Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 11 из 18



– Готовы, Аполлон Григорьевич?

– Не тяните!

– Даю разряд!

Что-то загудело, раздался щелчок. Лебедев ощутил, как волосы у него встали дыбом. Трудно сказать, что случилось с его мыслями в этот момент.

– Снято! – крикнул доктор. – Опыт окончен! Осталось получить снимок!

Лебедев не отдал пластинку. Еще и забрал пробную, с доркографией. Не хватало, чтобы его мысли проявлял какой-то фотограф с Невского. Он обещал сделать сам: все необходимое для проявки и печати у него имелось. Уговоры Погорельского были отвергнуты безжалостно.

Очень вовремя раздался звонок. Доктор извинился и побежал открывать пациенту. За фотографированием мыслей, конечно, будущее, но людям хочется лечиться сегодня.

Спрятав пластинки под мышкой, откуда их можно было вынуть, только выиграв смертный бой, Лебедев вышел в приемную. И чуть не испортил дело. Хоть удивление его было простительно. Трудно – нет, невозможно ожидать, что к Погорельскому заглянет Ванзаров. Аполлон Григорьевич быстро сообразил: друг его бесценный никогда не лечился, а если и болел, то простудой, которую пользовал водкой и медом. Лучшее лекарство от всех хворей. Значит, тут что-то другое. Тем более криминалисту был послан выразительный взгляд: «Держите рот на замке, дорогой друг».

– Прошу простить за вторжение, я без записи, не смог пройти мимо, – сказал Ванзаров, протягивая журнал «Ребус». – Буду счастлив получить ваш автограф, доктор. Публикация «Животного магнетизма» – лучшее, что я читал по этой теме.

– Пожалуй, пойду, – заторопился Лебедев. – Жду вас сегодня к вечеру у себя на Фонтанке, Мессель Викентьевич. Посмотрим, что получилось…

С Ванзаровым они раскланялись, как вежливые люди, совершенно незнакомые.

Между тем Погорельский раскрыл журнал на своей публикации и обмакнул ручку в чернильницу.

– Кому подписать? – спросил он, пряча авторское тщеславие. Гадкое и сладостное чувство, доложу я вам, драгоценный читатель… Ну да речь не об этом…

– Напишите: Ванзарову. Родиону Ванзарову…

Доктор изобразил вместо слов закорючки, как это принято у докторов, размашисто расписался и протянул журнал.

– Интересуетесь магнетизмом?

– И не только, – сказал Ванзаров, пряча «Ребус» во внутренний карман. – Читал Перти, Карла дю Преля, Цёльнера, Серджента, Юма…[10]

– О, так вы знаток теоретических трудов по спиритизму? – обрадовался Погорельский. – Чем полагаете спиритические явления?

– Из области психологических феноменов, – ответил Ванзаров.

Уклончивость тем хороша, что каждый понимает ее по-своему. Доктор увидел схожесть со своими идеями животного магнетизма. Чему не мог не обрадоваться.

– Часто сеансировали? – дружелюбно спросил он.

– Принимал участие…

– У кого же?

– Был в Лондоне на сеансах великого Крукса[11].

– Феноменально! – вскричал Погорельский и с горячностью схватил руки Ванзарова. – Когда? Как это было? Расскажите…

– Примерно полтора года назад… Просто повезло… После того, что видел, трудно сомневаться в спиритизме.

– А в Париж, к великому Ипполиту Барадюку заезжали?

– Не пришлось, – с тяжким вздохом ответил Ванзаров. – Доктор Погорельский, позвольте вопрос?

– Сколько угодно, дорогой друг!

Вероятно, любовь к спиритизму делает людей друзьями быстрее электрической искры. Со всей скромностью Ванзаров поведал, что недавно получил небольшой свободный капитал, удачно продал акции и теперь желает вложить их в изучение спиритизма. И вообще мечтает познакомиться с кружком обожаемого журнала «Ребус». Особенно с господином Иртемьевым, о способностях которого много наслышан. Нельзя ли устроить в ближайшее время.

– Так зачем же откладывать! – вскричал Погорельский, боясь отпускать из рук уникума, который хочет финансировать спиритизм. Да о таком можно только мечтать. – Прямо сейчас и отправимся!

У Ванзарова оказались неотложные дела. Но он обещал прибыть на Екатерининский канал в условленное время. То есть через два часа…

– Прошу прощения за любопытство, – сказал Ванзаров уже в прихожей. – А кто этот больной господин, что был у вас на приеме?

Погорельский выразил все удивление, на какое был способен.

– Это же сам Лебедев! Аполлон Григорьевич! Знаменитость! Гений российской криминалистики! Его имя гремит на всю империю!



– От чего лечите его?

– Что вы! Он пышет здоровьем! У нас с ним общий научный интерес.

– Какого же рода?

– Это секрет! – Погорельский даже подмигнул. – Пока секрет. Но вскоре открытие прогремит по всему миру! Так разве вы не слыхали о Лебедеве?

– Нет, никогда, – сказал Ванзаров. Поклонился и вышел.

10

Господин Квицинский не любил проводить встречи в людных местах. А предпочитал парки или сады, где кусты и деревья создают естественную защиту от посторонних глаз. Хуже всего кофейные. Кругом публика, не поймешь, кто сидит за соседним столиком, у кого уши работают, как у летучей мыши. Но дама захотела кофейную. Точнее сказать, придумала угоститься за счет Квицинского. И выбрала не какой-нибудь тихий уголок, а «Балле» на Невском проспекте.

Квицинский смог занять самый дальний от окна столик. Мадемуазель появилась с опозданием в четверть часа. Сколько он ни бранился, что опоздания недопустимы, она извинялась, обещала больше не опаздывать и опаздывала снова. Втайне считая, что красивой барышне многое позволено.

Она была хороша. И не скрывала этого, а, наоборот, подчеркивала. Квицинский старательно не замечал шаловливых взглядов, которыми в него стреляли. Игривость кудрявой брюнетки не знала границ. И порой выходила за пределы того, что позволительно на людях. Особенно в кофейной, где на них то и дело посматривали. Будто на любовников. Такое положение злило, но исправить его Квицинский не мог. Потому что мадемуазель при внешнем легкомыслии была толковой и наблюдательной. Не говоря о том, что умела выведывать важные сведения.

– Как ваши успехи? – спросил он, отпустив официанта, которому был заказан кофе с миндальным пирожным.

– Отвратительная погода. Ненавижу осень в Петербурге, – ответила она с такой улыбкой, будто он делал неприличный намек.

Между тем за окном было сухо и даже солнечно. Редкий день.

– Что нового?

Пояснений не требовалось. Новости ожидались вполне конкретные. Мадемуазель кратко, но толково перечислила все, что узнала.

– Что это за новый мальчик?

Мадемуазель подарила официанту, подавшему заказ, улыбку и облизала чайную ложечку.

– Полное ничто… Наивный и пустой. Хоть окончил училище правоведения. Кажется, с отличием.

– А подопечный?

– Старательно трудится.

– Сильно продвинулся?

– Насколько мне известно, результат ожидается в ближайшее время, – сказала она, тронув верхней губкой кофейную чашку.

– Не пропустите момент…

– Можете быть покойны, Леонид Антонович, не упущу. – Мадемуазель показала белые зубки, похожие на беличьи. За что и получила свою кличку в отчетах. А не за вертлявость, которая так раздражала.

– Прошу держать под неусыпным вниманием, – сказал Квицинский. – Дело может оказаться чрезвычайно важным. Слишком важным…

– Не извольте беспокоиться, от меня не ускользнет, – ответила она игриво. – Как только появится что-то стоящее, вы узнаете первым… Обещаю…

На том встречу можно было считать оконченной.

Квицинский просидел еще полчаса: в кофейной нельзя было встать и уйти, не привлекая лишнего внимания. Он сидел и слушал ее болтовню, с тоской глядя в окно. Оплатив счет, Квицинский получил долгожданную свободу. И вышел на Невский.

– Любую новость сообщайте сразу, телефонируйте, у вас есть возможность. Конец девятнадцатого века на пороге, а вы записочки посылаете… Привыкайте к прогрессу. – И Квицинский приподнял шляпу на прощание.

Мадемуазель помахала ему ручкой. Так трогательно, что никакому прогрессу и не снилось…

10

Знаменитые теоретики и практики современного спиритизма.

11

Уильям Крукс – знаменитый физик и химик, активный сторонник и исследователь спиритизма.