Страница 6 из 20
– Справимся, не беспокойся.
Какое-то время они стояли, нежно прижавшись друг к другу, Алексей Григорьевич рассеянно поглаживал зеленый пух шали.
– Главное, одна без меня к гаданию не приступай. Леший ясно сказал, нельзя тебе.
– Не стану, раз обещала. Буду покойно тебя дожидаться, отдыхать да сил набираться. Только и ты уж не задерживайся.
Наконец Елизавета позволила Алексею Григорьевичу усадить себя в карету, из которой они с Алексеем Григорьевичем только что вышли, рядом с ней устроились Чоглокова и Бецкой. Проводив их и махнув на прощание шляпой, Разумовский сел во вторую карету, и они разъехались в разных направлениях.
Глава 4. Дусенька
КАК СТРАННО УСТРОЕН свет. Деревня меньше города, тем паче столицы, а коли тебе помощь понадобится, сбегутся со всех домов. Не то что в Петербурге, народу тьма, а верного человека днем с огнем не сыскать.
Девушка прошлась по комнате, посмотрела в окно. Подруга обещала прислать ей узел с перешитой одеждой еще вчера, да отчего-то запаздывала. Что, с одной стороны, не удивительно, дворцовая прислуга не может по собственному желанию выходить в город. Об этом Евдокия прекрасно знала, чай, сама совсем недавно еще красовалась с фрейлинским шифром. Впрочем, если Дусенька Самохина служила фрейлиной, ее доверенная подружка была обыкновенной комнатной девушкой, а, как правило, за прислугой меньше доглядывают. К примеру, кому какое дело, ограничивает ли себя служанка в пище или ест в три горла? Другое дело фрейлина, которая всякий день на виду. Если госпожа или господин прикажут, будет поститься день и ночь, повелят – и займется уничтожением пирожных с кремом, что твой генерал с армией противников, лишь бы правильную фигуру соблюсти.
Вокруг город, кому какое дело, куда уходят слуги, выполнив свою работу. Странно, что подружка так замешкалась. А ведь она знает, что Евдокия бежала впопыхах, буквально в чем была, прихватив с собой только узелок с драгоценностями. И теперь, когда любезный друг повезет ее в церковь, что в его деревеньке, у нее не будет даже свежего платья, чтобы подойти в нем к алтарю.
На самом деле Самохина мечтала о роскошной свадьбе, вроде той, какая была у статс-дамы Чоглоковой. Еще не будучи фрейлиной, Дусенька с родителями оказалась среди многочисленных приглашенных и с восторгом наблюдала невиданную доселе роскошь. Впрочем, тайное венчание – это даже интереснее. Жаль только, что приходится сидеть в этой дрянной гостинице, кормя клопов, уж лучше бы он сразу из дворца повез ее в церковь. А следом на лихих конях неслась бы погоня во главе с Шуваловым – он и так при дворе за всеми шпионит да доглядывает, – и Бецким.
Девушка погладила тоненький браслетик с изумрудами. День идет за днем, двор уже должно быть уехал в имение Строгановых Братцево, так что, решись Дусенька покаяться перед государыней, пришлось бы еще и экипаж нанимать. Далеко.
Конечно, можно было продать что-нибудь из украшений и пошить платье, но Дуся понятия не имела, к кому следует обратиться с подобным вопросом, да и как выйдешь из дома, когда тетка, должно быть, уже во все колокола бьет об исчезновении юной родственницы. Со своей теткой – близкой подругой самой императрицы – Дуся, правда, за все шесть месяцев нахождения при высочайшей особе так и не смогла познакомиться. Потому как Анна Васильевна сначала уехала в свое имение рожать, а затем родила и письменно испросила разрешения Елизаветы Петровны остаться с хилым, нуждающимся в ее заботе и материнском молоке ребенке, на последнем особенно настаивал доктор. О фрейлинском шифре для племянницы она тоже позаботилась письменно. Так и получилось, что доброй и благодарной по своей природе девице Самохиной так и не удалось припасть к ручке благодетельницы. И вот теперь, стоило ей бежать с любимым человеком, тетушка нежданно-негаданно объявилась в столице.
В общем, неудобно получилось, вместо того, чтобы встретить родственницу со всеми полагающимися ей по праву почестями, она еще и отплатила черной неблагодарностью, сбежав с молодым чиновником. А ведь подобный поступок, скорее всего, первым делом ударит именно по дорогой благодетельнице. Вот что значит помогать бедной родне! Сначала по ней, а потом и по всему семейству Самохиных, в последнем полученном из дома послании значилось, что несравненная Анна Васильевна взяла на себя тяготу пристроить ко двору и младшую сестру Дусеньки, Полиньку, которой только-только исполнилось четырнадцать лет. Станет ли теперь тетушка возиться с ее сестрой? Или плюнет с горечью да и отречется от всего проштрафившегося семейства? А раз так, стало быть, своим, мягко сказать, неразумным поступком Дусенька невольно испортила жизнь ни в чем не повинной Полиньке. И теперь бедная девочка всю оставшуюся жизнь вынуждена будет прозябать в скучной деревне, вдали от света, вдали от любви.
Впрочем, все еще можно поправить, главное, чтобы милый друг выполнил свое обещание и повенчался с ней. Женятся, а потом уж вместе упадут в ноги к государыне. Елизавета Петровна ни за что не простит распутства среди своих фрейлин, но законный брак – он и есть законный брак, прикроет ясный сокол ее повинную голову епаничкою, а со временем все простится и забудется. Разумеется, ко двору после такого конфуза не вернуться, да и не возьмут замужнюю фрейлину – не положено. Дуся ведь не дура, понимает, на что пошла, зато тогда, скорее всего, Елизавета Петровна не станет противиться назначению сестры, да и на благодетельницу Анну Васильевну тоже не озлится.
Задумавшись, Самохина чуть не пропустила, как по скрипучей лестнице загрохотали шаги, и дверь в комнату распахнулась.
– Зря ты, Дусенька, у окна сидишь, не ровен час, признает кто, – забеспокоился вошедший и, не приласкав суженую и не скинув плаща, первым делом задернул шторы.
– Кто признает? Окно на задний двор смотрит, чай не на улицу, – Дусенька нежно прижалась к любимому.
– Я возле этого постоялого двора человека Шувалова приметил, если вдруг и он меня видел, доложит куда следует. Придется переезжать. – Молодой человек аккуратно положил на комод треуголку, сбросил с плеч подбитый мехом плащ. Под плащом на нем обнаружился старенький кафтанишка темно-синего цвета. Отстегнув кружевные манжеты, чтобы не испачкать, жених бережно сложил их в треуголку и только после этого поцеловал невесту.
– Так подружка платьев еще не привезла! – всплеснула руками Дуся. – Что будем делать?
– Обойдемся как-нибудь. Потом заберешь, когда вернемся. На вот, плащ тебе купил менее приметный… капюшон на головку накинешь, и не признает никто.
– Сейчас сразу и в деревню?
– Не получится сегодня, подорожная не готова, – он сгреб из верхнего ящика комода прихваченные Дусей с собой драгоценности и, завязав их в узел, бросил в седельную сумку. – К другу моему поедем, у него до поры схоронишься.
– Так ты же сказал, что у знакомых враз отыщут, – изумилась девушка.
– У этого не отыщут, он недавно из-за границы вернулся, учился там, теперь вот на службу устраивается. Да не бойся ты, мне тебя у него проще оставить, если что, он как ученый медик помочь сможет.
– В чем помочь, миленький? Поди рано еще. Да ты не собираешься ли?!
– Не собираюсь, не бойся.
– Ни к какому медикусу я не пойду! Не можешь меня в деревню свою везти, к тетке моей поедем, она как раз из имения воротилась. Тетка все поймет, может, и простит, пожурит для приличия, но не съест ведь.
– Не устраивай мне бабьих истерик! Сказал пойдем, значит, пойдем. Не пойдешь, на руках донесу, невелик труд. А здесь мы не останемся, нашла дурака, Шувалова с Ушаковым дожидаться.
– Как хочешь, а не пойду. А силой потащишь, кричать стану. Народ сбежится. Куда хочешь, но не к нему. Знаю я, как некоторые особливо оборотистые кавалеры делают, чуть что тащат наивную барышню к медикусу, а тот за несколько монет… Не хочу! Не желаю, чтобы мое дитя кто-то из моей же утробы вытащил. Понадобится, перед родителями повинюсь, одна в какой-нибудь глуши рожу и воспитаю, добрым людям отдам, а сама спрячусь навеки под клобук, а убивать не позволю.