Рыцарь и ведьма

– А может, не такой уж терпимый, а? Ваш отец.

– Не знаю. Понятное дело, придется с ним поговорить, но сейчас я даже не представляю, как посмотреть ему в глаза. С пяти лет! Понимаете? Он ведь все это время лгал мне… А где сейчас Виола? Похоже, письмо пришло из какой-то глуши. Как будто она скрывается от чего-то. Она несколько раз говорит о том, что магия опасна.

– На это я ничего не могу ответить, лапуля. Если ведьма не хочет, чтобы ее нашли… то ее не под силу отыскать даже другим ведьмам. Распад семьи подкосил ее. Ведьмы обычно и не связывают себя семьями, но Виола слишком долго воспитывалась в стаде простецов. Она покинула город, а может, даже и страну – преодолевать свою раздвоенность, заново обретать себя в скитаниях. Примкнула, может быть, к какой-нибудь сельской ведьмовской общине за океаном. И правильно сделала, учитывая, как у нас относятся к ведьмам – до сих пор! На кострах, конечно, теперь не сжигают, и на том спасибо. Не волокут босоногих девок за волосы вдоль тракта. И тем не менее. Я пятый год добиваюсь, чтобы заложили плиту на площади Роз с именами жертв Охоты на ведьм. Все без толку. Равными правами тут пока и близко не пахнет. А если в парламентскую коалицию войдут ребята из Католической лиги, ведьмам вообще туго придется. Так что – да, магия опасна. Виола права. Мне иногда кажется, что, если бы не было таких, как вы, они бы обложили черных.

София ничего такого и не подозревала. Соломон Лу заговорил, как те парни из университетского дискуссионного клуба, – там их много таких, из бедных семей, с цифрами и примерами из всемирной истории, тычут пальцем, спорить бесполезно: «Ты что, не читала работ Гедила? Да о чем мы тогда говорим?!» Рождаемость в восточных провинциях, колебания на рынке апельсинового концентрата, стенограммы судебных заседаний – они во все посвящены, и везде им очевидна близость конца. Может, они и в самом деле чувствуют каждый мускул истории и видят на сто ходов вперед. А она простодушная дурочка. А может, у них просто нет девушки и нормальной работы.

София не очень хорошо знала людей.

– Ну, она ведь жива – Виола, моя мать? Это, по крайней мере, можно утверждать? Она же не могла написать письмо с того света?

Чернокожий музыкант неопределенно покачал головой. Лицо его при этом выражало смирение перед бессчетными тайнами бытия, неподвластными человеческой логике.

– Ну хорошо. – Звякнув льдом, девушка допила виски и откинулась на спинку дивана. – А вы… стало быть… как видно, неравнодушный человек… столько всего делаете для них – то есть для нас… Кто же вы такой, господин Лу?

– Я папа Сол, – запросто объяснил Соломон Лу. Его ответ доставил ему удовольствие, проступившее в положении бровей и уголков рта. И вообще, по рисунку его бровей и рта София могла бы сказать, что довольно многое (а из того, чем Соломон Лу занимается, – практически все) приносит ему удовольствие. Но не совсем в том смысле, в каком честные работяги говорят: «Я люблю свою работу».

Отставив стакан, чернокожий саксофонист поднялся и подошел к письменному столу. Открыв верхний ящик, он взял оттуда пухлую записную книжечку в черной обложке, запертой на резинку.

– Не волнуйтесь. То, что случилось с Виолой, а до этого с ее матерью, с вами не произойдет. Я этого не допущу. Вы еще достаточно юны, чтобы обряд посвящения принес вам наибольшую пользу. Жаль только, что вы сегодня не готовы. – Он нахмурился с легким наклонением головы, полистал. – Ночь хороша… Такая может долго не повториться. Нет, вот. Суббота. Госпожа Верна, – он поднял глаза на девушку, – сейчас мы расстанемся, а в субботу вечером, но не позже часа ночи, приходите по этому адресу – знаете, где это?

– Найду, – отвечала девушка, принимая карточку с названием какого-то отеля.

– Там на обратной стороне мой номер телефона. Приходите, сделав все, как я скажу. Накануне примите душ. Наденьте какое-нибудь изысканное белье. Скажем, кружевной бюстгальтер брасьер, прозрачные трусики и чулки. А впрочем, лишь бы вам было удобно. Главное – естественность и вкус. Поэтому на макияж тоже не налегайте. Сойдет так, как вы сегодня выглядите. А вот парфюм не повредит – только ничего резкого: желательно, такой, который вы сами на себе не чувствуете. За несколько часов до заката ничего не есть. Умеренное питье не возбраняется. И что бы ни случилось – в этот день не плакать. Вообще поменьше стресса. Если нужно, оставайтесь весь день дома. Об остальном позабочусь я. Это весь список – немного, правда? Только нужно ничего не упустить. Сейчас… у меня где-то была распечатанная памятка…

В этот момент София уже знала, что в субботу не придет в гостиницу «Монсальват», Гвенуйфар-авеню, 111, но решила дать Соломону Лу еще один шанс. Вдруг она все-таки поняла его превратно?

– Не то чтобы это было ваше дело, но как раз сейчас на мне белье марки «Шах и Мат», может, не такое волнующее, как вы предложили, зато удобное. Духи – «Морган ле Фэй». И душ я принимала утром. И пила весь день только кофе да коктейли, да вот вы меня еще угостили, а плакать… – я не какая-нибудь размазня, чтобы, получив письмо от пропавшей матери, сразу в слезы! Так уж если сегодня подходящая ночь и раз я, как мы видим, готова, то, может…

– Конечно. Вот и умница! Сделаем это сегодня, ни к чему терять время. Сколько его уже упущено… Мне только нужно предупредить Маленькую Рагунду… я сейчас позвоню ей. Это такая симпатичная горбатая женщина, работает в «Монсальвате» – нужно, чтобы она подготовила для нас номер.

София не могла поверить: вот это наглость!

– Господин Лу, все это нужно, чтобы посвятить меня в ведьмы?

– Что? – Ухом он уже прижимал к плечу телефонную трубку, руки искали в книжечке номер. – А, ну да. Тут все важно учесть: от температуры простыней до угла падения лунного света на постель. Кстати, у вас, надеюсь, нет аллергии на миндальное масло? Э… Добрый вечер! Могу я поговорить с госпожой Рагундой Вильель?

– Господин Лу, – София поднялась с дивана, – вы большой молодец, если помогаете ведьмам. И отдельные аплодисменты вашей невозмутимости. Но могу я поделиться, как ситуация выглядит с моей стороны? Вы хотите… э… со мной переспать… ну, заняться сексом, но обставить это как волшебный ритуал.

– Как вы сказали? – Он отнял трубку от уха, а следом и вовсе положил ее на рычаг. – Сексом?

«Чего он прикидывается? – подумала София. – Неужели рассчитывал так все преподнести, что я ничего не пойму? Это же все-таки не кошелек стянуть».

– Заняться сексом? – Соломон Лу утратил деловой вид. – Недоразумения никак не кончатся. Войдя, вы стали меня допрашивать насчет моих мертвых друзей, теперь – как вы сказали? Заняться сексом под предлогом ритуала? Заняться сексом! Чисто технически это, конечно, и составляет ритуал, но… во-первых, лапуля, не такая уж вы знойная дамочка, чтобы при виде вас джентльмен моментально бросал все, лишь бы забраться к вам под юбку. А во-вторых… Кто такие, по-вашему, ведьмы? Неужто не слышали? Я вам напомню: шлюхи дьявола, вот кто! Так вот, не отдавшись Сатане, вы не станете ведьмой! А не став настоящей ведьмой… вы испаритесь. Как ваша мать.

– Ну, я бы еще посмотрела на этого вашего Сатану. Но кажется, речь-то шла о вашей персоне…

– Вы положительно хотите меня оскорбить, – с сожалением заключил Соломон Лу. – В ком же еще, как не во мне, вы найдете уполномоченного делегата Сатаны на земле? В нашей провинции? Не меня ли учитель Артагон Волхв наделил властью чрез себя отворять путь к Падшему?

– Достаточно. – София перешагнула через музыканта, лежавшего у двери. – Я иду домой, к папе. Мне кажется, я точно знаю, что он имел в виду, когда говорил, что мама изменяет ему с дьяволом. Не похоже, что это была метафора.

– Если вам хватит ума, вы придете в субботу в отель «Монсальват»! – предупреждение, адресованное девушке, в основном досталось закрытой двери.

София какое-то время простояла на крыльце клуба «Чумной барак», надеясь, что ночной ветер охладит ее горящие щеки. В итоге сама замерзла, а щеки по-прежнему горят! Если уж на то пошло, подумала девушка, то Артагон Волхв поступил бы дальновиднее, если бы полномочие отворять путь к Падшему отдал Клоду-Валентину, симпатичному сынку господина Корбеника, хозяина «Кондитерской Корбеника». Надо позвонить ему, что ли, а то он сам так и не раскачается.