Страница 2 из 127
Остальные планеты находились по другую сторону от Солнца — далеко, словно люди, спрятавшиеся на другом конце огромного дома.
Звезды сверкали в темноте, словно холодные бездонные глаза, или окна, светящиеся на другом берегу океана.
Земля и Луна были похожи сейчас на одинокую пару, греющуюся у солнечного костра среди леса, темного, простирающегося на тридцать два биллиона километров. Ужасающее одиночество! — особенно если учесть, что нечто неведомое движется по лесу, все ближе и ближе подкрадываясь к костру; раздвигает черные ветви космического пространства, заставляя тревожно мерцать звезды.
Далеко в Северной Атлантике, капли морской воды упали на лицо Вольфа Лонера, вырвав его из плена кошмарных снов. И высоко на западе через последний рваный просвет в черных тучах он увидел медный щит Луны. Луна была как бы прикрыта пеленой дыма, и он знал, что это затмение, но сквозь еще неразвеявшийся сон ему показалось, будто кто-то взывает о помощи из горящего дома — Диана в опасности? Но через мгновение черные волны и сильный ветер, надувший паруса, размыли и стерли из его сознания эту беспокойную картину.
— Психическое равновесие — это ритм — сам себе сказал Лонер.
В радиусе слышимости его голоса не было ни единой живой души и, собственно, в радиусе трехсот двадцати километров тоже; по его расчетам именно такое расстояние отделяло его от Бостона, в этом одиноком плавании с востока на запад, начатого в Бристоле.
Он проверил трос, укрепленный на руле так, чтобы семиметровая яхта не сбивалась с нужного курса, а затем спиной протиснулся в узкую — не шире, чем гроб — кабину, чтобы в ее тепле еще немножко подремать.
В пяти тысячах километрах к югу от яхты роскошный трансатлантический лайнер с атомным двигателем «Принц Чарльз», словно плавучий скальный массив, следовал сквозь невидимый туман накладывающихся друг на друга радиоволн к Джорджтауну и дальше к Антильским островам. Под климатизированным, погруженным в темноту куполом несколько пожилых людей, позевывающих по причине позднего времени, наблюдали начавшееся затмение. Из центрального зала доносились приглушенные раскаты неоджазового произведения по мотивам Вагнера. В это время капитан Ситвайз с тревогой подсчитывал по списку пассажиров количество присутствующих на корабле известных бразильских фашистов — из этих новоявленных непредсказуемых — отмечая про себя, что наверняка где-то опять ожидается революция.
На островке Кони, в густой тени под новым помостом, стояла худенькая Сэлли Хэррис. Закинув руки за голову, она придерживала вечно наэлектризованные волосы, и улыбаясь, терпеливо ожидала, когда наконец попытки Джейка Лешера расстегнуть бюстгальтер под черной шелковистой тканью ее элегантного суперплатья принесут какие-нибудь результаты.
— Веселого развлечения — сказала она — но помни, что мы должны успеть в парк, чтобы увидеть затмение с десятивершинной горки. Со всех десяти вершин.
— У-у, кому надо пялиться на Луну? Это скучно, нудно, грустно — заявил Джейк, возбужденно посапывая — Сэл, где, к черту, эти застежки и крючки?
— На дне сундука твоей бабушки — проинформировала его девушка. Она подцепила декольте своими серебристыми ноготками и рванула вниз — Магнитное устройство находится на носу, а не на корме, сухопутная ты крыса — засмеялась Сэлли и умело повела плечами — Вот так! Теперь понятно, почему этот бюстгальтер называют исчезающим?
— Боже! — вскричал Джейк — Совсем как свежие горячие булочки! Ох, Сэл…
— Поиграйся — ноздри девушки слегка расширились — но опять же, помни, что ты обещал взять меня на горную железную дорогу. И будь добр, обходись с румянами поосторожней.
Пытаясь сквозь толщу черных туч, укутавших Никарагуа, увидеть отблескивающую металлом поверхность озера Манагуа, дон Гильермо Уолкер, сидя в самолете, пришел к заключению, что идея бомбардировки цитадели «Эль президенте» во время затмения — чисто театральная отчаянная импровизация, абсурдная, как идея режиссера «Алжирского решения» в третьем акте выпустить главную героиню Джейн на сцену обнаженной, что, однако, не спасло спектакль от полного провала.
Как оказалось, предполагаемого полного мрака во время затмения не наступило, и истребителям, высланным из «Эль президенте», не составит особого труда за считанные секунды превратить в решето эту старую колымагу, высокопарно именуемую боевым самолетом, положив тем самым конец Революции Наилучших, или, по крайней мере, прервав участие в этом предприятии дона Гильермо Уолкера, потомка и продолжателя традиций Вильяма Уолкера, известного в Никарагуа корсара середины девятнадцатого века.
Даже если ему удастся выпрыгнуть из подбитого самолета с парашютом, его все равно схватят. Вряд ли он сможет стоически выдержать обработку электрической дубинкой, предназначенной для того, чтобы подгонять скот. Да он будет вопить, как трехлетний ребенок!
Слишком светло, слишком светло!
— Ты жалкая актриска! — крикнул дон Гильермо упрямо светящейся Луне.
— Все никак не сойдешь со сцены!
В трех тысячах километрах от Вольфа Лонера и окружавших его черных туч, неподалеку от темного силуэта экспериментальной электростанции в Северне, использующей энергию приливов, валлийский поэт Дэй Дэвис, вдребезги пьяный, махнул рукой закопченной Луне, желая ей спокойной ночи. Первые проблески рассвета гасили звезды на небе.
— Приятных снов, Золушка! — закричал Дэй — Умой лицо и иди спать, но завтра ты обязательно должна вернуться!
Совершенно трезвый Ричард Хиллэри, болезненный английский прозаик, не отказался от удовольствия съязвить по этому поводу:
— Ты так это говоришь, Дэй, словно боишься, что она уже не вернется.
— Все может случиться, мой Рикки — зловещим тоном ответил Дэй — Мы очень мало знаем о Луне.
— Ты слишком много о ней думаешь — отрезал Ричард — Постоянно читаешь научно-фантастические романы, от которых блевать хочется.
— Да, научно-фантастическая литература для меня… как выпить и закусить, ну, по крайне мере, закусить. Блевать хочется? Наверное, ты вспомнил дракона Эррора из «Королевы пророчиц» и представил, как сначала он оплевывает книги, ненавидимые Спенсером, а за ними собрания сочинений Г.Дж. Уэллса, Артура Кларка и Эдгара Райса Берроуза.
— Научная фантастика ничего не стоит, как и все формы искусства, которые занимаются скорее явлениями чем людьми — заявил Ричард — И уж ты, Дэй, должен это знать. Валлийцы ведь добродетельны и сердечны.
— Нет. Они бесчувственны, как деревья — с гордостью произнес поэт — Они бесчувственны, как Луна, которая влияет на нашу планету гораздо сильнее, чем вы когда-нибудь будете в состоянии понять, вы, сентиментальные еретики, потомки саксов и норманнов, пьяницы, похрапывающие в забегаловках, дегенеративные маньяки гуманитарщины! — и он указал на электростанцию — Энергия Лоны!
— Э, Дэвид — возразил прозаик — ты прекрасно знаешь, что это чудо построено только с одной целью — заткнуть рот таким, как я, выступающим — из-за страха перед Бомбой — против всякого применения атомной энергии. И я прошу тебя — не называй Луну Лоной, это народная этимология. Лона — это валлийский остров, вариант названия Энглен, а никак не валлийская Луна!
Дэй пожал плечами и, не отрывая взгляда от бледной, заходящей Луны, философски заметил:
— Лона — хорошее имя. Это самое главное. А цивилизация — всего лишь соска, которой затыкают рот младенцу по имени человечество. А кроме того — добавил он, усмехнувшись — на Луне ведь есть люди.
— Да — холодно согласился Хиллэри — четверо американцев и черт знает сколько русских. Прежде чем выбрасывать миллиарды на космические путешествия, нужно ликвидировать нищету и страдания на Земле-старушке.
— И тем не менее, на Лоне есть люди, стремящиеся к звездам.
— Да, четверо американцев. Ну и что? По-моему, так этот Вольф Лонер из Новой Англии, вышедший в прошлом месяце из Бристоля на своей лодчонке, вызывает куда больше уважения, чем эти звездные мальчики — все вместе взятые. Он хоть не утверждает, что от успеха его экспедиции зависят судьбы мира.