Страница 10 из 11
– Что? – спросила я.
– Очень уж быстро нашли Игоря Рудольфовича, – пояснил Димон. – Понимаю, что за дело взялись мегапрофи из дома на Лубянке. Но почему? Потому что была убита техсотрудница? Ладно бы следователь. Но самая обычная машинистка, которая не имела допуска к важным делам? Небось она меню для столовой печатала. По какой причине из-за нее поставили на уши лучших из лучших? А те резво помчались по следу. Что-то тут не так!
У меня по спине пробежал холодок.
– Кладбище в лесу. Убийца явно не хотел, чтобы его поймали. Случайно такой погост не найти.
Димон начал двигать «мышкой».
– Бывает иногда, что серийный маньяк устает сам от себя. Помню Ефима Горелова, давнее-предавнее дело, мы с тобой еще были незнакомы. На мужике гора трупов, но он ловко от нас уходил. А потом очень глупо засветился, приехал в день рождения матери домой. Ну, и конечно, его повязали. Знали, что он родительницу любит, предполагали: может прикатить к ней с букетом, устроили засаду, но особенно не надеялись на успех. Иван решил ущипнуть мужика, спросил:
– Что ж вы так неумно поступили? Я был против засады, говорил: «Ефим не дурак, он в квартире не засветится, сообразит, что мы его взять хотим, и не придет». А вы притопали.
Горелов не рассердился, спокойно объяснил:
– Иван Никифорович! Все. Пора мне на покой. Устал.
Я влез в беседу:
– Надоело убивать?
Ефим опять не проявил агрессии.
– Кто-то в моей голове, командир, отдающий приказ «Уничтожь», меня утомил. Не дает ни дня отдыха, гонит за жертвой. Но сейчас все. Конец истории. Я наконец ночь посплю спокойно. Да, лягу в камере, но перестану дергаться.
Димон потянулся за стаканом с водой.
– Это был мой первый серийщик. Я ему не очень поверил, решил: какую-то игру мужик затеял. Но потом стал замечать, что большинство тех, на ком десятки трупов, испытывают облегчение, когда их наконец арестовывают. И они правда спят в камерах. Мирно так, словно домой пришли.
Я махнула рукой:
– Мне такие типы не попадались.
– Какие твои годы, – улыбнулся Коробков.
– Ладно, поверю, что встречаются мерзавцы, которые устали сами от себя, – согласилась я, – но, наверное, их немного. Основная масса старательно заметает следы, не хочет оказаться за решеткой. Сомнительно, что отец Николая, убив очередную женщину, вез потом ее тело в Подмосковье. Опасно так поступать. Скорей всего он их где-то поблизости убивал. Возможно, в своем доме. Небось Коля знал правду.
– Тань, не фантазируй, – попросил Димон, – есть факт: Николай переехал в Кокошкино. Точка.
В дверь постучали.
– Войдите! – одновременно воскликнули мы с Коробковым.
Створка открылась, на пороге возникла группа людей. Впереди шла пожилая дама, одетая в элегантное светло-бежевое платье, на ее голове красовалась голубая шляпка, из-под которой выбивались седые волосы, завитые крупными локонами. В руках она держала крошечную сумочку. За ней вышагивал мужчина в летнем льняном костюме, красной рубашке и панаме. Немного необычная одежда, если вспомнить, что на дворе октябрь. Он нес портфель. Замыкал процессию парень лет шестнадцати. У юноши была прическа, которую Иван называет «нервный пудель». Темные кудрявые волосы стояли на голове дыбом, похоже, их месяц не причесывали. В ушах незнакомца блестели колечки, одно висело в носу, и еще пара на губе. Мятые джинсы, растянутая футболка с изображением розового мишки, клетчатая рубашка поверх нее, кроссовки и сумка самого непотребного вида довершали образ.
– Добрый день, господа, – хорошо поставленным голосом произнесла бабуля, – надеюсь, мы попали по адресу?
– Здравствуйте, – улыбнулась я, мысленно придумывая казнь для секретаря, который зачем-то впустил к нам в переговорную трио городских сумасшедших.
– Никита Павлович, – произнесла дама, показывая на парнишку.
– Привет, – отозвался «пудель» в джинсах.
– Миша, – продолжала старуха.
«Льняной костюм» шаркнул ножкой.
– Очень приятно видеть вас.
– Взаимно, – машинально ответила я.
Бабуля села к столу.
– Думаю, вы – Татьяна Сергеева. А мужчина – Дмитрий Коробков.
– Вы угадали, – отмер мой приятель.
– Это совсем нетрудно, – серьезно сказала посетительница, – навряд ли представителя сильного пола назовут Таней.
– Э… э… э… – протянула я, – объясните, пожалуйста, цель своего визита.
Дама улыбнулась:
– Она очевидна. Мы готовы приступить к работе.
– К какой работе? – спросила я.
– К практической, – пояснила незнакомка, – мы согласились помогать Татьяне Сергеевой. Рина нас умоляла несколько месяцев, но бросить все дела и начать сотрудничать с вами мигом не получалось.
– Вы знакомы с Ириной Леонидовной? – осторожно уточнила я.
– Знакома? – повторила гостья. – Мы близкие подруги.
Я бросила взгляд на Димона и через секунду услышала звонок своего телефона. Я схватила трубку. На том конце молчали, я сказала:
– Добрый день. Уже приехали? Сейчас спущусь.
Потом встала.
– Дмитрий, будьте добры, угостите наших посетителей. Чай-кофе, печенье-конфеты. Мне придется спуститься вниз на короткое время.
– Непременно! – воскликнул Коробков и направился к шкафчику с припасами.
А я покинула кабинет, на всякий случай отошла к лифту и позвонила домой.
Глава десятая
– Слушаю, – пропела Ирина Леонидовна. – Танюша, как дела?
– Все хорошо, – заверила я, – есть вопрос.
– Задавай! – велела свекровь.
– К нам сейчас пришли люди… – начала я.
– Танюшик, ты же не ожидала, что появятся слоны, – хихикнула Рина.
– Гости весьма странные, – продолжала я.
– Элефанты в Москве не самое обычное явление, – продолжала веселиться Ирина Леонидовна.
– В переговорной сидят женщина, паренек и мужчина лет сорока, – объяснила я. – Как зовут даму, я пока не выяснила, она свое имя не назвала, зато представила остальных членов компании: Никита Павлович и Миша.
– О-о-о-о! – заголосила Рина. – Наконец-то!
– Ты их знаешь? – уточнила я.
– Распрекрасно и со всех сторон! – закричала мать Ивана. – Дюдюля гениальна! Никита Павлович – мегасуперпрофи, а Миша… тут просто слов нет.
– Дюдюля? – повторила я. – Странная фамилия.
– Это имя, можно еще называть ее Дюдюня, – поправила Рина, чем ввергла меня в еще большее изумление.
– Дюдюля, наверное, сокращение, – предположила я, – или прозвище. Как зовут даму на самом деле?
– Ада Марковна, – объяснила Рина, – но она жутко злится, когда отчество слышит. Сколько ее помню, а помню я ее… э… столько лет не живут, сколько мы знакомы. В общем, она Дюдюля, Дюдюня, Дюдя, Дюля, Дюдю. И все в таком духе. На худой конец – Ада. Но никогда не Ада Марковна, обратишься к Штольцбаумкухенрайз таким образом и увидишь, как летают крокодилы.
– Что такое Штольц?.. Дальше я не запомнила, – изумилась я.
– Фамилия Дюдюли, – отрапортовала свекровь. – Тебе все понятно?
– Нет, – честно ответила я. – Зачем женщина с непроизносимой фамилией приехала к нам? Каким образом она смогла войти в здание? Мы никому не заказывали пропуск.
– Танюша, перестань задавать суматошные вопросы, – велела Рина, – сейчас все объясню. Дюдя младшая сестра Тотоши, старшего брата Ляли, мужа тети Никифора. Пока ясно?
– Никифор – ваш муж, отец Вани, – обрадовалась я знакомому имени.
– Всегда знала, что ты умнее большей части населения земного шара, – похвалила меня Рина. – А сестра мужа тети Никифора работала в советские годы в большом желто-сером доме, напротив стоял Дзержинский.
Я села на скамеечку у стены.
– Дзержинский Феликс Эдмундович, который создал в тысяча девятьсот семнадцатом году Всероссийскую чрезвычайную комиссию – ВЧК, она потом превратилась в ОГПУ – НКВД – МГБ – КГБ – ФСБ, так пока и называется, умер в тысяча девятьсот двадцать шестом году. Если женщина, о которой ты говоришь, работала в ВЧК, а Дзержинский стоял напротив и смотрел, то сколько же лет…