Страница 19 из 71
– Что это?
– Обручальное кольцо, – ответил он.
Я уставилась на тонкую золотую полоску у себя на пальце. Кольцо было немного погнуто и поцарапано, как будто его швырнули в минуту гнева.
– Как так вышло, что у вас в запасе есть обручальное кольцо, мистер Стокер? Вы что, имеете обыкновение похищать молодых женщин и выдавать их за своих жен?
– Не ваше дело, – отрезал он. – Теперь будете откликаться на имя «миссис Стокер», пока мы будем у моих друзей. Можете обращаться ко мне «Стокер» или «муж», мне неважно.
– Может быть, лучше Люцифер? – пробормотала я себе под нос.
Он не отреагировал на мое замечание и спросил:
– Какое у вас имя в крещении?
– Можете звать меня миссис Стокер, – посоветовала я, гордо вздернув подбородок. Он грубо рассмеялся.
– Ни один мой знакомый не поверит, что я могу так формально обращаться к женщине, на которой женат. Какое имя вам дано при крещении?
– Вероника, – ответила я наконец.
Он уставился на меня.
– То есть как растение вероника семейства подорожниковых, известное также как «спидвелл»? Вы шутите!
– Вовсе нет, – ответила я с возмущением. – Моя тетя Люси увлекалась садоводством.
– И поэтому сделала из вашего имени своего рода ботаническую шутку?
– Вероника – очень полезное растение, – заметила я. – Ее называют также синюшкой или козьей мордой, и это самый популярный представитель семейства подорожниковых. Ее очень хорошо заваривать при простуде.
– Боже, пожалуй, вы должны быть ей благодарны за то, что она не назвала вас козьей мордой! А попроще имени у вас нет? Как вас звали, например, другие дети или сердечный друг?
– Я не играла с другими детьми, а мои сердечные друзья, как вы сами только что грубо выразились, – не вашего ума дело.
Он приподнял бровь.
– Друзья? Во множественном числе? Вы темная лошадка, не правда ли?
Я ничего не ответила, и он вздохнул.
– Ну хорошо. Пока мы будем здесь, вы будете для меня моей милой Вероникой.
Он сунул мою руку себе под локоть и прижал ее, пожалуй, слишком крепко для того, чтобы это показалось приятным.
– А теперь улыбайтесь и смотрите на меня с обожанием. Мы на месте.
Тишину нарушали лишь шорох ночных существ и редкие трели соловья. Лагерь – пестрое собрание шатров, телег и цыганских кибиток – дремал. То тут, то там в темноте мелькали огни, будто светлячки, и только по одному шатру можно было понять, что кто-то не спит. Это был большой шатер в красно – золотую полоску, у входа в который на легком ветру покачивались китайские фонарики. Мистер Стокер крепко держал меня под локоть, пока мы шли через лагерь. Каждый шатер или фургон был раскрашен в свой цвет, но мы двигались очень быстро, и я не успевала их рассмотреть. Наконец мы добрались до большого шатра и остановились перед ним, так что я успела прочитать плакат, растянутый над входом, выведенный изящными буквами с вензелями: «Бродячий цирк уродств профессора Пигопагуса».
Мы пришли.
Глава девятая
Я не успела ни о чем спросить, потому что мистер Стокер уже дернул за ленту с колокольчиками, висевшую у полога, и позвонил. Изнутри доносилась музыка: странные, будто потусторонние звуки, полные грусти и томления, – ее было почти физически больно слушать, такой острой казалась эта тоска. Послышался голос:
– Стокер, ну наконец-то, входи!
Мистер Стокер приподнял полог и жестом велел мне следовать за ним. Я шагнула внутрь, и передо мной открылась сцена прямиком из какого-то странного сна. Стены шатра были завешаны ярким шелком и множеством китайских фонариков, пол – устлан слоем тонких турецких ковров. Но мое внимание привлек не необычный интерьер. Шатер был полон людей, и ни один из них не походил ни на кого из тех, с кем я встречалась прежде. Там была женщина, невообразимо толстая, она сидела на стуле размером с три сдвинутых вместе кресла. В руках она держала тарелку пирожных с кремом и была полностью ими поглощена, управляясь с ними при этом с определенным изяществом. Рядом с ней стоял мужчина с головой льва, черты лица которого скрывали густые волосы не менее четырех дюймов в длину; одет он был в военную форму с потрясающим набором наград и медалей на груди. Его рука покоилась на спинке инвалидного кресла, в котором дремала невероятно старая дама. Далее стоял самый большой мужчина из всех, что мне доводилось встречать; мистер Стокер казался мне высоким со своими шестью футами роста, а этот имел не менее семи и такое нагромождение мускулов во всем теле, какое я видела лишь на карикатурах. Дальше вплотную стояли два стула без подлокотников, и я скоро поняла, почему они расположены именно так. Два джентльмена, сидевших на них, были соединены в области ребер и располагались рядом, как корешки книг: касаясь друг друга спиной и плечами. У одного из братьев в руках был аккордеон – источник странной музыки, а другой держал только тонкую сигарету в мундштуке в фут длиной, которой он замахал, когда мы вошли.
– Дорогу, дорогу новобрачным! – закричал он, театрально размахивая мундштуком.
Мистер Стокер прошел и встал перед ним, подтолкнув и меня вперед.
– Добрый вечер, профессор, – сказал он. – Сколько лет…
– Почти два года с тех пор, как ты нас покинул, – ответил вкрадчиво профессор.
На лице мистера Стокера дрогнул мускул, и тогда я поняла: он опасается того, какой прием окажут ему друзья.
– Понимаю, я тогда уехал немного неожиданно, – начал он, но профессор жестом прервал его.
– И все же блудный сын всегда возвращается; разве не так нас учит Библия? И получает справедливую награду. Кажется, я припоминаю что-то о том, что каждый человек обретает именно то, что заслужил, – заметил он с тонкой улыбкой, которая совсем не касалась глаз. Он поднял голову и посмотрел на меня оценивающе и с любопытством. Мистер Стокер заговорил:
– Позвольте представить вам мою жену, Веронику Стокер. Вероника, это профессор Пигопагус.
К чести мистера Стокера, он не споткнулся ни на моем имени, ни на слове «жена». Он пристально смотрел на меня, и у меня появилось странное ощущение, что мое поведение в ближайшие несколько минут окажется решающим для наших дальнейших отношений.
Я шагнула вперед и протянула руку.
– Приятно познакомиться, профессор.
Профессор сжал мою руку и вскрикнул от восторга.
– Дети, взгляните, Стокер привел к нам жену! Дорогая, мы рады принять вас в нашу маленькую семью уродцев, – сказал он, но в его голосе не было искреннего тепла. Он держал мою руку в своей, под тонкой кожей явно ощущались кости. Он продолжил свою речь:
– В нашем бродячем цирке больше участников, чем собралось сейчас, но вы должны понять: уже очень поздно, и остальные ушли отдыхать. Им нужно больше сна, чем нам, – добавил он, скривив губы. – Позвольте представить вам остальных.
Он театральным жестом обвел присутствующих.
– Во-первых, моя дорогая мадам дю Лэ. Мадам. Мадам! – Он резко похлопал в ладоши. Старая женщина в инвалидном кресле вздрогнула, подняла голову и прислонила к уху латунный слуховой рожок.
– Что? Почему вы меня беспокоите? – с возмущением спросила она. Укутанная в ворох шалей и дорожных пледов, она посмотрела на присутствующих выцветшими, подернутыми старческой пленкой глазами.
– Моя дорогая мадам, хочу вам представить нашу гостью, миссис Стокер. Стокер вернулся и привел с собой жену.
Ему пришлось трижды повторять ей эти слова, и, когда она наконец поняла, о чем речь, ее старое, морщинистое лицо нахмурилось еще сильнее.
– Стокер! – воскликнула она. – Никогда его не любила. Скверный чертенок.
– О, но я уверен, что его жена покажется вам очаровательной, – решительно сказал профессор, сложив губы в улыбке. Я подошла, чтобы пожать ей руку, но она уже снова уснула. Профессор покровительственно взмахнул рукой. – Нужно быть снисходительной, дорогая. Ей сто пятьдесят три года. Она была кормилицей Наполеона.
Я услышала, как за моей спиной Стокер сухо добавил: