Безумие на двоих

«Я тебя люблю» — слишком рано.

«Придёшь ли ты вечером?» — слишком навязчиво.

«Я рада, что все закончилось?» — слишком абстрактно.

— Гермиона, — позвал Драко, прекращая внутренние метания девушки, — я переживал за тебя. Очень сильно. И говорю это, не чтобы ты… подумала о том, какой я молодец, а для того, чтобы поняла, — Малфой сделал паузу, всматриваясь в самую глубину ее карих глаз, — я люблю тебя, и… мои слова тогда, несколько дней назад, были всего лишь желанием тебя защитить и не допустить твоего участия в этой битве с Блэк, но… как оказалось, ты не можешь жить без дозы приключений.

— Но все же стоит признать, что без меня вы бы не справились, — в самодовольном стиле Малфоя ответила Гермиона.

— Без тебя мы бы умерли, — серьезно ответил Драко, вмиг сбивая девушку с беззаботного настроя.

Сердце стучало по рёбрам, отдаваясь лёгкой болью в ранах, а щеки потеплели будто под заклинанием. Гермиона из-под пушистых ресниц посмотрела на Драко, впитывая каждую его частичку в себя. Каждую его черточку и морщинку от бессонных ночей, изгиб губ и прямоту носа, взъерошенные волосы и мятый воротник рубашки.

Она так скучала. Что дыхание спирало от одного только взгляда на него.

Ей так его не хватало, что от единственного места соприкосновения с его телом — ладонь, которой он держал ее — электрические импульсы расходились по телу.

Она так его любила, что слова так и хотели сорваться с языка.

— Я тебя люблю, — сами прошептали ее губы.

— Два дня назад я думал, что никогда это не услышу, — тихо произнёс он, в резком и таком желанном порыве склоняясь к ее лицу.

Его губы невесомо коснулись ее. Кажется, что прыснули анестетиком, ведь ранки на коже уже не приносили боли, и хотелось прижаться сильнее, ближе к нему. Такому родному и теплому. Щекочущие потоки удовольствия расходились от нервных окончаний вокруг губ дальше, заставляя чувствовать эту сбивающую с ног радость и желание, и удовлетворение, которое так долго скреблось в ней печалью и грустью.

Его губы лишь на секунду прикоснулись к ее, а ощущение было такое, что перед ними разразилась вселенная и засосала их в свой водоворот безумия, заставляя чувствовать его вместе. Одно на двоих.

***

Аляписто украшенный Большой Зал наводил раздражение и меланхолию. Драко казалось, что красные сердца преследовали его весь день, будто насмехаясь. В принципе, это происходило и в любой другой День Всех влюблённых.

Малфой вообще не понимал смысла этого недопраздника. Все влюбленные парочки становились до ужаса приторными и раскидывали слова о любви друг другу направо и налево, лишь бы все знакомые позавидовали их прекрасным отношениям. Несчастные и одинокие особи как женского так и мужского пола жалобно смотрели на все эти представления «вечной любви» и строчили валентинки, желая отправить их тем, по кому они тайно вздыхали.

Зачем хвастаться перед всеми своими отношениями, Драко мог бы еще понять, но вот смысла писать послания на розово-красной бумаге в форме сердца и анонимно отправлять объекту своего желания Малфой совсем не мог осознать. Нельзя просто взять и подойти в любой другой день к тому, кто тебе нравится? Для этого надо ждать особого момента? Бред.

А раз Малфой считал что-то абсолютной херней, то и желания участвовать во всем этом представлении у него не было. Ежегодным балом-вечеринкой в честь Дня всех влюблённых Драко, как главный староста, совсем не занимался. Просто скинул половину своих обязанностей на старост факультета и наблюдал со стороны за выполнением заданий, которые давала ему Гермиона. А вот на счёт празднования этого дня с его мисс Всезнайкой они не успели обсудить, потому что Грейнджер была, как обычно, слишком занята старостатом, а потому… Драко весь день находился в напряжении.

Вдруг она устроила ему сюрприз?

Или приготовила подарок?

А может, что-то ждёт от него?

Малфой мог и спросить бы обо всем сегодня, но его девушка умчалась ни свет ни заря раздавать указания, и Драко видел ее лишь на совместных занятиях.

А потому вечером в Большом Зале его нервы были на пределе. Мало того, что он не знал, что ожидать от сегодняшнего дня, так и Гермиона, будто издеваясь, не оставалась с ним наедине ни на секунду, в отличии… от других парочек, которые стояли рядом с ним.

Поттер и Уизлетта были самыми типичными представителями этого «знаменательного» дня любви. Они зажимались и противно хихикали, заставляя Драко каждую секунду возводить глаза к потолку. Уизли и Вейн давно умчались — были подозрения, что в Выручай-комнату — на ночь любви, сообщив об этом, наверное, всем и каждому в замке.

Зато Блейз и Полумна спокойно стояли, лишь держась за руки, и не старались выбесить Драко ещё больше, но зато конкурировали с Поттером и Джиневрой Тео и Дафна, которые по-глупому переглядывались, надеясь, что никто не узнает об их любовных утехах под покровом ночи в ванне старост.

Малфой в очередной раз раздраженно вздохнул и пнул валяющуюся на полу розовую дребедень.

— Иди подойди к ней и перестань строить из себя недовольного жизнью, — произнёс Блейз, которого хмурый друг напрягал больше обычного.

— Она слишком занята праздником, не хочу ее отвлекать, — буркнул Драко, все же вглядываясь в толпу и пытаясь найти Гермиону взглядом.

— Все довольны обстановкой: и учителя, и ученики. Она сделала все, что могла, и если ты ее найдёшь и уведёшь отсюда, она будет только рада, — настаивал Блейз, которому уже хотелось сбагрить друга куда подальше и не обращать внимания на его раздражённые вздохи.

Да и… Забини не был дураком в плане девушек, а потому знал, что Гермиона будет очень рада, если Драко проявит инициативу. После того момента, как эта сумасшедшая гриффиндорка заслонила его своим телом от Круциатуса, Забини стал относиться к ней… как к сестре, которой у него никогда не было. Ведь его родители живы во многом благодаря ей, и его тело не подверглось пыткам, а потому Забини просто не мог не принять ее за свою, как и другие слизеринцы. Теперь Гермиона была желанным гостем в их компании, что не могло не радовать Драко. И даже Тео смог смириться с ее присутствием и теперь не кидал в ее сторону гадких фраз, а лишь немного подшучивал в их привычной манере.

И сейчас Блейз был готов сделать все, что угодно, лишь бы пихнуть Драко в сторону Гермионы, ведь День всех влюблённых, как бы не противился Малфой, никто не отменял, а потому даже одной единственной розе или признанию в любви от своей второй половинки будет рада любая девушка. И особенно та, кто этого в глубине души ждёт.

— Когда она освободится, сама подойдёт. Вряд ли она будет рада моему настырному вмешательству, — не сдавался Драко.

Он теребил пальцами серебряную запонку на рукаве накрахмаленной рубашки и думал о том, чтобы воспользоваться советом Блейза. Но что-то внутри не давало, наверное, гребанная гордость, которую в пору было бы утопить, но нет же, она каждый раз вылезала, как черт из табакерки, и мешала жить.

Забини же был удивлён, что после всего, что они пережили, Малфой умудрялся включать упрямого мудака, но, как говорится, тяжело исправить мужскую натуру, хотя у Гермионы все же получилось. Сделать Драко более покладистым и спокойным, что уже было прогрессом.

После их фееричного возвращения в замок, когда Гермиона истекала кровью у Драко на руках, а он с видом загнанного в угол зверя пытался заставить всех действовать быстрее, ни у кого больше не было сомнений, что они вместе. Да и в принципе сомнений, что все это подстава, тоже не было, ведь Драко, сидящего день и ночь в больничном крыле рядом с Гермионой, находящейся без сознания, никто не мог забыть или как-то опровергнуть.

Теперь их появление где-либо за руку было само собой разумеющимся и не требовало громких воскликов и перешёптываний. Но зато появилась новая пара, которая заставляла все это раз за разом повторять.

Пэнси и Зак сошлись через неделю после той битвы с Амабеллой, которую, кстати, вместе с ее союзником Феликсом довольно быстро Визенгамот осудил и отправил на пожизненный срок в Азкабан. А Паркинсон и Смит неожиданным образом стали появляться в замке вместе, распыляя лучи счастья и любви, что было очень странно для Пэнси. Забини думал, что очень хорошо ее изучил за столько лет совместного обучения, но такого он точно не ожидал. Паркинсон стала заметно более открытой и доброй, что было крайне подозрительно, но Дафна один раз сказала, что она просто нашла нужного человека и открылась по-новому, а потому Блейз решил не вмешиваться, а лишь радоваться за подругу, которая столько всего пережила по вине Хопкинса.