Стрела времени

Официантка отметила заказ в блокноте и ушла.

– Давно не виделись, Санчес, – сказал Мамин.

– Давненько. А ты, я вижу, стараешься держаться в форме, – Санчес кивнул на фигуру Мамина.

В отличие от своего друга, Мамин к тридцати годам изменился. Будучи среднего роста, он раздался вширь Скуластые щеки покрывала белая щетина. Мамин использовал образ известного миллиардера, владельца английского футбольного клуба, то есть образ трехдневной небритости. Когда-то изогнутые, надменные губы теперь были только изогнутыми и выдавали то ли покорность, то ли печаль. Голова безнадежно лысела. Теми же оставались только голубые глаза. Они не потухли тогда, семь лет назад, они переливались синевой и сейчас.

– Я больше, Санчес, по кихону, ката. По-стариковски, – улыбнулся Мамин. – Расскажи о себе. Потерялся так внезапно.

– Погоди, Лемыч, – Санчес повернулся к подошедшей официантке. Та поставила на стол бутылку «Джеймесона», стала раскладывать приборы. Наклонялась и изгибалась она чуть глубже и эротичнее, чем этого требовал этикет. Поярков без смущения ее разглядывал.

Когда официантка отошла, Санчес взял бутылку и разлил в стаканы.

– Давай, по писят. Все потом.

Они выпили.

Санчес в двух словах рассказал о себе. Женат, двое детей, живет в Москве. Служит в конторе. Уже полковник.

– Я, в общем, давно на связи с ними был. Еще с института, – пояснил Санчес. – Три года назад официально перешел, уволился из МВД.

– Так, ты, поэтому исчез?

– Лемыч, я никуда не исчезал. Ты к тому времени из Бреста вернулся. Здесь обосновался. Я время от времени интересовался. Только расшифроваться не мог. Служба. – Санчес пожал плечами.

– Значит, про себя могу не рассказывать. Контора пишет!?

– Пишет! – усмехнулся Санчес.

– Что изменилось? – напрямую спросил Мамин.

– Изменилось – уклончиво ответил Санчес.

К столу подошла официантка. Поставила колу и блюдце с оливками.

– Анжелика, когда будет горячее? – сладко пропел Поярков.

– Через двадцать минут, – пропела в ответ официантка. Санчес ей понравился.

Санчес вынул из внутреннего кармана пиджака непонятно как там оказавшуюся маленькую красную розу и подал официантке. Та кокетливо дернула короткой юбкой и, приняв презент, ушла.

– Что еще ты в карманах носишь? – спросил Мамин. – Фенобарбитал и гранаты?

– Гандоны и мирамистин, – заржал Санчес.– Ладно, давай! Похер! Пляшем! – добавил он и налил обоим виски.

– В культурной столице так не говорят, – сказал Мамин.

– Да? И как же говорят?

– Не похер! Пляшем! А, пренебречь! Вальсируем!

– О-о! Это тянет на тост.

Выпили еще. Внутри потеплело. Алкогольный яд медленно растекался по телу. Мамину захорошело. Он откинулся на спинку стула и смотрел на Санчеса слегка мутным взглядом.

– Давно в Бресте не был? – неожиданно спросил Санчес.

– А говоришь, контора пишет. Не все, значит, пишет!?

– Пишет, пишет. Когда нужно.

– С тринадцатого года не был. Как уехал и все.

– Ты мне рассказывал, что какое-то занимался историей города, – напомнил Санчес.

– Не историей города. Так. Созданием крепости и ее обороны в разные годы. Не серьезно и не систематически. От нечего делать.

– Что ты слышал о Брест-Литовском мирном договоре?

– Что я слышал? Мирный договор, подписанный третьего марта восемнадцатого года между Советской Россией и Тройственным Союзом. В Белом дворце на территории Брестской крепости подписали. На первом этапе переговоров Троцкий отказался подписывать договор, в итоге подписали Сокольников и Чичерин. Ленин назвал его «поганым».

– О секретных протоколах к договору что-нибудь слышал? – спросил Санчес.

– Слухи ходили. Но их никто не видел, – пояснил Мамин. – А что, они есть?

– Не знаю, – ответил Санчес. – Но очень хочется узнать.

– С каких пор контору история интересует?

– А нас все интересует, чем Родина прикажет интересоваться.

– А все же, – настоял Мамин.

– Четырнадцатого марта открылся четвертый Чрезвычайный Всероссийский съезд Советов. Часть левых эсеров Карелин, Штейнберг вышли из ЦК после опубликования текста договора. Полемика была жуткая. Ленин всерьез опасался раскола.

– Ну, да. К моменту подписания Советская власть существовала сто двадцать девять дней всего, риск был, – согласился Мамин.

– Вот! – подчеркнул Санчес. – Договор на съезде ратифицировали, семьсот четыре против двухсот восьмидесяти четырех при ста пятнадцати воздержавшихся.

– Во, где демократия была. А еще говорят – диктатура. Это сейчас диктатура. Единая Россия голосует, остальные подмахивают, – засмеялся Мамин. – Но все равно не понял, тебе, что за дело?

Санчес замолчал и внимательно посмотрел на Мамина. Не вдаваясь в подробности, Санчес пояснил, что работает в Управлении специальных операций. Одним из направлений их работы является установление возможности выполнения задач в прошлом.

– Чееего? – протянул Мамин.

К столу вновь подошла официантка. В руках она несла две широкие дымящиеся тарелки.

– О! Как кстати! – воскликнул Санчес. – Анжелочка, какой у вас номер?

– Я не даю телефон клиентам, – парировала Анжелика.

– А я не про телефон, – щурился Санчес.

Девушка смутилась.

– Ну, хорошо, – соглашательски продолжил Поярков. – Телефон так телефон, говори номер.

– Я не могу, нам запрещают, – девушка кивнула на бармена.

– А мы тихонько, – заговорщически прошипел Санчес.

– Нет, нет! – официантка попыталась уйти.

– Анжелика! – резко повысил громкость Поярков, демонстрируя намерение продолжать добиваться телефона на весь зал. Эффект сработал. Официантка вернулась.

– Не кричите, пожалуйста, – умоляюще прошептала она.

– Восемь, девятьсот… – без предисловий начал Санчес.

Официантка продиктовала номер и ушла.

– Технично, – сказал опьяневший Мамин.

– Ерунда. Это безболезненно.

– Значит, в прошлое заглядываете? – спросил Мамин.

Поярков неопределенно покрутил ладонью, мол, пытаемся.

– И ты хочешь, чтобы я в это поверил?

– Лемыч, с каких пор ты решил, что меня интересует вера? Я – служивый! Выполняю задачу. Вот и все!

– Знаешь, а я бы хотел вернуться назад, – Мамин мечтательно откинулся.

Поярков скучающе посмотрел на Мамина.

– И зачем же, позвольте поинтересоваться, сударь?

– Ну, скажешь. Зачем?! Если бы вернулся, нашел бы зачем.

– А все же.

– Да глупости все это, – попытался уйти от разговора Мамин.

– Давай с темы не соскакивай. Ты чего?

– Долго рассказывать. Давай еще по писдесят.

Мамин потянулся к бутылке.

– Погоди, не гони. Значит, интересна тебе идея возврата в прошлое? – спросил Поярков, останавливая руку Мамина. За столом он вел себя как начальник. Мамин подчинился.

– Ну… – неопределенно сказал Мамин.

– Зачем тебе?

– Так, ясно же зачем. Что-то вновь пережить, что-то поменять. У меня вся жизнь в прошлом осталась. А настоящее – когнитивный диссонанс между представлением об устройстве мира и реальностью. Я ценю справедливость и порядок. Сегодня – это «чушь и дичь». То, во что верил, оказалось химерой. Книжные иллюзии. Друзей нет и неоткуда появиться. Ну, кроме тебя. Вот если бы вернуться и по-новому сыграть. О, я бы прожил жизнь!!

– Слышал что-нибудь про «стрелу времени»? – спросил Саня.

– Ммм. Нет.

– Это трудно объяснить на пальцах. Но если без подробностей, то в начале двадцатого века возникло учение о ноосфере. Одним из основоположников которого был Вернадский. Это ты конечно знаешь. Суть учения о неотделимости и взаимовлиянии человека и биосферы. С того времени много воды утекло. Наука сильно продвинулась вперед. Сейчас базовой проблемой является коэволюция биологических видов. То есть, изменения, затрагивающие какие-либо признаки особей одного вида, приводят к изменениям у другого. Мы это наблюдаем на протяжении всего двадцатого века. Так вот, существуют закономерности этого процесса и механизмы, позволяющие его направлять.