Страница 12 из 20
Он посмотрел ей вслед, а потом торопливо направился к зеркалу в ванной. Впервые он стал изучать свое лицо в поисках сходства. Глаза у него другие, а вот в линии подбородка имеется определенное сходство. Да, и волосы у него хоть и каштановые, но с тем же мышиным оттенком, какой был у нее перед тем, как она покрасилась. Тим с облегчением усмехнулся. Хорошо, что можно увидеть сходство.
Он подошел к окну и вгляделся в вечернюю темноту. По-прежнему шел дождь, но машины уже непрерывно ехали в общем потоке, из квартир на противоположной стороне улицы лился мягкий свет. На некоторых окнах уже закрылись ставни. Мама в Истоне, когда задергивала шторы, всегда говорила, что так в комнате становится уютнее. И снова он почувствовал себя как-то странно потерянным. Тим прислонился лбом к прохладному стеклу и закрыл глаза. Он уже не знал, кто он.
К его большому удивлению, в воображении ему немедленно представился кедр, крепкий и величавый. Он глубоко вздохнул, посмотрел на часы и вышел из комнаты.
В гостиной люстра под потолком ярким светом освещала комнату. Хейне, сидя за карточным столом, внимательно изучал планы. Он поднял глаза и улыбнулся.
– Рад тебя видеть, Тим. Твоя мать в полном восторге.
В гостиную из столовой, расположенной слева, вошла Милли.
– Стол полностью готов, Хейне, и накрыт для девяти персон, как ты хотел. Бруно тоже придет?
Она перевела взгляд на Тима.
– Бруно живет в квартире этажом выше. Мы его очень любим и сегодня будем праздновать важное событие: его сестру избрали участницей спортивных танцев на Олимпийских играх в августе.
Хейне подошел к бару и налил две кружки пива. В черной форме офицера СС он выглядел великолепно, черные сапоги блестели, бриджи сидели безупречно. Пиджак и верхняя пуговица рубашки были расстегнуты. Он подошел к столу и протянул одну кружку Тиму. Свою он поставил на зеленое сукно, затем сбросил пиджак. Подтяжки тоже оказались черными. В голове у Тима мелькнуло: а не черные ли у Хейне кальсоны? Он взглянул на пиво. Мысль об алкоголе была невыносимой.
– Это замечательно, – произнес он.
Тим понятия не имел, что такое спортивные танцы и какие там танцоры, и спрашивать не собирался, потому что мать снова исчезла в столовой, а Хейне, казалось, полностью погрузился в изучение планов. На столе лежал и другой конверт, открытый, со сломанной печатью.
Тим не знал, что ему делать, но тут Хейне кивнул ему.
– Очень хорошо, что ты привез пакет. Сэр Энтони обратился ко мне, ты знаешь. Так, кажется у вас говорят? Он хочет, чтобы мы работали вместе над… э…
Он искал нужные слова.
Тим сказал:
– А, вы имеете в виду Центр капитана Нива. Да, он отлично работает. Крытые прогулочные дорожки оказались хорошей идеей и…
Хейне сложил бумаги и снова засунул их в конверт.
– Да, в самом деле. Быть раненым – совсем не хорошая идея, это точно знает сын сэра Энтони, Гарри. Потерять ногу – тоже не самая лучшая вещь. Дружба и сотрудничество смогут все это предотвратить, не так ли, юный Тим? В этом мире мы призваны помогать друг другу.
Тим кивнул.
– Я уверен, что ваши раненые получат пользу от пребывания в таком месте, как Истерли Холл. Брайди теперь работает с лошадьми, чтобы вернуть инвалидам уверенность в движениях.
Тим понял, что говорит слишком быстро и Хейне не успевает понять. Наступило молчание. Хейне взял маленький пакет за уголок, как будто от бумаги исходил неприятный запах, и положил его в большой конверт.
– А ваш Дом собраний БСФ[5] в Хоутоне? Готов?
– Скоро будет.
– Великолепно, – Хейне по-прежнему смотрел на бумаги. – Мы нуждаемся в том, чтобы все, как ты говоришь, скоро было готово, не так ли?
В дверь позвонили.
Вино лилось рекой, а сам обед состоял из креветочного мусса, за которым последовал кок-о-ван[6], правда, блюдо недотягивало до уровня тети Эви. Тим пил умеренно, понимая, что ему нужно на самом деле побольше воды и снова в постель. Но признаться в этом, находясь в компании здоровых, сильных мужчин, было бы слишком унизительно. Он подавил тошноту и попытался думать о чем-нибудь, помимо раскалывающейся головы.
Разговор шел то на немецком, то на английском. Перед тем как Амала убрала блюдо с остатками курицы, произнесли тост за успехи Хейне. Милли оживилась и сказала, что кофе будет подан в гостиную.
– Как положено, – шепнула она сыну, поскольку все отказались от десерта и сыра. Она поднялась, и Тим вскочил на ноги, чтобы отодвинуть ее стул.
Мужчины тоже встали. Они были без пиджаков и со спущенными подтяжками. Они снова сели, только когда за ней закрылась дверь. И сразу набросились на бренди. Хрустальные кубки наполнялись полнее, чем в Истерли Холле, никто не вращал бокал и не вдыхал аромат. Дядя Ричард и дядя Оберон считали, что в бренди самое лучшее – это аромат. А здесь бренди пили большими глотками. Когда бутылка дошла до Тима, он покачал головой. От одного запаха алкоголя ему становилось еще хуже. Он передал бренди соседу, Вальтеру, и, воспользовавшись этим, бросил украдкой взгляд на часы. Полночь. Когда он сможет пойти спать? Он налил себе кофе.
Вальтер засмеялся и помахал бутылкой перед носом Тима.
– Не переносишь спиртное?
Тим улыбнулся, не рискуя качать головой, потому что боялся, что она отвалится.
– Я слишком хорошо приналег на выпивку в последние несколько дней. Одно похмелье за другим, а между ними паром в бурном море. У меня скоро голова взорвется, и матушкин красивый дом будет испорчен.
Его слова были встречены взрывом хохота.
– Ты слышишь, Хейне? – закричал Бруно. – Он говорит, взорвется. Что этот мальчик знает о взрывах?
Вальтер подтолкнул локтем Тима. Кофе выплеснулся на парчовую скатерть, и он стал промокать пятно салфеткой.
Хейне сказал:
– Амала постирает.
Вальтер пророкотал:
– Был бы ты с нами, когда мы били коммунистов в этом свинарнике, в который они превратили Берлин, тогда ты бы увидел, как взрываются головы, и чуть до наших не дошло.
И снова раздался смех, на этот раз слишком громкий.
Теперь залпом пил он, но это был кофе. Что угодно, лишь бы нейтрализовать действие алкоголя и снять головную боль. Зачем он опять пил сегодня вечером? Ладно, он прекрасно знал зачем. Выпендривался, пытаясь быть на равных с бывалыми вояками. Он подлил себе в чашку кофе. Эти чашечки до черта маленькие, но какой тонкий фарфор. Легкие, как перышко. Он повернулся к Хейне.
– У вас отличный вкус, Хейне. Такая красивая мебель, и этот фарфор такой, нормальный, как у нас говорят.
Снова раздался смех. Может быть, они не поняли? Он поправился:
– Я хочу сказать, красивый.
Смех не утихал. Хейне усмехнулся, помахивая сигарой, и обвел глазами своих приятелей.
– Да, те, кто жили в этой квартире до нас, были более чем щедры.
Смех усилился.
Бруно заорал через стол:
– Оставили нам все свои пожитки. Вот так теперь делаются дела, мой мальчик, когда речь заходит о некоторых людях.
Вальтер обнял Тима за плечи. Тим пытался не потерять нить разговора, но все было напрасно. И почему-то вспомнился треснувший косяк входной двери. Он сказал:
– Я мог бы починить дверь, Хейне, в том месте, где что-то оторвано. Я зашкурю это место и даже протравлю морилкой. Будет аккуратнее выглядеть.
Мужчины переглянулись, а потом все посмотрели на Хейне. Наступило молчание. Тим гадал, что же он не то сказал. Хейне ткнул сигарой в тарелку, и пепел обвалился. Кончик сигары пылал красным на фоне серого. Он произнес:
– Почему бы и нет? Жильцы небрежно обращались с собственностью СС и повредили ее. Это не было вовремя замечено, а я забыл. Спасибо, что снова обращаешь на это мое внимание.
Тим качнул головой.
– Это совсем небольшая работа. Я завтра починю.
Бруно и Ганс, сидевшие рядом, поморщились. Бруно сказал:
– Нельзя было ничего срывать. Возможно, следует напомнить им об этом, правда, товарищи? В конце концов, теперь они не платят за жилье.
5
Британский союз фашистов (прим. пер.).
6
Курица в вине (фр. – прим. пер.).