Гнев Тиамат

– Вы меня знаете, адмирал?

– Я не… верховный консул…

– Да, я дочь и наследница верховного консула, – произнесла девочка. – Вы поняли. Хорошо. Я на «Росинанте» по поручению отца. Ваши угрозы смехотворны, а ваша обязанность – немедленно вернуться к порученной вам обороне родной планеты.

Девочке наверняка не было и шестнадцати, но в голосе ее звучала непринужденная надменность. Наоми, обернувшись к Джиму, выговорила одними губами:

– Правда?

Он по-астерски пожал не плечами – одной ладонью.

– Мисс, – заговорила адмирал, бессознательно кланяясь. – Вы… меня не предупреждали… это вне всякого регламента, мисс. Боюсь, я не могу никуда пропустить этот корабль.

Девочка театрально закатила глаза.

– А протокол существует? Протокол безопасности?

– Простите?

– Если я в беде, меня удерживают против воли. Угрожают. Что бы там ни было. Существует ли условная фраза? Какой-нибудь знак, который я могу вставить в разговор незаметно для похитителей?

– Я… это…

– Отвечайте, да или нет, адмирал. Это несложно.

Этак «Вихрь» всадит в них атомный заряд, только бы избавиться от девчонки.

– Существует, мисс, – признала адмирал Гуярат.

– А я подала такой знак?

– Нет.

– Значит, примите как факт, что я не под давлением. Что между верховным консулом и лидерами подполья что-то происходит – что-то, доверенное мне и неизвестное вам. Учитывая это… Возвращайтесь. На. Свой. Пост.

Женщина на экране расправила плечи.

– У меня приказ адмирала Трехо…

– Стоп, – перебила девочка. – Как его фамилия?

– Чья?

– Адмирала Антона Трехо. Как его фамилия?

– Трехо?

– Да, – кивнула девочка и подалась к камере, заполнив своим лицом весь экран. И заговорила тихо, с раскаленной докрасна яростью: – Моя – Дуарте.

– Простите, мисс, – сказала адмирал. – Я не могу отпустить ваш корабль.

– Да? – процедила девочка. – Тогда стреляйте на хрен.

Она оборвала связь и обернулась к опешившему Алексу.

– Можно двигаться. Она перепугана насмерть.

– Приготовиться к перегрузке, – объявил Алекс по общему каналу, и девочка, коротко кивнув, снова откинулась в амортизаторе.

– Джим? – позвала Наоми.

– Знаю, – ответил тот. – Действительно, странный выдался день.

– Мы думали, ты погиб, – сказала Наоми, входя в лифт.

Амос моргнул своими пугающе черными глазами и пожал плечами.

– Ага, понятное дело, босс. Что тут скажешь? Извини.

Восемь часов под ускорением вывели их из пределов досягаемости «Вихря». Через пятнадцать она почти почувствовала себя в безопасности. Не совсем в безопасной безопасности, но хватило, чтобы она решилась выйти из рубки и начать разбираться во всем, что произошло, выслушивать рассказы о возвращении Джима и Амоса. И о том, как сюда замешалась Тереза Дуарте.

И еще – рассказать им о своем долгом одиноком странствии. О потерях. Когда они собрались вчетвером, Алекс попросил провести церемонию. Как будто мироздание предоставило им шанс, и он боялся, что шанс ускользнет, если им не воспользоваться. И они с Амосом вместе направлялись к шлюзу, как будто вернулось прошлое. Только вернулось совсем другим.

Амос странно переменился. Кожа у него стала одновременно бледнее и темнее, как если бы на черное положили тонкий слой белой краски. В глазах была темнота, и двигался он непривычно. Но так много времени прошло, что возможность думать о нем без горя и тревоги делала эти перемены всего лишь любопытными. Намного лучше, чем то, что Наоми носила в себе с тех пор, как его потеряла.

– Я бы вышел на связь раньше, но… ну, не готов был. Пришлось потерпеть.

– Что случилось?

Он пожал плечами.

– То да се… Но приятно вернуться.

Лифт остановился, она вышла. Амос отстал всего на шаг.

– Ты другой.

– Угу, – дружелюбно улыбнулся он. Так по-амосовски это было сказано. Так знакомо.

– Бомба не сработала? – спросила она.

– Да нет, с бомбой порядок.

– Тогда почему ты не выполнил задание? Я не виню, но… О чем ты там думал?

Амос помолчал, будто прислушиваясь к чему-то неслышному для нее.

– Познакомился с девчонкой, – сказал Амос. – Показалось вроде как гадко ее убивать. Я подумал, может, мы не правы.

Он опять пожал плечами.

Наоми обернулась и обняла его. Как будто стальной стержень обнимала.

– Хорошо, что вернулся.

Алекс с Холденом ждали у внутренней двери шлюза. Алекс переоделся в мундир флота Марсианской Республики Конгресса. Джим был в парадной белой рубашке. Он вымыл и зачесал назад волосы. Смотрел серьезно и строго.

Гроб в шлюзе был всего лишь скорлупкой, просто мешком для трупов с укрепленными кое-как бортиками. И был он пустым.

– Мы всегда так делали, – сказал Алекс, когда все собрались. – Когда кого-то потеряли и не смогли вернуть тело. Все равно прощались.

Он уперся взглядом в палубу. Джим поступил так же. Амос принял суровый вид, как всегда в такие минуты. Наоми захлестнуло сложное чувство. Печаль и радость, облегчение и пустота потери, которую ничем не заполнишь.

Алекс откашлялся и вытер глаза тыльной стороной ладони.

– Бобби Драпер была мне лучшим другом. Десантницей до мозга костей. На этом держалось все, что она делала. Она была отважной и благородной, сильной. Она стала чертовски хорошим капитаном. Я помню, как Фред Джонсон когда-то проталкивал ее в послы, и она стала таким послом, как считала нужным, а не разыгрывала политика. Она всегда была такой. Бралась за невозможное и исполняла.

Он глубоко вздохнул, открыл рот, словно хотел еще что-то сказать, закрыл и мотнул головой. Джим уже тоже плакал. И она тоже. Новые черные глаза Амоса задвигались, словно он прочел что-то в воздухе, и он вздернул подбородок.

– Она была та еще стерва, – сказал он, помолчал и удовлетворенно кивнул.

– Ее будет не хватать, – добавила Наоми. – Отныне и навсегда.

Они постояли молча, а потом Джим выступил вперед и запустил механизм наружной двери. Когда она открылась, маленький химический двигатель гроба выбросил его за борт. И гроб скрылся. Джим закрыл люк, развернулся и шагнул в корабль, обняв за плечи ее и Алекса. Почти тотчас же ее плечи обхватила и тяжелая лапа Амоса. Все четверо обнялись среди гула и рокота «Росинанта». И стояли так долго.

Маленький флот сопровождения был ближе к вратам и прошел их, когда «Роси» оставалось еще больше половины пути. Алекс гнал немилосердно, рассчитывая на пополнение реакторной массы в дружественной системе Госснера. Если они чуть чаще делали перерывы на отдых и разгонялись чуть мягче, чем при рывке в систему, то только ради экономии массы и потому, что «Вихрь» с истребителями держались у Лаконии, сбивая торпеды и запущенные по длинным дугам камни, брошенные в планету людьми Наоми. На третий день гонки к вратам кто-то отрастивший себе яйца решился отдать приказ, и «Вихрь» швырнул в уходящий «Роси» полдюжины торпед. ОТО сняли их все, а новых не последовало.

Под ускорением у Наоми находилось время рассчитать безопасный график перехода и связаться по лучу с другими кораблями. От начала до конца кампании они потеряли тридцать два корабля и почти две сотни жизней. Они вернули Джима и Амоса, захватили Терезу Дуарте и уничтожили производство, обеспечивавшее Лаконии ее мощный флот. «Вихрь» оставался тяжелой машиной убийства и при желании мог взять под контроль любую систему. Но он был один. Чтобы атаковать какие-либо врата, ему пришлось бы оставить без защиты Лаконию. Он был к ней привязан.

«Предштормовой», достигнув врат, перед переходом послал Наоми официальное приветствие. Джиллиан Хьюстон уводила корабль обратно к станции Драпер и ожидала новых распоряжений. Странная мысль. Наоми истратила на выигранную битву столько умственной энергии и сосредоточенности, что почти забыла о предстоящем. Освобождение от Лаконии не означало – не могло означать – возвращения под фактическую власть Союза перевозчиков. Прежде всего, не стало станции Медина, и никто не собирался устраивать в пространстве колец новой постоянной базы. К тому же Лакония заменила прежние механизмы торговли и управления своими.