Страница 5 из 16
Иногда.
Сегодня ночью покоя не находил. Потому что дал брату обещание и не сдержал его.
Я заставил себя открыть глаза и посмотреть на шедевр Джоны.
Яркие цвета потускнели под моим неподвижным взглядом. Синева моря спускалась с потолка и заливала пол. Я чувствовал запах соли, холодную воду на своей коже и жжение в глазах, будто слезы. Бесконечный океан слез.
Глава 2
Кейси
– Эта песня из моего альбома «Shattered Glass»[1]. Она называется «The Lighthouse»[2], надеюсь, вам понравится.
Публика в Le Chacal одобрительно захлопала в ладоши и засвистела. Приглушенные разговоры прекратились. Стук льда в паре стаканов, и небольшой джаз-клуб погрузился в тишину. Ожидание.
Честно говоря, мне было наплевать, понравится эта песня публике или нет. Просто показалось, что я должна хоть что-то сказать. На самом деле, для меня это произведение больше, чем просто «эта песня из моего альбома».
Мой альбом. Большое, черт возьми, дело. Я и мой альбом. Как будто это осязаемый предмет – упакованный компакт-диск или даже цифровые файлы – а не двенадцать нацарапанных в блокноте текстов и быстро написанная музыка. Я пела свои песни на сцене и называла это альбомом. Люди платили за то, чтобы попасть в клуб, а я получала свою долю. Четыре разных клуба, четыре вечера в неделю. И поскольку в этих заведениях я собирала полные залы, суммы получались приличные. Их хватало, чтобы придерживаться распорядка. Теперь и у меня был этот самый распорядок.
Поправив гитару, я едва не опрокинула подставку для микрофона. Пол лениво вращался под табуретом, на котором я сидела, а сценические лампы причиняли боль. Огромные пушистые сгустки света жгли зрачки. Зрители превратились в размытые силуэты напротив. Я закрыла глаза. Да мне и не нужно было ничего видеть. Взявшись за гриф, я правой рукой нащупала струны, и зазвучала песня.
Распорядок.
Мое тело знало, что делать, и казалось, что, независимо от того, насколько я пьяна, оно всегда помнит. Мышечная память, или, может, что-то другое. Может быть, когда песня идет из самой глубины души, она становится частью вас. Я играла каждую ноту и пела каждое слово «Маяка», не думая больше о том, чем платила за дыхание.
Лады. Струны. Играть. Песня. Дышать. Четыре вечера в неделю. Со среды по субботу.
– Забавно, что у нас одинаковый график работы, – заметил он, – со среды до вечера субботы.
– Я попросила эти дни, – сказала я, – самые лучшие смены.
– Так оно и есть, – улыбнулся Джона.
В груди все сжалось, и слезы стали жечь закрытые глаза. Через шесть месяцев я должна была привыкнуть к тому, как он иногда подкрадывался ко мне в мыслях. Обрывками разговоров. Кусочками воспоминаний.
Короткими моментами.
Джона.
Теперь я плакала, но зрителям это нравилось. Они ожидали этого. Слезы были частью выступления. Меня называли La Fille Submergée. Утонувшая Девушка.
Я плакала так, чтобы усилить эффект от песни, не нарушая и не прерывая ее. По крайней мере, так мне однажды сказала одна девушка в туалете на Бон-Бон – моем субботнем концерте. В итоге я сделала слезы и резкие вздохи частью своего образа.
Ей посчастливилось увидеть мой образ.
«Что за чертова мерзость», – хотела я ей сказать. Джона мертв, а я превращаю это в образ.
Я закончила исполнение, и аплодисменты заглушили мое бормочущее «спасибо». Соскользнув с табурета, я осторожно двинулась через весь зал, более чем готовая к своему коктейлю после шоу.
– Разговорная часть сегодня была хороша, детка, – прокомментировал Большой И, когда я заняла зарезервированное за мной место в углу. У бармена была коротко подстриженная рыжевато-русая борода и идеально выбритая голова. Его настоящее имя Майк Будни, но все звали его Большой Изи, или Большой И. Он напоминал мне Хьюго, телохранителя клуба Pony в Вегасе: большой и устрашающий снаружи, но с полным беспорядком внутри.
– Когда ты пригласишь кого-нибудь из своих друзей послушать, как играешь? – спросил он. – Или родных?
Каждый вечер, когда работала в Le Chacal, Большой И пытался вытянуть из меня какую-нибудь личную информацию. Он открыто беспокоился обо мне и никогда не оставлял попыток раскопать хоть какой-то намек на мое прошлое.
– Опять допрос с пристрастием? – Я покосилась на бармена снизу вверх. Подсвеченная полка с бутылками алкоголя позади него притянула мой взгляд. – Мне следовало бы называть тебя Шерлок.
– Ты и так называешь меня Шерлоком, – тихо посетовал он, – просто никогда не помнишь.
Я фыркнула от смеха и сделала глоток своего напитка.
– Мои родственники заняты, – запинающимся голосом сообщила ему, – а ты – мой друг. – Я одарила его слабой игривой улыбкой. – Ты всегда слушаешь, как я играю. Что еще мне нужно?
– Очень много, сладенькая, – мрачно ответил Большой И, – тебе нужно очень много. Тебе нужна помощь.
Помощь.
Несмотря на любопытство и не очень тонкое вмешательство, он никогда раньше не произносил этого слова. С тех пор как я уехала из Вегаса и оборвала контакты со всеми, кого знала, я также не слышала этого.
«Мне нужна помощь».
Я фыркнула, допила виски и через стойку подтолкнула стакан к бармену.
– Если хочешь помочь мне, то налей еще один.
– Последний, – отрезал Большой И, наливая виски на дно стакана. – Я не отстану от тебя, Кейси.
Я отсалютовала ему бокалом и сделала глоток, а следом болезненно заскрежетала зубами о стеклянный край, разрушая видимость благополучия, которую пыталась изобразить.
– Ох, черт.
– Ты в порядке? – поинтересовался голос слева от меня. Молодой симпатичный парень с татуированными руками и зачесанными назад волосами скользнул на барный стул рядом. – Кажется, тебе было больно.
– Все зубы целы, – пробормотала я, потягивая напиток.
– Вот и хорошо, – сказал парень, – у тебя очень красивая улыбка.
Я фыркнула.
– Неужели, правда, что ли?
– Вообще-то я не знаю, – ответил парень, – утопленницы не улыбаются, но я бы хотел попробовать изменить это. – Он сверкнул обаятельной улыбкой и протянул руку: – Меня зовут Джесси.
– Кейси. – Я подала ему руку, а потом попыталась вытащить ее обратно, но парень крепко держал ее.
– Обожаю твои татуировки, – проговорил он, разглядывая колючие лозы, ползущие по свободному рукаву моей блузки с открытыми плечами.
– Даже не помню, как их набивала, – сообщила я, решив не лгать, и убрала руку.
Большой И наблюдал за нами, протирая стакан белой тряпкой. Парни постоянно приставали ко мне. У них не имелось ни малейшего шанса пойти со мной домой или даже пригласить меня на свидание, но я позволяла им попробовать. Слушая их неудачные реплики или искренние попытки узнать меня, я вспоминала другое время. Другую девушку.
Девушку, которой я была до Джоны.
Теперь же опустошенной развалине, в которую я превратилась, даже мысль о прикосновении мужчины стала противна. Но иногда они покупали мне выпивку. А поскольку в последнее время Большой И вел себя особенно глупо по поводу моей квоты на коктейли, я немного выпрямилась и одарила Джесси своей версией улыбки – слабым изгибом губ. Я притворилась, что заинтересовалась татуировками, покрывающими его красивые мускулистые предплечья, и через несколько минут передо мной стояла свежая выпивка, и мы поднялись на ноги, сравнивая наши татуировки. Будучи чертовски пьяной, я вела себя очень, очень неосторожно. Продемонстрировала Джесси крошечные черные звездочки, разбросанные по среднему и безымянному пальцам.
– Это первые. Я сделала их в Сан-Диего, на океанском пляже. – Я показала ему средний палец. – Я выбрала именно это место. Большое «иди на хрен» моему отцу.
– Очень мило.
Я провела пальцем вверх по виноградной лозе на руке.
– Эта тоже родом из Сан-Диего.
– Значит, ты все-таки помнишь, – засмеялся Джесси.
1
«Разбитое стекло», англ.
2
«Маяк», англ.