Страница 17 из 18
– Еще остальных женщин… От полного отчаяния и еще одного мужчину…
– Модно одетого юношу?
– Нет, взрослого господина… Смотрел на меня с откровенной издевкой…
Ванзаров встал.
– Господин Калиосто, желаете взять реванш?
Ничего подобного маг не ожидал.
– Как это возможно? – спросил он.
– Для сыска нет ничего невозможного, – ответил Ванзаров. – Готовьте вашу силу…
18
– Вот эта получена доркографией. – Лебедев сунул только высохший и закрутившийся лист фотобумаги. – А эта по вашему методу.
Погорельский стал разглядывать фотографии с интересом настоящего ученого. И посмотреть было на что. На одной обнаженная девица пышных форм беззастенчиво поставила ножку на стул, изогнувшись так, чтобы красовалась грудь. На другой все та же мадам, так и не найдя времени одеться, приподнялась на цыпочки, красиво отведя руку, с которой свешивалось покрывало. Как будто вздумала купаться, но забыла нырнуть. Одним словом, чудовищная порнография.
– Ну как?
Месть Аполлона Григорьевича была сладка.
В его безграничных архивах завалялись карточки определенного содержания. Не надо думать, что великий криминалист был любитель подобного «искусства». Ему и живых актрисок хватало. Как-то раз при обыске очередной воровской могилы[14] полицией было изъято, да так и осталось. И вот как пригодилось. Лебедеву оставалось только намочить и подсушить снимки для правдоподобия. Карточки были мятые и рваные, но какое это имело значение.
Между тем доктор не мог оторваться.
– Феноменально! – заявил он в глубоком волнении. – Вы – великий сенситив, господин Лебедев!
Любая похвала приятна. Аполлон Григорьевич только не понял, в чем он еще оказался великим.
– У вас редчайшая способность чувствовать энергетические токи! Чрезвычайная сила! Феноменально! С первого раза – и полное изображение мыслей! Возможно, вы сильнейший медиум!
Открыть доктору глаза было жестоко. Как обидеть невинного ребенка. А детей Лебедев любил, хотя своих не имел. Насколько он знал. Потому что слишком любил актрисок…
– Можно, я оставлю их у себя? Первое доказательство успешности моего метода!
Наивность Погорельского была столь искренней, что Лебедеву стало стыдно. Чего доброго, поместит в книжку или на следующую выставку. Что скажет воровской мир! Позору не оберешься… Аполлон Григорьевич мягко вынул снимки из пальцев, которые никак не желали расставаться с ними.
– Мессель Викентьевич, давайте считать первый блин комом, – сказал он.
– Но как же… – окончательно сник Погорельский. – Такой несомненный успех.
– У вас будут другие… Обещаю. И для этого предоставлю вам возможность испытывать ваш метод сколько угодно…
От горя к надежде доктор переходил мгновенно.
– Неужели это возможно? На ком же испытывать?
– На живых людях, – ответил Лебедев. – Хотите, можем прогуляться по мертвецким полицейских участков.
– Давайте пока на живых… Когда же начнем?
Не умея ничего откладывать в долгий ящик, Лебедев предложил начать прямо завтра. Вот здесь, в Департаменте полиции, и начать. Погорельский был на седьмом небе от счастья. Или куда там взлетают при помощи животного магнетизма.
19
На стене висели обязательные для присутственного места портреты царствующей четы. Под ними размещались фотографии с министром юстиции и парадные снимки судебных следователей Окружного суда в полном составе. Также имелись памятные фотографии при получении наград. Под ними располагалось массивное кресло с прямой спинкой в раме резного дерева. Далее находился обширный письменный стол с электрической лампой и бронзовым подсвечником на пять свечей. Все было на месте, включая хозяина кабинета. Не хватало главного.
– Что вы ищете? – спросил Бурцов.
Ванзаров действительно искал и не находил. Судебный следователь стоял перед ним без малейшей царапины. В него не влетело ни одной пули. Значит, должны быть свежие отметины. Их не было.
– Где следы от выстрелов?
Бурцов указал на потолок.
Побелка требовала ремонта. После того как в ней проделали пяток свежих дыр, не следовало откладывать. Шестую отметину Ванзаров нашел там, где и подумать было нельзя: на противоположной стене. Юноша был не просто плохим стрелком. Слепой по сравнению с ним сумел бы выстрелить точнее. А Сверчков праздничный салют устроил. Необычное покушение. Можно сказать, уникальное. Лебедев наверняка ничего подобного не видел. Если только Бурцов окончательно не перепутал. Или тут нечто другое.
Ванзаров стоял на огневой позиции еще недавно образцового юноши.
– Сверчков стрелял отсюда?
– Именно…
Спросить судебного следователя: «Вы ничего не путаете?» – даже Ванзаров не смог. Это как спросить: «Вы идиот, господин Бурцов, или показалось?»
– Стрелял не целясь?
– Рука трясется, на курок давит… Глаза безумные… К счастью, Сверчков раньше оружие в руки не брал… Повезло мне опять… Надеюсь, вы увидели достаточно? – Бурцов явно указывал: не для того отдано поручение, чтобы отнимали его время. – Что-то еще?
Ванзарову не оставили выбора.
– Мне необходимо знать истинные цели, ради которых Сверчков был направлен в кружок спиритов, – сказал он.
К такому тону и подобным вопросам Бурцов не привык. Потому что сам задавал их. Но выражать начальственный гнев было глупо. Имея дело с таким умным чиновником сыска.
– Полагаете, у него была еще цель? – спросил он.
– Непременно, – твердо ответил Ванзаров. Чем похоронил надежду Бурцова на нечто важное.
– На чем держится ваша уверенность?
– Сверчков ведет дневник наблюдений, в котором скупо отмечены сеансы, почти без комментариев о спиритизме, зато напротив участников множество пометок. Почему так странно? Да потому что ему дела нет до спиритических явлений. Он пытается разузнать как можно больше о членах кружка.
– И только?
– Сверчков смутился, когда я спросил про первую жену Иртемьева.
– Откуда вы узнали про нее?
– Из того же дневника…
– Безмозглый идиот! – Бурцов добавил крепкое словцо. – Ничего поручить нельзя…
– Ваш подопечный ничего не записал, – сказал Ванзаров. – Делал все, что умел.
Бурцов подумал, что его нагло провели. Он слышал, что Ванзаров мастер на подобные фокусы.
– Тогда как это понимать? – строго спросил он.
– Сверчков записал жену Иртемьева как «Афина И.».
Как ни пытался, следователь не мог понять, каким образом из такой мелочи можно сделать вывод, разрушивший секрет. Спросить было выше его достоинства. А Ванзаров не счел нужным раскрыть. Каждый остался при своем.
– Допустим. И что?
– У Иртемьева след от обручального кольца, которое он носил много лет, не снимая.
– Вы и до Иртемьева уже добрались? – спросил Бурцов, невольно поражаясь лихости чиновника сыска.
– Необходимо для розыска, – сказал Ванзаров, как о простейшем деле. – Мне продолжать?
Бурцов кивнул.
– Точно не скажу, но, скорее всего, мадам Иртемьева умерла около двух лет назад. Вы отправили Сверчкова негласно выяснить причины ее смерти…
Господин Ванзаров не спрашивал, а утверждал. И ошибся всего лишь на полгода. С одной стороны, Бурцова злило, что тайна раскрыта. Но с другой – именно этого он ожидал. Только такой проныра сможет докопаться до истинных причин. Он предложил Ванзарову садиться, прочие дела теперь подождут, – и подробно описал обстоятельства смерти на спиритическом сеансе.
Ванзаров выслушал с таким лицом, будто уже знал ответ. Как показалось Бурцову.
– Не помню такого дела по Третьему Казанскому участку, – сказал он, чем снял камень с души следователя.
– Была оформлена смерть от естественной причины. Там доктор присутствовал.
– Погорельский?
– Именно… Никакого дела нет.
– Что вас заставило взяться за него?
Вопрос был высказан таким образом, что не оставил лазейки. Бурцову оставалось раскрыть последнюю карту.
14
Квартира (воровской жаргон).