Туристка

— Джим, это Сара. Как твой рот, Джим?

— Вроде ничего.

— Джим ужасно напился на днях и на спор стал жевать битое стекло, — объяснил мне Нил. — Сколько швов тебе наложили?

— Восемь.

— А сейчас все в порядке?

— Да, нормально. Вот только если я попадаю языком на ранку, сразу во рту появляется привкус, будто я наелся дерьма.

— Когда уезжаешь в отпуск? — спросил Нил.

— Во вторник.

— Так, слушай меня. В понедельник иди в аптеку и купи противовоспалительные таблетки. Если у тебя во рту появился такой привкус, значит, созревает абсцесс. А если в Испании у тебя появится абсцесс, то ты ничего не сможешь делать, и боль будет такая, что искры из глаз посыпятся.

— У тебя было такое? — спросила я, пораженная его познаниями в этой области.

— Однажды у меня был абсцесс под зубом. Пришлось вырывать зуб и вставлять дренаж в десну. Из-за этого я стал сплевывать. Я раньше терпеть не мог, когда кто-то плевался, но, когда у меня во рту начала скапливаться эта гадость коричневого цвета, приходилось избавляться от нее.

— У меня плевки зеленые, — сказал Джим, смеясь.

— Что тебе еще надо? У тебя внутри ведь нет ничего зеленого.

— Да ладно, начхать, — отмахнулся Джим. — Неохота с этим возиться. Пойду выпью еще стаканчик.

Я прикрыла рот ладонью. Мне никогда в голову не приходило так относиться к своему телу, тем более допускать, что кровь в моих сосудах может превратиться в отраву. Джим похлопал Нила по плечу, встал и, спотыкаясь, пошел к своим приятелям. Остальные посетители не выглядели так уж жутко, было даже несколько пар, которые вели интимные беседы за пинтой пива. Я знала намного худшие места в Вестоне и не могла понять, почему Пол исключил для себя этот паб.

— Помнишь тот первый вечер, когда ты пошел со мной?

— Конечно.

— Вообще-то мне хотелось, чтобы ты остался со мной в одной комнате. Я так обрадовалась, когда Пол сам это предложил.

— Не лги, — сказал Нил. — Я видел, как ты посмотрела на него.

Его прямота покоробила меня.

— Ладно, мне действительно не хотелось, чтобы ты видел беспорядок в моей комнате, но зато мне хотелось слышать твое дыхание.

— Мое дыхание?

Я кивнула.

— Так здорово слышать еще чье-то дыхание в темноте, правда?

Нил рассмеялся.

— Я никогда не думал об этом.

Он отпил из своего стакана. Мне трудно было поверить, как много я ему позволила. Он контролировал все, вплоть до темпа нашей беседы. Мной овладело самоубийственное желание пробиться сквозь его сдержанность, еще раз попытавшись возбудить его интерес:

— Помнится, в девстве, я была одержима идеей, чтобы в моей кровати был кто-то еще. Изобретала придуманных друзей, которые жили у меня под одеялом.

Нил улыбнулся.

— А я раньше придумывал себе зрителей.

— Которые наблюдали, когда ты занимаешься сексом?

— Нет, я ведь был еще ребенком. Воображал себе, что все то, что я делаю, передается по телевидению. Каждый свой день я планировал как телевизионную передачу. Девять часов — Нил просыпается. Девять тридцать — Нил завтракает. Я до сих пор иногда себя так чувствую. — Он помолчал. — Сколько тебе было лет, когда ты первый раз по-настоящему спала с кем-то в одной кровати?

— Спала в смысле секса?

— Нет. В смысле «спать».

— Десять или одиннадцать лет. Я часто оставалась на ночь у одноклассниц. Мне очень это нравилось до тех пор, пока одна из них не попыталась приласкать меня. С тех пор я ненавижу спать в одной кровати с женщиной. Но от своей мечты я так и не избавилась. Мне все еще хочется спать вповалку с другими людьми. Никакого секса, просто друзья, которые засыпают голова к голове и видят сны.

— Ты таким образом даешь понять мне, что не хочешь заниматься сексом со мной?

— Нет, совсем нет, — ответила я, нервничая. — Я люблю секс.

Я сама не заметила, насколько повысила голос, пока не увидела, что мужчина за соседним столом внимательно смотрит на меня. Я покраснела. Нил расхохотался. Я чувствовала себя провинившимся ребенком. Он предложил мне сигарету. Я покачала головой, пытаясь сохранить невозмутимый вид.

Он улыбнулся.

— По-моему, пара, с которой я делю квартиру, хотела, чтобы я наблюдал за ними в постели. Или даже чтобы присоединился к ним, не знаю. Когда они занимаются сексом, то делают это очень шумно. Вроде как рассчитывают, что я войду к ним с претензией, а потом соблазнюсь увиденным, не удержусь, сброшу с себя одежду и прыгну к ним в кровать.

— Может, мы проделаем это сегодня ночью.

— Может быть.

Вообще-то я собиралась остаться сегодня трезвой. Но я не могу заниматься сексом, когда мой организм обезвожен, у меня пропадает всякий энтузиазм. Нил с удовольствием заказывал мне стакан за стаканом, так что к концу вечера я хорошо набралась. На улице было и безветренно, и сыро, и я почувствовала пульсирующую головную боль одновременно с болью в спине. Может, станет легче, если что-нибудь поесть?

— Как насчет рыбы с жареной картошкой?

Нил разглядывал меня, как бы взвешивая, согласиться или нет.

— Да, пожалуй, — ответил он. — Нам нужно подзаправиться, чтобы не сойти с дистанции.

Мы пошли по направлению к «Треске и Камбале». В Вестоне были и другие рыбные закусочные, но все, кто пробыл здесь больше нескольких недель, вскоре понимают, что это единственное место, где можно прилично закусить поздно вечером. Погода была жаркой каким-то непонятным образом — жар вроде бы исходил не от солнца, а из тебя изнутри. Мои ноги горели, как будто я только что побрила их тупым лезвием. Нил словно по интуиции замедлил шаг.

— Ты когда-нибудь смогла бы повести себя так же, как Ванесса?

— Не знаю, что именно ты имеешь в виду, но меня раньше иногда подпирало.

— Смогла бы порезать кого-нибудь, как она?

— Может быть. Если очень испугаюсь.

— Ли не выглядит таким уж страшным.

— Ванесса не боится Ли, она боится саму себя.

— Все равно. Это не причина набрасываться на человека.

Я рассмеялась.

— А, ерунда.

— Она порезала ему шею.

— Она не хотела. Это от отчаяния.

Он уставился на меня с открытым ртом. У Нила была симпатичная юношеская черта — крупные передние зубы, сильно выступающие вперед, как будто провоцируя на то, чтобы их выбили. У меня возникло непонятное чувство от этого спора. Мне казалось, что он хочет сказать что-то важное, но не хотелось слишком давить на него. Потом он произнес:

— Извини, я этого не понимаю.

— Тебе ли так говорить? — спросила я. — Твой дружок Джим сотворил с собой на спор гораздо худшее.

— Это совершенно другое.

Я взяла его за руку.

— Давай не будем ссориться.

— Что? — удивился он. — Ссориться?

Я видела, что Нил возбужден и хочет продолжить спор, но я-то подначивала его только потому, что слишком много выпила. И голос у меня какой-то пронзительно резкий. А ведь сама я терпеть не могу, когда мужчины вот так же бросаются от одной крайности к другой. То они задирают тебя, то тут же требуют поцелуй. Каждый раз, когда мы с Чарли ругались, у него возникала эрекция.

Мы молча дошли до рыбной закусочной. Нил встал в очередь, а я устроилась на низкой каменной ограде на улице. Я старалась глубже дышать, но от этого было только хуже. Запах свежеподжаренной рыбы не вызывал у меня аппетита. Я помассировала голову, потерла ладонями лицо, надавила большими пальцами на веки. В такой позе меня застал Нил, появившись с едой.

— Ну, — сказал он, — куда теперь?

Я развернула свой пакет с рыбой и картошкой, посмотрела на желтый закрученный хвостик и сказала:

— Смотри сам. Можем пойти к тебе в квартиру.

— Да, конечно. Но я думал, что мы можем пойти еще куда-нибудь.

— Например?

— Я думал… — он тянул слова, внимательно следя за моим лицом, — как-то неловко, но я все равно пьян, так что черт с ним. Мне всегда хотелось заняться сексом на пляже.

— Да?

— А что? Тебе не хочется?