Батарея, подъем

186. Часовой у входа в караульное помещение обязан охранять караульное помещение и не допускать к нему никого, кроме лиц, которым караул подчинён, если он знает их в лицо, и лиц, ими сопровождаемых. О приближении этих лиц часовой извещает установленным сигналом начальника караула и беспрепятственно пропускает их в караульное помещение. Всех остальных лиц, приближающихся к караульному помещению… часовой останавливает на расстоянии, указанном в табеле постам, и вызывает начальника караула или его помощника.

При плохой видимости, когда с расстояния, указанного в табеле постам, нельзя рассмотреть приближающихся к караульному помещению, часовой останавливает их окриком “Стой” и вызывает начальника караула или его помощника.

Обо всех происшествиях вблизи караульного помещения и обо всём замеченном, что может помешать выполнению караулом своей задачи, а также об услышанных сигналах с постов часовой немедленно докладывает начальнику караула или его помощнику.

187. Особые обязанности часовых применительно к условиям охраны и обороны каждого объекта указываются в табеле постам».

После этого выяснилось, что статьи 184, 185 учить было не надо, и Ромка решил, что это ирония судьбы, которая не позволила ему пропустить статью 185. Снова вспомнилась ухмылка Ми-Ми и тяжёлый, не по-стариковски цепкий взгляд. Как всегда в армии, инициатива оказалась наказуема. Ромку проверил Сдобнов, остался очень доволен, привёл в пример остальным и после этого поручил выучить обязанности разводящего. Некоторые курсанты откровенно и ехидно улыбались, когда Романов возвращался на своё место с новым заданием. Но ему было плевать, мозг хватался за любую возможность быть задействованным. Он не мог жить в состоянии амёбы, когда весь процесс жизнедеятельности сводится лишь к удовлетворению базовых инстинктов и отправлению естественных потребностей. Или надобностей, как сказано в уставе.

Но вот и первый караул. Им выдают из оружейки СКС – самозарядный карабин Симонова, построение. Все как-то посерьёзнели, даже остающиеся. Перекличка – и шагом марш на плац. На плацу развод караулов. Короткие инструкции – и шагом марш в караульное помещение. Идти около километра, дорога узкая, через лес. Темно, и только снег похрустывает под ногами. На плече – приятная тяжесть карабина. Ромка опять представляет себя партизаном. Они идут в шеренгу’ по двое – впереди спина с карабином, позади чьё-то дыхание, совсем близко тёмные стволы деревьев. Январский мороз крепчает, сейчас шесть вечера, то ли будет ночью. Они толком не знают, что будут охранять, кажется, автопарк, склады ГСМ и ещё что-то. Но знают, что будут это охранять, какой бы мороз или зной вдруг ни случился… Начальник караула, командир взвода Сдобнов. Ромкин разводящий, его же замкомвзвода Рахманов – красивый, улыбчивый парень с белыми, блестящими зубами. Сейчас он уже не кажется таким неприступным и бездушным, как вначале. С Ромкой общается легко, иногда даже переходя наличные вопросы – кто, откуда, кто папа-мама, скучаешь? Он сам москвич, ему всего двадцать один, но кажется, что между ними дистанция в целую жизнь, таким взрослым он выглядит. Взрослым не внешне, но как-то внутренне. Понятно, что за озорной, обаятельной улыбкой скрывается зрелый мужик, много чего прошедший и понявший в этой жизни. Ромке странно ощущать эту дистанцию, на гражданке ему приходилось делать серьёзные дела и с людьми гораздо старше, состоявшимися, но дистанция есть, она существует. Она так же очевидна, как серый бетонный забор, к которому они подходят.

Караульное помещение, приём-сдача караула, ещё раз проверка знания устава, снаряжение магазина боевыми патронами, поход в ночь за спиной разводящего – и вот он на посту. Один на один с ночью, морозом и тишиной. Тому, кто не бывал подолгу в замкнутых мужских коллективах, когда твоя жизнь каждую секунду на виду десятков глаз, не понять, какое счастье – просто побыть одному. Один на один со своими мыслями, с собой внутренним. Первое время он ещё насторожён, внимательно обходит совсем не маленький маршрут, проверяя одеревеневшие на морозе пластилиновые оттиски печатей, но вскоре становится очевидно, что сюда не доберётся не то что коварный диверсант, но вообще никто не доберётся. Вокруг полутораметровые сугробы, меж которых протоптана узкая тропка – его маршрут. Поверх шинели на нём огромный бело-жёлтый овчинный тулуп с роскошным воротником, очень тёплый, на ногах валенки, тоже белые и тёплые, поэтому мёрзнут только пальцы рук, но это сущая мелочь. Сразу понятно, что к выполнению боевой задачи Родина подходит серьёзно, и здесь уже никто не будет его морозить, гнобить и дрессировать по беспределу. Он – часовой, с боевым оружием и на посту, его права защищены законом и карабином, и в нём проснулось подзабытое уже чувство собственного достоинства. Вот в чём разница между караулом и нарядом на кухне. Он впервые за два месяца службы выполняет то, ради чего его призвали. В конце концов, служба в армии – почётная обязанность каждого гражданина СССР. А чистка картошки к таковой явно не относится…

Сутки в карауле прошли в приподнятом настроении, хотя, конечно, нелегко отстоять четыре смены по два часа, особенно с трёх до пяти ночи. Но удалось и поспать урывками в общей сложности часа три. В отдельной комнате без окон на деревянном помосте, чуть меньше метра высотой, на крашеных голых досках, не раздеваясь, вповалку спали караульные свободных смен. Кто-то приходил с поста и, как тюлень, лез в самую середину, где теплее, кого-то будили, светя фонариком и дёргая за ногу, и он, очумелый, выбирался – на остальных спящих это не производило никакого впечатления. Никто не просыпался, даже если лезли прямо по нему. Ты касаешься головой нагретых до тебя досок и проваливаешься в долгожданную темноту. Вокруг густая, вязкая, чёрная пустота без единого проблеска – и сознанию не за что зацепиться, поэтому нет ни снов, ни чувства времени. Ты уронил голову, и вот тебя уже дёргают за ногу…

– Курсант Романов!

– Я!

Старшина роты, старший прапорщик Визитиу, с самого начала невзлюбивший Ромку, смотрел привычно недовольно, но с каким-то непонятным интересом: «Там тебя на КПП дожидаются. Даю сорок пять минут на свидание!» Сердце забилось, кровь прилила к голове, он еле сдержался, чтобы не спросить: кто? Старшина всё равно не ответит, иначе бы сразу сказал, а вопрос только даст повод для какой-нибудь грубости.

– Разрешите идти!

– Разрешаю…

Старшина был явно разочарован. Ромка отдал честь, чётко повернулся, сделал три строевых шага, чтобы опять-таки не дать повода себя потренировать на дорожку, и, только оказавшись за дверью казармы, рванул изо всех сил. Мысли путались в голове: кто, кто его ждёт на КПП? Мама? Исключено, она бы предупредила. Неожиданно нашедшийся отец? Практически исключено, он с огромной вероятностью там, где ему и положено быть, дом вора – тюрьма. Кто-то из многочисленных бывших подружек? Вряд ли, он порвал со всеми. Менты? На мгновение стало нехорошо, и Ромка почти с любовью посмотрел на проплывающие мимо серые двухэтажные казармы, бетонный забор с колючкой поверху и белые, отутюженные лопатами, выровненные по кантику прямоугольники снега. А остающиеся почти два года службы впервые показались отнюдь не бесконечными. Впрочем, его бы не так вызывали в этом случае – он же может сдёрнуть. Вроде отлегло. Может, Катя? Вспомнилось юное, безумно красивое, но перекошенное злобой лицо: «Так ты хочешь всё отдать – квартиру, машину, деньги, жениться на мне, ни кола ни двора, и свалить в армию?! Это, по-твоему, сохранить честь?!» А в конце: «Ну и проваливай, деревня недоделанная!» Ромка с удивлением обнаружил, что впервые не испытывает никакого волнения при этом воспоминании. А казалось, что боль не пройдёт никогда. Да, генерал Мороз и старший сержант Осокин оказались лучшими врачами от душевных недугов. Он влетел на КПП.

Светка! Её лицо вспыхнуло. В первый момент показалось, что она хочет попятиться. Но вот, словно собравшись как перед прыжком в воду, она построжела лицом и сделала шаг ему навстречу. Он широко распахнул руки и с ходу обнял её, поднял, закружил! На глазах скабрёзно лыбящихся дневальных по КПП. Господи, какую нежность и благодарность он испытывал, обнимая худенькие плечи в каком-то подростковом пальто с жиденьким рыжим воротником, ощущая под грубой тканью, как напряглась, а потом расслабилась её спина. Они зашли в комнату для свиданий. Там никого не было.