Страница 41 из 71
– Понятия не имею. Но если мы с тобой хотим докопаться до сути этого дела, то должны перестать делать вид, что не доверяем друг другу.
Он закатил глаза.
– Знаешь, на что это похоже? Как конокрад учит фермера запирать дверь конюшни. Итак, я пришел к какому-то выводу. Ты настаиваешь, что ничего не знаешь. Я тебе не верю. Есть вероятность, что мы оба правы.
– Продолжай.
– Вероятно, ты что-то знаешь, но сама об этом не догадываешься.
Он повернул голову, и я заметила, как в свете ламп переливаются его волосы. При таком освещении к их угольной черноте прибавлялся иссиня-черный отблеск, и казалось, что они сверкают изнутри. Как обидно, что такие волосы достались мужчине, с завистью подумала я. Модная леди отдала бы не меньше пятидесяти фунтов за такой парик.
– Вероника! – он помахал рукой у меня перед лицом. – Слушай внимательно, когда я говорю. В облаках будешь витать потом.
– Прекрасно. Признаю, я тоже была не слишком разговорчивой. Но с этим покончено. Спрашивай меня о чем хочешь. Я скажу тебе все, что ты захочешь узнать. Но в ответ прошу того же.
Он открыл рот, но не успел еще возразить, а я уже поспешно продолжала:
– Обещаю спрашивать только о том, что может касаться расследования. Можешь продолжать хранить свои секреты. Договорились?
Я протянула руку и после некоторой внутренней борьбы он пожал ее.
– Договорились. И в доказательство твоей искренности давай с тебя и начнем. Этот человек не пытался тебя найти после смерти твоей первой опекунши, мисс Люси Харботтл. Только когда ее сестра тоже умерла и ты осталась совсем одна, он озаботился тем, чтобы найти тебя. Отсюда вытекает очевидный вопрос: что изменилось со смертью Нелл Харботтл?
Я ненадолго задумалась.
– Ну разве что я осталась совершенно одна на всем свете. Я собиралась покинуть коттедж «Королек» и снова отправиться путешествовать. Но он не мог об этом знать. Я никому не рассказывала об этом, кроме викария, да и то уже буквально за несколько минут до прибытия барона.
– Значит, дело не в этом, – продолжил он. – Что у тебя с наследством? Тетя Нелл оставила тебе какие-то деньги?
Я подавила смешок.
– Немного. Несколько банкнот и монет в коробке с деньгами на хозяйство, но я их там и оставила, чтобы компенсировать владельцу причиненный ущерб.
– Банковские счета? Вложения? Драгоценности?
Я качала головой на каждое предположение.
– Единственный счет был открыт на нас обеих, и текущий баланс на нем – шестнадцать шиллингов. У меня есть немного собственных денег на путешествия, но они на отдельном счете. Вложений никаких не было, и тетя Нелл не носила никаких украшений, кроме крестика, с которым ее и похоронили. Она никогда его не снимала на моей памяти, и мне показалось неправильным хоронить ее без него.
В его глазах засверкало любопытство – так может смотреть хитрый зверек.
– Он был дорогой?
Я пожала плечами.
– Нет, конечно.
Стокер шумно вздохнул.
– Что же еще? Что могло привести туда их обоих?
Он задал этот вопрос, скорее, самому себе, а потому я сидела молча и не мешала ему думать.
Несколько минут он молчал, что-то обдумывая, а потом снова стал сыпать вопросами.
– Как жили твои тетки? Если в банке у них не было денег, откуда они брали средства, чтобы вести хозяйство? У них были друзья? Они с кем-то состояли в переписке? Имели ли они странные привычки?
Я подняла руку, чтобы остановить его.
– Задавай по одному вопросу, ведь нужно подходить к этому разумно. Во-первых, деньги. Я не знаю, откуда они приходили. Раз в квартал на счет поступала определенная сумма. Тетя Нелл не распространялась о них подробно, но дала мне понять, что это часть фамильного наследства. И пока ты сам не спросил – нет, я не знаю ничего о ее семье, только то, что и она, и тетя Люси родились и выросли в Лондоне. Тетя Люси сказала однажды, что, кроме них, никого не осталось, так что, думаю, эти деньги – ежегодное содержание, которое должно было выплачиваться им при жизни. Что касается друзей и переписки, могу тебе с уверенностью сказать, что у них не было ни того, ни другого. Им хватало общества друг друга, и они крайне редко выходили в свет. Они ходили в церковь и время от времени участвовали в различных комитетах, но не поступались привычным жизненным укладом ради того, чтобы завести друзей. И когда мы уезжали из какой-либо деревни, они никогда потом не переписывались с бывшими соседями. Что там еще?
– Странные привычки, – напомнил он. – Что угодно, что в то время поражало тебя или казалось любопытным.
– Единственная привычка, которую я могу припомнить, – это то, что непременно каждое утро им требовалась свежая газета и обязательно «Таймс». Они хотели быть в курсе мировых событий. Тетя Нелл была очень серьезной, всегда погружена в шитье или чтение Библии. Единственным подарком, который она сделала мне за всю жизнь, был девиз для моей комнаты: «Плата за грех – смерть», – сказала я с некоторым содроганием.
– Боже мой! – ответил он.
– Вот именно. Но тетя Люси это сполна компенсировала. Она была милой и доброй, прекрасно ухаживала за садом. Не любила моих путешествий, но понимала их. Мой первый сачок – это ее подарок, а в память о моей первой экспедиции она подарила мне компас, – сказала я, дотронувшись до маленького прибора, приколотого к жилету. Закрыв глаза, я все еще могла ее себе представить: облако пушистых белых волос на голове, добрые руки сжимают мою ладонь. «Так ты всегда найдешь путь домой, девочка моя», – сказала она мне тогда, и в ее глазах стояли слезы.
Казалось, Стокер впал в забытье, но потом медленно вернулся к реальности, будто курильщик опиума, вынырнувший из его паров.
– Кажется, я все понял. Твои тетки скрывались, потому что совершили преступление.
– Стокер, ты меня поражаешь. Поверить не могу, что твое воображение так далеко тебя завело. Ты готов предположить, что эти две безобидные старые женщины были преступницами!
– Сама подумай, – упорствовал он. – Это же единственное разумное объяснение. У них есть деньги, достаточно, чтобы жить с комфортом, но они не раскрывают их происхождения. Не заводят друзей и ни с кем не общаются. Переезжают с места на место. Все отлично сходится, – закончил он, откинувшись назад с удовлетворенным видом.
– Я могу выдумать еще дюжину объяснений ничуть не хуже твоего, и ни в одном из них две милые старушки не будут выглядеть преступницами, – парировала я.
– Назови мне хоть одно.
Я открыла было рот, но сразу и закрыла.
– Ну хорошо, сейчас мне ничего не приходит в голову. Но я обязательно придумаю что-то не менее замысловатое, чем твое объяснение. Ты мне лучше скажи, Стокер, раз ты так уверен в их виновности, какое именно преступление они совершили?
В моем голосе звучал неприкрытый сарказм, но Стокер ответил, явно наслаждаясь своим триумфом.
– Похищение!
– Что, прости?
– Я думаю, что они похитили тебя, Вероника. Ты же им не родственница. Как ты к ним попала? Думаю, они тебя украли. Наверное, у тебя была невнимательная нянька или очень молодая мать. Тебя оставили спать в коляске, в парке или в зеленой деревушке, а когда ты оказалась без присмотра, сестры Харботтл подкрались и утащили тебя.
– Стокер, хоть на словах ты этого и не признаешь, но твои вкусы в литературе явно тяготеют к сентиментальности и абсурду. Сестры Харботтл никуда меня не утащили. Я – подкидыш.
– Ага, и куда же именно тебя подкинули?
– О господи! Я не знаю! Я их об этом не спрашивала, и сами они мне не рассказывали. Они вообще не любили говорить о своем прошлом. Мы не обсуждали подобные вещи.
– А что же обсуждали?
Я шумно вздохнула.
– Говорю же тебе: садоводство с тетей Люси, шитье и грехи с тетей Нелл. Они ничем больше не интересовались, и только об этом велись все разговоры. Кроме того, тетя Нелл присматривала за кухней; тетя Люси обучила меня основам сестринского дела. По вечерам я читала им вслух. Вот и все.