Страница 44 из 54
— А не получится так, — спросил меня Макаревич, — как с моей песней «Марионетки», которую даже после записи в студии Центрального телевидения Гостелерадио СССР цензура не выпустила? Так же две наши песни должны были звучать в разных фильмах, но эти фильмы на экраны не вышли.
— Ну ты же сам понимаешь, что там, наверху, восприняли твоих «Марионеток» как иносказание и критика власти. Поэтому её и запретили. Я слышал, что Подгородецкий недавно написал интересную музыку, а ты пишешь к ней слова.
— Да, слова я почти закончил и хочу получившуюся песню назвать «Поворот». Так ведь и её тоже можно легко причислить к иносказаниям или аллегориям, интерпретируя слово «поворот» как отход от линии партии.
— Это я беру на себя. Ты, главное, закончи её и покажи мне, а тогда мы уже вместе пойдём в ВААП. Там я всё сделаю без проблем, у меня в руководстве есть свои люди.
— Мне бы такие связи. Хорошо, я к середине мая закончу «Поворот» и тогда свяжусь с тобой.
— Вот и договорились, тогда с этой твоей песней вы и выступите на фестивале.
В этот момент ко мне подошла Сенчина и спросила:
— Андрей, а что за песню ты предлагал Пугачевой?
— Алла едет на гастроли в Ташкент, — ответил я, видя, что Людмила немного на взводе, — а у меня был набросок песни про узбекский город Учкудук. Я когда-то про него читал и давно собирался написать о нем песню. Вот я и решил, что эта песня будет ей как раз в тему, но она посчитала её мужской.
— Тогда понятно, а то я невесть что подумала.
— Не волнуйтесь, у меня для вас появилось начало и припев очень хорошей песни, даже двух. Вторая пока ещё сырая, но в студии звукозаписи я могу вам их наиграть и вы их оцените. Если не понравятся, то к пятнице я придумаю другие.
— Слушай, такое впечатление, что ты творишь песни прямо из воздуха. Как это у тебя получается?
— Это всё ассоциации. Они вызывают у меня в голове слова, а музыка появляется потом. Хотя, иногда, всё происходит с точностью наоборот.
— Как необычно. А вот по поводу твоей песни «Учкудук» я могу тебе помочь и позвонить своему знакомому, Батыру Закирову. Он народный артист Узбекской ССР и сейчас должен быть в Москве на гастролях.
— Но, как вы знаете, это всё не бесплатно.
— У него денег много, поэтому, если ему песня понравится, он её сразу купит.
— Хорошо, звоните. Если он сейчас свободен, то пусть приезжает на «Мелодию», я к этому времени закончу песню. Про деньги не забудьте ему сказать.
— Тогда услуга за услугу. Судя по тому, как быстро у тебя рождаются песни, я куплю у тебя три, но ты напишешь мне четвертую для сравнения и выбора.
— Ладно, согласен. Пользуетесь вы моим хорошим отношением к вам.
Сенчина засмеялась и подошла к Ольге Николаевне по поводу телефона, чтобы позвонить. А ко мне подошли Солнышко и Марина и стали спрашивать, что от меня на этот раз хотела Сенчина. Вот ведь любопытные девчонки, уже спелись друг с другом. Ха, получилось довольно забавно. Глагол «спелись» в моей мысленной фразе имеет одновременно и прямое, и переносное значение.
— Я написал песню про город Учкудук в Узбекистане, — ответил я, — и предложил Пугачевой, так как она собирается туда через несколько дней с гастролями. А Сенчина услышала про новую песню и решила выяснить, почему это я Алле предлагаю песню первой. Я ей всё объяснил с Ташкентом, да и песня, всё-таки, получилась более мужская. А она мне тут же сосватала своего знакомого узбекского певца, которому нужна такая песня. Но взамен за услугу попросила себе ещё одну песню.
— Андрей, — сказала возмущённо Марина, — они тебя просто заездили. Послал бы ты их, у тебя же заказ на песню от Брежнева есть.
— Во-первых, я могу быстро написать несколько песен. А во-вторых, они мне деньги за это платят.
— Ух ты, тогда понятно. Я слышала, хорошие песни очень дорого стоят.
— Правильно слышала, но это тоже секрет. Как видишь, жизнь у меня состоит из одних секретов.
— Это правда, — подтвердила мои слова Солнышко. — У Андрея ещё есть награды, но он их не носит и мне не говорит, за что он их получил.
— Да, получается, ты очень таинственный и загадочный, как я и говорила, сказочный персонаж.
— Никакой не сказочный, просто о некоторых своих делах и знакомых я не могу говорить, потому, что это составляет государственную тайну. Ладно, вон уже нам машут. Пора отправляться на запись.
Мы всей группой в тринадцать человек двинулись за сопровождающим. Серега не хотел нас оставлять, поэтому поехал с нами. Пусть едет, да и на записи вдруг он понадобится. Он ведь, хитрый, вчера успел забежать вечером в школу и показать делегатский мандат. Так что он теперь всю неделю может в школу не ходить. Возле выхода стоял 255-й Икарус, который и отвёз всех нас в студию звукозаписи. Она была немного похожа на ту, где мы записывались в Лондоне, но не совсем. Качество оборудования у англичан было гораздо лучше. Серега нам не пригодился, нашей «минусовки» было достаточно. Мы три раза спели нашу песню, после чего нам сказали, что получилось отлично. Вот что значит многочисленные предварительные репетиции и сегодняшнее выступление.
Как-то неожиданно на меня навалилась усталость. Все эти дни я постоянно находился в каком-то нервном напряжении, а теперь меня отпустило. Видимо, выполнив поставленную задачу, мой организм вспомнил, что он давно устал. Но я этого показывать не стал, а продолжал делать вид, что я бодр и полон сил. Мы душевно со всеми попрощались, только Марина, Сенчина и Серега остались со мной и Солнышком в студии, так как нам выделили два часа времени на запись, из которых мы потратили только час. Макаревичу я напомнил перед его уходом про «Поворот», а Пугачева уже мне напомнила про обещанную мною песню.
— Скоро должен приехать мой узбекский друг, — сказала Людмила. — Ты закончил для него песню?
— Да, — ответил я и показал листок, заполненный стихами. — Песня готова, только ноты вашему другу придётся записать самому, я в этом ещё не силён.
— Тогда давай, пока его нет, ты мне наиграешь то, что у тебя частично готово для меня.
Я решил предложить Сенчиной песню, которую будет исполнять Ольга Зарубина через одинадцать лет.
— Песня называется «На теплоходе музыка играет», — сказал я и сел за синтезатор, который стоял в студии. Я уже неплохо стал на нем играть и для исполнения этой песни он лучше всего подходил.
Я внимательно следил за реакцией Сенчиной. Сначала она с некоторым недоверием вслушивалась в то, что я исполняю, а когда услышала припев, то в её глазах загорелся азарт. Было видно, что песня её зацепила.
— Мне она очень нравится, — сказала Людмила, когда я закончил ей исполнять первый куплет с припевом. — Не зря тебя Пугачева хвалила.
Тут в студию вошёл мужчина лет сорока трёх ярко выраженной восточной национальности. Это, видимо, и был Батыр Закиров. С Сенчиной они расцеловались, как старые знакомые, а потом Людмила представила нас друг другу.
— Рад познакомится с молодым дарованием, — сказал Батыр Каримович, — наслышан о тебе и о твоей группе. А это твоя солистка Светлана, которая прекрасно поёт написанные тобой песни?
— Да, — ответила Солнышко, — Андрей их пишет, а я пою.
— Я вчера по радио слышал вашу «Стань моим» и очень порадовался за вас двоих. И песня прекрасная и исполнение восхитительное.
— Спасибо, — сказали мы вдвоём с Солнышком.
— Ну-с, молодые люди, где обещанный мне Людмилой шедевр?
— Все готово, — ответил я, садясь за синтезатор. — Вот слова, я их только что закончил писать, а музыку утром придумал.
После чего зазвучал знаменитый «Учкудук», который слышал и любил, практически, каждый советский человек в моё время. Музыка и слова сразу захватили всех. Я пытался передать ощущения каравана, который бредёт давно по пустыне и экономит каждый глоток воды, мечтая о трёх колодцах и об Учкудуке, который «спасительный друг» и «защитит нас от Солнца». В самом конце Марина даже захлопала от переполнявших её чувств.