носом бесцветную струйку.

Коровин, нет у меня денег, отвали. Говорю ему – адресую им всем. Он обижается: значит вот так, да, Ток? Ладно-ладно. Поворачиваются, уходят.

Возвращаюсь домой. Там только мать, отца нет.

Мать грустная. Говорит: садись кушать. Потом уборка. Кира, надо поговорить. И сообщает, что из музыкалки мне придется уйти – папа недоволен. Он считает, что фортепиано не нужно, что это ерунда и в жизни оно никак не пригодится. Мы его продадим, я уже нашла кому. Записал он тебя на каратэ – вот и ходи. И чтобы завтра в парикмахерскую. Сейчас у женщин короткие прически в моде. Это тоже красиво.