Золотая пыль

Одинокий Бизон и Черная Выдра крикнули нам, чтобы мы были поосторожнее. Отец протянул мне ружье, сел на свою лошадь, и мы отправились в путь. Ночь была довольно темной. Тропа была довольно неровной, и, хоть и недлинной, но двигаться по ней было тяжело. Но Одинокий Бизон вел нас по ней в быстром темпе, и скоро мы уже стояли перед хижиной – темной и тихой.

Когда мы спешились, отец крикнул:

– Энди! Эй, Энди! Ты там?

Эхо, отразившись от конька крыши хижины, ответило нам глухим «Хоо! Хоо! Хоо!», и Одинокий Бизон пробормотал:

– Они всегда так говорят, когда там смерть.

Мой отец подошел к дверному проему, зажег спичку и, когда она разгорелась, бросил нам через плечо:

– Ахкани! (Он мертв!)

Он вошел внутрь и другой спичкой зажег лампу старика – широкий фитиль из хлопка в плошке с жиром. Вошли и мы и при неверном свете увидели старика, лежавшего на боку рядом со своей лежанкой. Он лежал на земляном полу, его босые ноги торчали из-под грязного матраса, упавшего с лежанки и накрывшего его. Остальные постельные принадлежности, одеяла и ружье, всегда стоявшее у изголовья лежанки, пропали.

Мы с отцом положили матрас на место, потом положили на него холодное окоченевшее тело. Не было нужды выяснять причину его смерти: голова старика была разбита прикладом ружья или другим тяжелым предметом. Широко открытые глаза вопросительно смотрели на нас, и отец аккуратно закрыл их и сказал:

– Да, Энди. Мы сделаем все, что сможем, чтобы найти тех, кто убил тебя.

– Убийца много не взял, – сказал Одинокий Бизон.

Мы стали осматривать разгром в хижине, которую старик всегда содержал в порядке. Одежда из двух свертков была выброшена на пол; та же участь постигла мешки с продуктами – один с бобами и другой с мукой. Жестянки с молоком, кукурузой и томатами остались на своем месте, на полке слева от очага, как и две жестянки из-под дрожжей, в одной из которых было нечто очень важное для меня. Я едва не терял голову от желания схватить ее и сунуть в карман. Отец, осмотревшись, сказал:

– Еще там.

– Да. Но до завтра нам это не понадобится, – ответил я.

Насколько мы смогли определить, пропали ружье, одеяла, патроны, запас сахара, чая, кофе и сиропа – то, что больше всего ценится у индейцев.

– Кто это сделал? Кто? Кто? – повторял отец на языке черноногих, потому что этим языком мы с ним владели не хуже, чем английским.

– Кто еще, как не военный отряд из-за Хребта Мира, или с другой стороны – возможно, ассинибойны. – ответил Одинокий Бизон. Вы знаете, что они часто проходят через наши равнины, когда идут в набег на племена с запада от Хребта Мира.

– Странно, на них не похоже, – сказал Черная Выдра. – Не понимаю, почему они не взяли хорошие рубашки, носки, белье и все остальное, что валяется на полу.

– Так забирайте все это вместе с твоим отцом. Завтра утром приходите сюда вместе с матерью и забирайте все, что вам пригодится, – сказал ему отец. А потом, обратившись ко мне, по-английски добавил: – А мы завтра вместе с ними поднимемся сюда и возьмем то, что он тебе обещал.

– Да, – ответил я.

Я был потрясен смертью моего доброго друга и так разгневан тем, что его жестоко убили, что с трудом понимал, что должен делать.

– Что теперь с ним делать? – спросил Одинокий Бизон, указывая на тело.

Отвезем его домой на лошади и завтра похороним, – ответил отец.

Опечаленные, мы осторожно вынесли тело, положили его поперек седла и отправились по тропе в обратный путь – отец сидел у меня за спиной, Синопа на прежнем месте.

Вернувшись на пост, мы положили тело бедняги Энди на скамью в торговом зале, индейцы пошли к себе, и отец сказал мне:

– Не знаю почему, но кто-то обычно должен оставаться с телом. Это буду я.

– Нет. У тебя был тяжелый день, а я днем поспал. Иди и ложись, а мы с Синопой останемся, – ответил я. – Я так хочу.

И после небольшого колебания добавил:

– Я ожидал, что случится что-то подобное, потому что получил предупреждение об этом, прошлой ночью. Во сне я слышал, как женщина оплакивает покойного.

– Ну и что?

– Это предупреждение о том, что смерть придет к кому-то близкому и дорогому для того, кто видит этот сон.

– Сын мой, – сказал отец со странной улыбкой, – ты так долго и так близко общался со своими друзьями-индейцами, что и сам стал индейцем в своих мыслях и верованиях. Я думаю, что тебе следует уехать в Штаты, в Сент-Луис, и там пойти в школу.

– Не нужна мне никакая школа, – ответил я. Я могу читать и писать, и считать умею, и этого достаточно для того, кто всю жизнь собирается провести среди этих гор и равнин.

– Ну, может ты и прав. Была бы жива твоя мама…она ведь была не такой, как мы…

Лицо его изменилось, стало серьезным, и, не закончив фразы, он отправился спать.

Синопа стал скрести в дверь. Я впустил его, сам растянулся на скамье для гостей в торговом зале, и, свернувшись рядом со мной, зверек затих. Он изменил привычкам своей породы – он любил быть днем рядом со мной и ночью спать рядом со мной. Я достал его из норы, когда ему было всего несколько дней от роду, и, пока он не научился есть мясо, подкармливал его разбавленным сгущенным молоком. Я был единственной матерью, какую он знал.

Пока я так лежал, сожалея о кончине моего доброго друга Энди, мне вспомнилось последнее замечание отца. Неужели правда то, что он сказал – что я, если не смотреть на цвет кожи, стал настоящим индейцем?

Шесть лет назад мой отец привез меня, двенадцатилетнего мальчика, с мамой из Сент-Луиса в форт Бентон, желая там обосноваться – он открыл там небольшой магазин. Год спустя мама скончалась от непонятной болезни, и в день ее похорон отец сказал мне:

– Мальчик, я закрыл лавку и больше ее не открою. Без твоей мамы я тут оставаться не могу. Мы отправляемся в странствие: мы будем бродячими торговцами с индейцами –будем жить с ними, кочевать с ними, продавать им необходимые вещи и разные безделушки, которые им так нужны.

В течение года отец торговал с пикуни, одним из трех племен конфедерации черноногих, и один из их вождей, Бегущий Журавль – добрый, щедрый, веселый – очень с ним подружился. Так что, когда отец поговорил с ним, он сказал, что мы должны путешествовать и торговать с его племенем и жить в одном из двух его вигвамов.

Начали мы с малого: у нас был фургон, запряженный четвёркой лошадей, на нем отец периодически ездил в форт Бентон за свежим запасом товаров, и на время его отсутствия я оставался с вождем, его женщинами и детьми. Фактически я стал членом его большой семьи. Я играл с его детьми, моими ровесниками, и в совершенстве выучил их язык; я охотился и убивал бизонов, вапити и оленей, и даже убил нескольких гризли до того, как мне исполнилось шестнадцать. И, разумеется, я проникся верованиями этого народа – даже принимал участие в их великолепных церемониях, проводимых в честь Солнца, своего великого божества, его жены Луны и их сына, Утренней Звезды. Их молитвы – их пели шаманы, или жрецы Солнца, низкими голосами, с большим чувством – заставляли меня дрожать, производя просто невероятный эффект. На ежегодных церемониях в магической хижине – большой хижине, построенной в жертву Солнцу (антропологи неправильно ее называли танец Солнца) – я тоже принимал участие, деля кусочек вяленого бизоньего языка, данный мне женщиной, принесшей обет: я протягивал кусочек к небу, прося Солнце дать мне и моим близким долгую счастливую жизнь, потом закапывал часть его в землю, молясь Матери-Земле, а оставшийся маленький кусочек съедал.

Ну и насколько я действительно во все это верил? Было ли случайным, что во многих случаях молитвы моих друзей небесным богам находили ответ? Были ли их сны -видения, как они их называли – действительно откровениями их священных помощников, для которых будущее было открытым? Была ли в них какая-то правда? Холодный рассудок говорил мне, что нет. Но все же – все же –я гнал от себя эти мысли и думал о другом.

Четыре года мы путешествовали и торговали с пикуни, иногда с другими племенами конфедерации – черноногими, северными пикуни, или Кровью. С ними мы ходили от Пузатой реки на юг, до Йеллоустоуна, и от Скалистых гор на восток по покрытыми бизоньими стадами равнинам, и год от года доход моего отца увеличивался. Потом он – не я – устал от бродячей жизни и решил поставить постоянный торговый пост, чтобы племена сами приходили к нам за товарами, которые им нужны. По совету вождей племен мы прошлым летом обосновались на сужении озера Кутенаи, как называли его мехоторговцы, или Уотертон, как значится оно на картах канадской геологической службы.